«Привнести сюда идеологию талибов невозможно»

Период правления президента Узбекистана Шавката Мирзиеева, который в воскресенье с большой вероятностью переизберется на второй срок, запомнился серьезными изменениями во внешней политике страны. Глава МИД Узбекистана Абдулазиз Камилов ответил на вопросы корреспондента «Ъ» Кирилла Кривошеева о том, почему Ташкент столь осторожен в плане принятия решения о вступлении в Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и чего ждет от талибов, контролирующих соседний Афганистан.

— Когда Шавкат Мирзиеев пришел к власти в 2016 году, он начал новый внешнеполитический курс, который обозначили как «Прагматичный миротворец». Этот курс включал в себя стремление к налаживанию отношений с соседями и к росту торгового оборота. Удалось ли Узбекистану полностью реализовать задуманное или определенный след изоляционизма, который был свойственен политике Узбекистана раньше, все же остался? В частности, по какой причине Узбекистан столь осторожен в плане принятия решения о вступлении в ЕАЭС?

— Конечно, за такой короткий период решить одним махом все проблемы, которые копились и достались еще в наследство от нашего прежнего большого государства (СССР.— «Ъ»), очень сложно. И кроме того, к сожалению, мы еще внесли свой вклад в то, что эти вопросы за прошедшие (с момента распада Советского Союза.— «Ъ») годы лишь усложнились. Но тем не менее многие вопросы решаются. Есть взаимное доверие.

Что касается ЕАЭС, о котором вы говорите, то мы уже начали участвовать в некоторых встречах, причем на достаточно высоком уровне, на самом высоком. Мы изучаем все плюсы и все минусы, имея твердое желание воспользоваться возможностями, которые открываются для развития нашей экономики, а также нашего регионального и международного сотрудничества. Я имею в виду, конечно же, прежде всего экономическое измерение нашего сотрудничества.

В то же время хочу сказать откровенно: мы присматриваемся к некоторым критическим замечаниям тех, кто уже непосредственно является членами Евразийского экономического союза в течение нескольких лет (в него входят Россия, Белоруссия, Армения, Казахстан и Киргизия.— «Ъ»). Мы хотим узнать, в чем заключается их недовольство, претензии, с чем связаны критические высказывания. То есть, с одной стороны, мы будем идти к тому, чтобы воспользоваться открывающимися возможностями. Но в то же время мы хотим сделать это с наименьшими издержками и с учетом опыта наших соседей.

— Недавно вы заявили, что Узбекистан не рассматривает возможность размещения американских военных объектов на своей территории. Но точную ли информацию дало издание Politico, сообщив, что Вашингтон склоняет вас к этому решению? Готовы ли вы оказывать американцами какую-либо другую помощь: предоставлять транзит, заправлять самолеты или, например, делиться разведданными?

— Нас удивляет, что этот вопрос продолжает обсуждаться, несмотря на серьезные официальные заявления с нашей стороны, заявления правительства. Непонятно, какая цель преследуется при этом, хотя можно было просто принять к сведению и больше эту тему не раскручивать.

Но тем не менее раз она витает в информационном пространстве, я хочу отметить следующее. Во-первых, еще раз подтверждаю, что этот вопрос не стоит, не обсуждался и не поднимался. Во-вторых, что касается взаимодействия с какой-либо стороной, будь то это Америка или какая-нибудь другая страна…

Естественно, что мы — в рамках международной практики, на основе международного права, конвенций, договоров, соглашений, которые мы и международное сообщество приняли,— готовы сотрудничать, продолжать взаимодействие по предотвращению террористической угрозы.

Что касается таких чувствительных вопросов, как обмен разведывательной информацией… Если речь идет о том, что какая-то страна предоставляет вовремя разведывательную информацию и ее получение поможет предотвратить серьезный террористический акт, почему бы не воспользоваться этим? Пусть это будет разведывательная информация. Конечно, я понимаю, здесь есть своя специфика: как передавать, в какой форме, как при этом не допустить раскрытия своих ценных источников этой информации. Это уже другой аспект, связанный с деятельностью наших специальных служб. Поэтому я считаю, что если мы обсуждаем с Соединенными Штатами вопросы борьбы с терроризмом, то речь идет исключительно о международной практике взаимодействия по этой теме.

— Но позвольте уточнить: эта тема, как вы сказали, только «витает в информационном пространстве» или поднимается вашими партнерами при контактах по дипломатическим каналам?

— Вот смотрите, в 2002 году мы подписали декларацию о стратегическом партнерстве с Соединенными Штатами. В 2018 году мы в совместном заявлении сказали, что переходим к новой эре стратегического партнерства с США. И это очень серьезный документ, где обозначены стратегические направления нашего взаимодействия и определены, так сказать, его пределы.

И в ходе многих политических консультаций, многих серьезных встреч до американцев доводилось (и они сегодня это понимают и признают), что те вещи, о которых вы говорите, абсолютно неприемлемы для Узбекистана.

И они практически не поднимаются и не обсуждаются. Более того, если мы забыли порядок наших аргументов, они нам четко излагают: у вас есть закон, принятый парламентом (о запрете на размещение иностранных баз.— «Ъ»), есть это и еще вот это. Мы не намерены прикрываться тем документом, который принял парламент. Просто сегодня реальность такова, что в этом необходимости нет.

— Обсуждая возможные угрозы со стороны Афганистана под властью «Талибана» (террористическая организация, запрещенная в РФ), многие эксперты предполагают, что талибы не будут вторгаться в страны Центральной Азии военным путем, но вместо этого попытаются распространить на них свою пропаганду и воспитать сторонников внутри. Как вы относитесь к таким опасениям? И рассматриваете ли вы возможность, что боевики «Исламского государства» (запрещено в РФ), больше не находя для себя безопасного пространства в Афганистане, попытаются бежать в вашу страну?

— Начну с последнего: в теории, конечно, эта угроза сохраняется. Об этом говорил недавно президент Узбекистана Мирзиеев в своем кратком выступлении на саммите Содружества (СНГ.— «Ъ»). И он как раз говорил о терроризме, то есть призвал к более тесному взаимодействию наших специальных служб, которые занимаются этой проблемой.

Что касается движения «Талибан», вы знаете, мне кажется, что в приоритете тех задач, которые сегодня стоят перед «Талибаном», то, о чем вы говорите, абсолютно отсутствует. Им надо, во-первых, утвердиться, встать на ноги, чтобы их признали, и построить какое-то государство. Пока они дойдут до того, чтобы начать экспортировать какую-то идеологию, пройдет очень много времени. И мы надеемся, что в течение этого периода эволюционирует само движение. Чем больше оно будет вовлекаться в дела региона, тем больше будет вовлекаться в международные дела на основе международного права.

И чем больше будет их желание стать признанной частью международного сообщества, тем больше сама идеология, само мировоззрение этого движения и его руководителей будет меняться.

А потом, вы знаете, Узбекистан уже настолько самоутвердился — и с точки зрения его национальных приоритетов, и с точки зрения национальной идеи, и с точки зрения, говоря языком прошлого, идеологии государства, что привнести сюда идеологию талибов абсолютно невозможно. Иногда говорят: вот, женщины уже в платках ходят, значит, талибы придут. Разве можно это сравнивать? Полмира уже ходят в платках, потому что это модно, разве не так? Поэтому сегодня мы опасности проникновения талибской идеологии не видим. Сама по себе талибская идеология в конечном итоге заключается в том, чтобы освободить свою собственную родину от иностранного присутствия, тем более военного. Вот и все.

Коммерсантъ. 22.10.2021