По справедливости говоря. Почему в России нет социального равенства?

61% граждан считают российское общество несправедливым, показало исследование Фонда «Общественное мнение». «АиФ» обсудил этот факт с научным руководителем Института экономика РАН Русланом Гринбергом.

Рынок справедливым не бывает

— В чем первопричина ситуаций, вызывающих у человека чувство несправедливости?

— В громадном имущественном расслоении. Две трети людей в России живут от зарплаты до зарплаты, не имея никаких сбережений, больше половины экономит на еде. В последние 7 лет реальные доходы большей части российского населения падают. Но узкий слой бизнесменов и чиновников богатеет, несмотря на череду кризисов.

— Экономисты, называющие себя либералами, утверждают: чем больше денег у миллионеров и миллиардеров, тем больше и у всех остальных. Почему в России этот тезис не подтверждается?

— Он основан на предположении, что часть богатства просачивается сверху вниз. Но «невидимая рука» свободного рынка сама доходы не перераспределяет. Нужны перераспределительные механизмы, за функционирование которых ответственно государство. А они в России работают плохо.

Во всех развитых странах самые бедные освобождены от подоходного налога, а у нас они его платят. Налог на богатство там уходит за 40%, а у нас реформа НДФЛ, о которой объявило правительство, предполагает, что для самых высоких доходов ставка будет поднята лишь до 15%. И пособия для бедных, которые растут в последнее время, принципиально ничего не меняют. Они снижают остроту проблем, с которыми сталкиваются люди, борющиеся за выживание. Но вопиющие контрасты, характерные для современной России, от этого не исчезают. Разрыв между доходами 10% самого состоятельного и 10% самого бедного населения у нас нынче 15 раз! В успешных странах Европы он только 6-7 раз, а в СССР вообще была трехкратная разница.

— Как мы откатились так далеко?

— В 1990-х гг. в соответствии с доктриной «свободного рынка» социальное развитие страны было пущено на самотек. И тогда же в результате приватизации меньшинство самых удачливых и близких к власти людей захватило самые лакомые куски собственности, которые оставил социализм.

— Рынок стране был не нужен?

— Нужен. Он покончил с унизительным товарным дефицитом и уравниловкой в доходах. Появилась возможность больше зарабатывать на основе личной инициативы. Но я считаю, России и другим бывшим соцстранам не повезло в том, что реформы в них проходили в обстановке всеобщего обожания рынка. Если бы они начались в 1960-е гг., результат был бы другим. Это было золотое время социального государства, капитализма с человеческим лицом, принявшим некоторые принципы социализма. Но потом начался обратный тренд, который привел к такой идеализации свободного рынка, что даже наши шахтеры 30 лет назад проводили забастовки с требованием частной собственности и приватизации.

Однако рынок близорук. Он не смотрит на многие годы вперед, ему нужна краткосрочная эффективность. Долгосрочные инвестиции с непредсказуемым результатом ему не интересны. Важнее финансовый результат здесь и сейчас, а о социальных последствиях принимаемых решений никто не задумывается. Поэтому в здоровой экономике должен действовать принцип середины: рынок должен сочетаться с активной экономической политикой государства. А когда маятник резко раскачивается, ситуация становится опасной.

Раньше думали о родине, теперь — о себе

— Что вас тревожит больше всего?

— В России пока не удается остановить деградацию социальной сферы. Пример — здравоохранение, важность которого сейчас, во время пандемии, трудно переоценить. Но качество медуслуг несколько лет назад упало в результате очередной реформы, построенной на доктрине финансовой эффективности. Чтобы повысить зарплаты одним медикам, уволили других. И теперь вместо того, чтобы изучать новые методы лечения, врачи работают на износ. Вместо того, чтобы внимательно вникать в состояние пациента, они ведут прием строго по минутам.

Чрезвычайно высокая социальная цена реформ 1990-х стала главной причиной того, что в российском общественном сознании оказались заметно дискредитированными демократия и свобода. Общество утрачивает социальную солидарность, атомизируется: каждый выживает в одиночку. Мало кто, кроме людей, связанных с госорганами, надеется на заметное улучшение личного благополучия.

— Тем не менее только 1% граждан, опрошенных в сентябре Фондом «Общественное мнение» (ФОМ), заявили, что для восстановления социальной справедливости в России нужно вернуть социалистический строй и тотальную госсобственность. Вас это не удивляет?

— Если этот так, меня это радует. Это говорит о взрослении нации, которая понимает: не нужна такая справедливость, которая сводится к уравнительности и запретам. Но многие сейчас идеализируют СССР, и это тоже понятно. Несмотря на систему, подавлявшую личные свободы, партийные работники больше заботились о конкретных людях. Я немало видел тому примеров, бывая в разных районах страны в советское время.

А сейчас у меня такое ощущение, что государственный аппарат превратился в замкнутую самодостаточную корпорацию, и часть населения стала для членов этой корпорации помехой в реализации их планов. Некоторые чиновники по-ребячески проговариваются, советуя бедным семьям питаться «макарошками» и заявляя подросткам, что «государство не просило их рожать». И проблема не в том, что говорят такие вещи плохие люди. Как правило, выдают эти перлы руководители, сформировавшиеся в последние 30 лет. Их с детства приучили: думай прежде всего о достижении личных целей, об эффективности, желательно не нарушая законов. А в СССР, помнится, пели: «Раньше думай о родине, а потом — о себе».

Цена неравенства

— Что теряет страна с таким сильным социальным расслоением, как в России?

— Низкие доходы, свойственные большинству населения, парализуют потребительский спрос. Из-за этого экономика развивается медленно, возникает угроза ее деградации. А горстка богатых людей при всем желании не может потратить свои деньги на родине. Просто не нужно столько миллионов и миллиардов на жизнь. Но им важно позаботиться о своих деньгах, их приумножить — и они кладут деньги в банки других стран, где ситуация постабильнее.

В результате капиталы бегут за рубеж. Есть данные, что за все годы с начала российских рыночных реформ на один доллар, который Запад вложил в нашу экономику, сам он получил из России три доллара. И это тоже супернесправедливо.

— Но только ли с материальными факторами связана несправедливость?

— Не только. Еще сильнее усугубляет ее чувство невозможности повлиять на события. Социальное расслоение так или иначе есть во всех странах. Но в России сегодня, кроме всего прочего, нет политической конкуренции, что ведет к консервации власти. У правящего дома, чувствуется, нет стремления радикально поменять ситуацию. А раз сменяемость власти под вопросом, то и вероятность смены социально-экономического курса также низка. Те меры помощи бедным, которые в последние годы реализует правительство, сдерживают социальный протест. Но застой в экономике остается, и стагнация доходов основной массы людей — вместе с ним.

— От кого зависит укрепление социальной справедливости? 56% респондентов, опрошенных ФОМ, считают, что главным образом от властей, 32% полагают, что эту задачу невозможно решить без участия граждан. А что вы думаете?

— Если вы твердо убеждены, что власть не должна меняться, то тогда понятно: надо надеяться на власть. В этом случае вы подданный, а не гражданин, и вы надеетесь, что «наверху» рано или поздно примут справедливые решения. А если вы гражданин, вы должны стремиться выбрать такую власть, которая будет отвечать вашим ценностям и желаниям.

Беседовал Алексей Макурин

АиФ. 29.10.2020