Лишь бы не было страны
Владимир Соловьев, Кишинев-Тирасполь-Комрат
В Молдавии разворачивается драма, уникальная для постсоветского пространства, а может, и всей Европы. Здесь стремительно растет число желающих, чтобы республика исчезла как независимое государство и стала частью соседней Румынии. Идею поддерживает уже около четверти населения. В Бухаресте ничего против не имеют. Крепнущее унионистское движение может спровоцировать рост сепаратизма внутри страны и превратить Молдавию в новый источник геополитических проблем в регионе.
После чудес
«Страна чудес» — говорят про Молдавию ее жители. И это очень правдивое определение. Республика умеет удивлять, и в последние годы делала это не раз.
В 2014 году она прославилась тем, что через местный Moldindconbank были отмыты десятки миллиардов долларов из России. Что это были за деньги, и как так вышло — все еще неизвестно. В 2015 году мировые газеты писали о другом скандале: из трех банков беднейшей страны Европы украли €1 млрд. В тюрьму никто не сел, а пропавшие деньги ищут до сих пор.
Два года назад власть в своих руках сосредоточила проевропейская Демократическая партия, ни разу не выигрывавшая выборов. Сначала демократы как в супермаркете докупили себе в других фракциях нужных для создания парламентского большинства депутатов. А 20 января 2016 года назначили правительство, которое называют «ночным»: премьер Павел Филип и министры, опасаясь протестов, тайком присягали тогдашнему главе государства Николае Тимофти в морозную полночь.
Но правительство — и это тоже чудо — не то место, где принимаются решения. Реальный начальник страны — лидер Демпартии Владимир Плахотнюк.
Это он сделал так, чтобы нынешний пророссийский президент Игорь Додон, прозванный «бесполномочным», оказался еще одним молдавским чудом.
Плахотнюк с помощью подконтрольного ему Конституционного суда устроил так, что Игорь Додон не может практически ничего и лишен даже права вето. Если президент не желает подписывать какой-то закон или указ, его кратковременно отстраняют от должности и подпись под документом ставит премьер или спикер.
Отсутствие возможности влиять на ключевые решения господин Додон компенсирует медийной активностью. Он часто проводит пресс-конференции, дает интервью и много пишет на своей странице в Facebook.
В последнее время в своих выступлениях президент, называющий себя государственником и молдовенистом, особенно резко критикует унионистов — так в Молдавии называют сторонников объединения с соседней Румынией. Ряды тех, кто выступает за утрату республикой своей независимости, постоянно пополняются. Не в последнюю очередь потому, что условия жизни в современной Молдавии постоянно ухудшаются из-за тотальной коррупции, не утихающего экономического кризиса и установленной Демпартией олигархической диктатуры.
Согласно опросу кишиневского Institutul Politici Publice, в апреле 2017 года объединение с Румынией поддерживали 23% жителей страны. Другой молдавский исследовательский центр — IMAS — в декабре прошлого года сообщил, что на гипотетическом референдуме об объединении с Румынией за проголосовали бы 32% граждан Молдавии. В республике себя свободно чувствуют многочисленные унионистские организации и зарегистрированы партии, программной целью которых является вхождение в состав соседней страны. На постсоветском пространстве, да и во всей Европе не найти государства, в котором наблюдалось бы нечто подобное.
25 марта 2018 года в Кишиневе унионисты провели громкую акцию — «Марш столетия». На многотысячном митинге они потребовали «немедленного и безусловного присоединения» Молдавии к Румынии, отметив, таким образом, сакральную для себя дату: сто лет назад — 27 марта 1918 года — Бессарабия, большей частью которой была нынешняя Молдавия, по решению Совета края (Sfatul Tarii.— рум.), вошла в состав Королевства Румыния. Объединение унионисты празднуют 27 марта, невзирая на то, что по новому стилю этот день выпадает на 9 апреля.
Кишиневскому маршу предшествовала беспрецедентная кампания по подписанию властями отдельных населенных пунктов и целых районов Молдавии деклараций об объединении с Румынией. В начале года ее запустил «Блок национального единства», в который входят молдавские и румынские унионистские организации.
Символический документ уже подписали 140 сел, городов и районов (всего в стране 898 населенных пунктов). И продолжение последует.
Брат на брата
Фамилия Додон очень распространена в селе Садова — на малой родине главного борца с унионизмом, президента Игоря Додона. В селе говорят, что не меньше 15% из 3 тыс. сельчан — Додоны. В центре Садова на частном доме висит гигантская растяжка с надписью: «Унионизм проходит, Родина — остается. У Молдовы есть будущее». Мысль, как указано здесь же, принадлежит президенту Додону.
10 марта Садова стало 106-м населенным пунктом, чьи власти подписали «Декларацию объединения» с Румынией. На сходе села, когда подписывалась декларация, случился скандал.
Стыдить тех, кто жаждет объединения, пришел глава местной ячейки пропрезидентской Партии социалистов Петр Агение. Оппонировал социалисту его родной младший брат — унионист Федор Агение. Выступив с пламенной речью о том, как хорошо будет всем в составе Румынии, он на глазах старшего брата поставил подпись под декларацией.
Добротные дома братьев-фермеров Агение, занимающихся сельским хозяйством и производством вина, находятся в двадцати метрах друг от друга. У них общий бизнес — винзавод Sadova Vin — но разные геополитические взгляды.
Федор Агение убежден, что Молдавия за 28 лет независимости доказала себе и другим только одно — она страна-банкрот во всех смыслах. О том, что в Румынии дела обстоят лучше, он знает не понаслышке: дети окончили юрфак в румынских Яссах. «Там совсем другое дело, вы любого спросите. А у нас мошенник на мошеннике и мошенником погоняет. Коррупция, все деньги берут. В стране людей уже не осталось — бегут, как с тонущего корабля. Мы ж не барон Мюнхгаузен, который сам себя из болота за волосы вытащить может»,— объясняет он.
Федор признает, что и в Румынии есть проблемы. Но с родными молдавскими реалиями их и сравнить нельзя. Коррупция там поменьше, а пенсии и зарплаты — побольше. Поэтому логика простая: в большой и богатой стране, то есть в Румынии, проще жить. В маленькой же и бедной республике хорошо только тем, кто работает на государство: «У них кабинет хороший, кресло. Летом — кондиционер, зимой — отопление. Не думаю, что они сильно потеют от своей работы».
На собрании 10 марта унионист Агение уверял односельчан и брата-социалиста, что сразу после объединения с соседним государством пенсионерам повысят пенсии, а фермеры получат субсидии на обработку земель. И добавил, что если бы Молдавия уже была в составе Румынии, из банков не умыкнули бы злополучный миллиард.
Федор уверен, что перекует в униониста любого, кто против объединения, если тот посидит с ним за бутылкой и поговорит на эту тему: «Встанете из-за стола и точно за объединение будете!» Если и этого будет недостаточно, у Федора есть другие козыри:
«У нас одна нация, один язык, одна история. Мы же не с Буркина-Фасо объединяться хотим, а со своими братьями и сестрами, со своей кровью.
Все тянутся к своим. Приднестровье вон к России тянется. Но у них проблема — нет границы с Россией. А нас с Румынией только река Прут разделяет. Мы рядом, ни через кого перешагивать не надо. Мне 51 год. В этом возрасте уже не о себе думаешь, о детях. Чтобы им было хорошо. Из Румынии сделали какое-то пугало. Зачем?»
Старший брат Федора 59-летний Петр Агение очень старается, чтобы Румыния выглядела пугалом. Багажник его черной Audi набит увесистыми пачками листовок на молдавском и русском языках.
Большими буквами на них написано: «Румынский жандарм не будет у нас хозяином!» С обратной стороны по пунктам разъясняется, что означает объединение с Румынией: «гражданскую войну, так как многие молдаване проявят неповиновение», «превращение нашей территории в военный полигон для войск НАТО, а также мобилизацию наших молодых людей для участия в военных действиях», «превращение молдаван в "бедных родственников" румын».
Поговорить об унионизме Петр зовет в обустроенный под его домом погребок. Среди бочек с вином и длинных стеллажей, уставленных банками с компотом и солениями, он делится впечатлениями о жителях соседней страны: «Румын в Европе даже на работу не берут. Воруют по-черному. Я бы не хотел, чтобы меня румыном называли. Это не хорошее слово. Если меня назовут румыном, я решу, что меня оскорбили».
Желание 500 односельчан, включая брата, объединиться с Румынией, социалист объясняет кознями Бухареста: у Федора дети в Румынии учились, а потом румыны ему еще и гранты на сельское хозяйство выделили.
«Все дело в материальной заинтересованности, другого объяснения нет. Если арабы предложат помощь, то почему бы и с ними братьями не быть. Не может человек за ночь мнение поменять, из черного красным сделаться. Или перекрасился, или давление поднялось»,— убеждает Агение.
Он разводит руками и пускается в геополитические рассуждения: «Чувствуется на 100% влияние соседнего государства. Не влияние даже, а вмешательство. Унионисты говорят: объединение — это выход из положения. Говорят человеку: "У тебя какая пенсия? Тысяча молдавских леев (€50)? А в Румынии — €300. Это шесть тысяч леев. Хочешь столько же — подпиши декларацию". И люди подписывают. И дураку ведь ясно, что в воскресенье праздник. Им американцы деньги дают на дестабилизацию. Но мы им Молдову разрушить не дадим».
Петр Агение уверяет, что по временам, когда Бессарабия была в составе Румынии с 1918 по 1940 год, никто не скучает. «Мне тесть — ему 94 года — рассказывал, как тут жили люди при румынах. Плохо жили. Ни у кого нет ностальгии»,— ставит точку социалист.
Столетняя война
Ольге Костин этим летом исполнится 102 года. Всю жизнь она прожила на одном месте — в родном селе Зубрешты. Ни разу его не покинув, она пожила в четырех разных государствах: родилась в Российской Империи, росла в королевской Румынии, взрослела в СССР, а состарилась в независимой Молдавии.
Опираясь на две палки, старушка бойко передвигается по двору своего деревенского дома. Говорит, что пора бы уже и умереть, но что-то не умирается. Румынскую власть поминает добрым словом. У отца была телега и быки, семья обрабатывала землю и себя обеспечивала.
При Сталине не только землю отняли, но и хлеб отбирали: «Верите ли, случалось, что и кусочка хлеба в доме не было. Сталин все забирал».
Нина Снигирь родилась 90 лет назад в Вознесеновке на юге Бессарабии. Сейчас это Тарутинский район Одесской области Украины. Говорит, что когда Бессарабия стала румынской, новые власти построили в ее селе школу, которой там до этого не было.
«В магазине нашем было изобилие: оливки привозили греческие, селедку дунайскую. До сих пор вкус помню. Не воровал никто. Один мужик как-то украл у соседей петуха. Его жандармы румынские поймали, петуха к шее привязали и водили по селу, заставляя приговаривать: я украл петуха»,— вспоминает она.
Отец Нины — Михаил Соловьев — после 1918 года служил в румынской армии на границе с Венгрией и на службе выучил румынский язык. Во время Второй мировой войны в рядах уже Красной армии воевал в Польше. Нина Снигирь при СССР и после его распада работала учительницей в Молдавии. В начале двухтысячных получила румынское гражданство и с мужем перебралась из Кишинева в Бухарест, куда эмигрировали ее дочь и внучка. Это был их семейный проект объединения с Румынией.
Сегодняшние унионисты, уверенные в том, что объединение столетней давности можно и нужно повторить, используют в агитации и образ светлого прошлого, и надежды на лучшее будущее. Также они апеллируют к исторической справедливости.
Сторонники вхождения Молдавии в состав Румынии, живущие по обе стороны Прута, говорят, что Бессарабия была аннексирована Россией еще в 1812 году — по Бухарестскому мирному договору, заключенному Османской и Российской империями. Тот факт, что румынского государства в то время не существовало — процесс его создания начался в 1859 году — их не смущает.
Историки до сих пор горячо спорят о правах Румынии на междуречье Прута и Днестра. Противостояние представителей разных исторических школ по поводу событий столетней давности длится уже век.
Одни называют Совет края, образованный в 1918 году и принявший акт об объединении Бессарабии с Румынией, молдавским парламентом. И настаивают на том, что этот орган был уполномочен выражать интересы населения региона.
Другие считают объединение 1918 года аннексией и румынской спецоперацией «Бессарабия наша» и говорят, что дьявол кроется в деталях. Они утверждают, что Совет края нельзя считать парламентом: его члены не избирались всенародно, а делегировались различными организациями.
Профессор Бухарестского университета историк Алин Чупалэ говорит: для того чтобы понять, что произошло в марте 1918 года, нужно понимать, что происходило с Российской Империей в конце Первой мировой войны.
После распада империи Совет края представлял собой политическую власть Бессарабии
«Большевистская революция определила выход России из войны и вывод русских войск со всех фронтов, где они воевали, в том числе из Румынии. В тот период империя была охвачена многочисленными национальными движениями: народы видели, что она распадается, и перед ними встала проблема будущего. В Бессарабии проживало в основном румынское население, избравшее своих представителей в репрезентативный политический орган — Совет края, который после распада империи представлял собой политическую власть Бессарабии»,— объясняет господин Чупалэ.
Он признает, что поначалу в Совете края думали о независимости, а не об объединении с Румынией. Но когда о претензиях на Бессарабию стали говорить власти Украинской народной республики, в совете решили, что западный сосед им ближе.
«Румынский проект выиграл. Совет края в марте проголосовал за объединение с Румынией. Представители румынского правительства прибыли в Кишинев и приняли от Совета края акт объединения. После Первой мировой войны объединение было подтверждено одновременно с вхождением в состав Румынии других провинций — Трансильвании и Буковины,— отмечает историк.— Тогда и появилась Великая Румыния. Другими словами, объединение было возможно благодаря совпадению двух элементов: желанию румын, выраженному, как в Бессарабии, через голосование Совета края, так и Бухарестом. И появлению благоприятной международной конъюнктуры, создавшейся из-за распада Российской Империи в результате большевистской революции».
Доктор истории из Кишинева Владимир Поливцев рассказывает, что делегатов Совета края фильтровали таким образом, чтобы противников объединения в совете было как можно меньше. Другой аргумент Поливцева состоит в том, что решение об объединении принималось в условиях, когда на территории Бессарабии находились румынские войска, призванные в декабре 1917 года Советом края для охраны складов и железных дорог. Румыны тогда входили сюда с боями, преодолевая сопротивление здешних большевиков.
Румынские военные были не самые вежливые люди: взяв территорию под свой контроль, они расстреляли шестерых наиболее активных противников объединения из числа делегатов Совета края.
Румынский контроль над Бессарабией закончился вскоре после подписания Москвой и Берлином в 1939 году пакта Молотова—Риббентропа. В 1940 году Москва ультимативно потребовала от Бухареста очистить территорию. Унионисты считают, что тогда возобновилась оккупация этой территории Россией, а нынешняя молдавская независимость является последствием этого несправедливого договора, которое необходимо устранить.
В молдавских школах нет предмета «История Молдавии». Там преподают «Историю румын». В учебнике участие Румынии во Второй мировой войне на стороне фашистской Германии объясняется желанием освободить Бессарабию и Северную Буковину.
В нем полностью приведен приказ тогдашнего руководителя Румынии, маршала Иона Антонеску от 22 июня 1941 года: «Солдаты, приказываю: Перейти Прут. Разбить врагов с Востока. Освободить из-под красного ига большевизма ваших порабощенных братьев».
Глава же о контрнаступлении советских войск в 1943–1944 годах называется так: «Захват Бессарабии советскими войсками».
«Я как историк могу сказать, что мы — часть Румынии. Объединение 1918 года создало Великую Румынию, а потом по пакту Молотова—Риббентропа эта территория стала частью СССР»,— объясняет заместитель главы Страшенского района Молдавии Ион Урсу. Господин Урсу гражданин не только Молдавии, но и Румынии. Недавно он от имени своего района подписал символическую декларацию об объединении с соседней страной. После денонсации пакта, напоминает чиновник, страны Балтии провозгласили независимость и вернулись в ситуацию до 1940 года. Румыния же осталась разделенной. И это несправедливо.
Румыния-мать зовет
В голове выпускника Военно-морской академии в Констанце, бывшего румынского президента, а ныне сенатора и главного идеолога унионизма Траяна Бэсеску, море цифр, фактов и аргументов в пользу объединения двух стран. Стоит спросить о гипотетической возможности слияния Румынии и Молдавии, и он начинает окатывать собеседника волнами информации.
Харизматичный Бэсеску загибает пальцы, перечисляя примеры торжества исторической справедливости: три балтийские республики обрели независимость, две Германии стали одной страной, объединилась Польша. Все они теперь в ЕС и НАТО. И только Румыния пока не добилась восстановления территориальной целостности.
Унионизм Траяна Бэсеску рос вместе с ним. Он вспоминает, что во время учебы профессора академии показывали студентам карту Великой Румынии, висевшую там с 1918 года:
«Они нам говорили, что когда мы выучимся и будем вокруг света ходить на своих кораблях, то должны помнить, как выглядит настоящая Румыния. Так что мой унионизм — это не политическая инвенция, возникшая на старости лет».
Политик признает, что объединение с Молдавией далеко не главный вопрос в повестке сегодняшней Румынии — основная масса населения больше озабочена уровнем жизни, который заметно отстает от уровня таких локомотивов ЕС, как Германия и Франция. «Но есть социологические исследования, согласно которым 75–80% румын говорят, что поддерживают объединение, хотя и не считают его приоритетом», — указывает Траян Бэсеску.
И напирает: «Вспомните объединение Германии. Не было это приоритетом ни для тех, кто жил в ФРГ, ни для тех, кто жил в ГДР, но когда оно случилось, никто против этого не был».
Бэсеску прав: в Бухаресте действительно не встретишь того, кто возражал бы против объединения. Поэтому мысли сенатора и лидера Партии народного движения больше заняты тем, как и когда оно может произойти. На первый вопрос ответ однозначный — двум странам следует строго придерживаться Хельсинкского заключительного акта 1975 года.
«В его первой статье говорится, что изменение границ в Европе может осуществляться только через политические решения, выработанные на переговорах. Это ответ на вопрос, как может произойти объединение,— излагает Траян Бэсеску.— Теперь отвечу по поводу того, когда это может случиться.
Объединение не может произойти до тех пор, пока этого не захочет 50% населения Республики Молдова».
В момент, когда у этой идеи будет больше 50% сторонников, говорит политик, молдавскому парламенту просто-напросто нужно повторить то, что 100 лет назад в Кишиневе сделал Совет края: проголосовать за объединение.
Траян Бэсеску доволен тем, что успел сделать на этом направлении, работая президентом с 2004 по 2014 год. Он вспоминает, что, когда пришел к власти, уровень поддержки идеи объединения в Молдавии составлял 4%. И тогда он стал действовать.
По его инициативе Бухарест упростил процедуру предоставления румынского гражданства. Теперь — это особый предмет гордости для Траяна Бэсеску — около 800 тыс. молдавских граждан являются и гражданами Румынии, а еще 200 тыс. уже подали в профильные структуры необходимые документы и скоро ими станут. В историческом центре Бухареста у входа в управление Минюста на улице Смырдан, принимают заявления на румынское гражданство. Здесь в любую погоду стоит очередь из жителей Молдавии. Документы несут все: молдаване, русские, украинцы. Румынский паспорт позволяет легально работать в ЕС.
При Бэсеску количество ежегодных бесплатных стипендий для обучения молдавской молодежи в румынских вузах выросло со 120 до 5 тыс. Румыния начала помогать соседям деньгами: десятки миллионов евро тратятся на инфраструктурные проекты вроде ремонта детских садов, выделяются гранты для поддержки СМИ, строится газопровод из Ясс, который планируется дотянуть до Кишинева.
Результатом Траян Бэсеску удовлетворен: число унионистов выросло до 31–32% населения Молдавии. «Это, если хотите, политика рерумынизации. После 60 лет советизации мы пришли со своим ответом. Но мы ответили без того, чтобы высылать людей в Сибирь или Казахстан, предлагая жителям Молдовы то, что есть у нас самих. Так что я оптимист по поводу эволюции унионистского движения в Молдове»,— хитро щурится бывший президент.
В свой актив Траян Бэсеску может занести кое-что еще. Во время его президентства Бухарест и Кишинев подписал договор о режиме границы. Но в силу он так и не вступил: президент Бэсеску не стал направлять документ в парламент для ратификации. «Для меня это был бы жест, который поставил бы меня в один ряд с Молотовым и Риббентропом. Я бы подтвердил то, что они сделали. И я сказал: нет, спасибо»,— не жалеет он о не сделанном.
При Бэсеску зашли в тупик и так из него и не вышли и переговоры с Кишиневом по так называемому базовому договору — о дружбе и привилегированном партнерстве. У Румынии сегодня такие соглашения есть со всеми соседними странами, кроме Молдавии. Это символично: зачем подписывать такой договор с будущей частью собственной страны.
Поддержат ли объединение ЕС, США и Россия? Траян Бэсеску не видит причин для их недовольства, потому что все будет сделано с соблюдением международного права, как это было в случае с объединением Германии и разделом Чехословакии на Чехию и Словакию.
«Румыния не предлагает ничего такого, чего до сих пор не делалось в Европе в плане изменения границ»,— уверяет он. И напоминает о резолюции №148 Сената США от 1991 года. В ней говорится о поддержке «будущих усилий молдавского правительства мирно договариваться, в случае возникновения такого желания, об объединении Румынии с Молдавией и Северной Буковиной, утвержденном Парижским мирным договором 1920 года».
Что касается России, то, по словам Бэсеску, если она не возражала против объединения Германии, то почему должна быть против воссоединения Румынии: «Не так давно говорили, что у Москвы есть стратегические интересы в Молдове, связанные, в первую очередь, с Приднестровьем, где находятся склады с вооружением. Очень хорошо. Но какая стратегическая важность Приднестровья для Москвы после того, как Россия получила Крым? Посмотрите на карту. С точки зрения интересов безопасности России ни Приднестровье, ни Молдова ничего не значат. У нее есть полуостров в сердце Черного моря».
Но на Приднестровье Траян Бэсеску и не претендует: «Румыния не может просить ни сантиметра за Днестром. Проблема Приднестровья, если будет объединение, должна стать предметом переговоров между Бухарестом, Киевом и Москвой».
Движение неприсоединения
В Молдавии есть регионы, к которым унионисты пока не нашли подход, и где отношение к Румынии откровенно враждебное. Самый яркий пример — Гагаузия. Автономия с населением 130 тыс. человек и площадью около 2 тыс. кв. км — заповедник памятников Ленину, которые здесь чуть не в каждом селе, и самый громкий сторонник сохранения нынешней молдавской государственности.
Тюркский, но православный народ живет здесь с конца XVIII века. Каждый гагауз первым делом напоминает, что землю эту им дал русский царь Александр I. Местные жители говорят на русском и гагаузском языках (последний очень похож на турецкий). Государственный, молдавский язык здесь не в почете: его, как правило, не знают, и знать особо не хотят.
Учитель физкультуры в теоретическом лицее села Баурчи 60-летний Константин Курдогло много лет собирает рассказы соплеменников, из которых составляет и издает книги о репрессиях, массовых депортациях, голоде во времена СССР. Его дед, когда эта территория была румынской, был мэром Баурчи. Когда в 1940 году СССР, всегда исходивший из того, что Бессарабия оккупирована Румынией, вернул себе регион, деда Константина Курдогло репрессировали, выслали в Архангельскую область и расстреляли.
На отношение Курдолго к Москве это не повлияло. Он рассуждает так: советская власть натворила здесь много бед, но это уже история. Ее надо знать и помнить, но это не повод не любить Россию: «Нельзя забывать плохое, что было в СССР, но нельзя и озлобиться. Гагаузы не хотят обижать Россию.
Для нас авторитет Путина очень велик, а русский народ для нас — братский народ. Родина-мать гагаузов — Россия. Мы любим ее независимо от того, плохо они сделали тут людям когда-то или хорошо».
Этот же подход не работает в случае Румынии, которая сейчас предоставляет Гагаузии немало помощи. Люди, говорит Курдогло, запомнили румын как жандармов и эксплуататоров: «Били за любую провинность, расстреливали. Так что никто не хочет больше быть под румынами. От помощи не надо отказываться, мы ее и от Турции принимаем, и от России. Мы бедный регион. Помощь надо принимать, но она в умах народа негативное отношение к румынам не перевернет. Не хотим объединяться вплоть до неповиновения».
Возможное неповиновение оформлено законодательно: в Уложении Гагаузии — местной конституции — есть ст. 7, которая гласит, что «в случае изменения статуса Республики Молдова как независимого государства народ Гагаузии имеет право на внешнее самоопределение».
В 2014 году на референдуме гагаузы 98% голосов приняли закон, определяющий процедуру самоопределения. Механизм, поясняет организатор плебисцита, депутат гагаузского Народного собрания Сергей Чимпоеш, простой: как только Молдавия теряет суверенитет, Гагаузия становится независимой республикой. Объединение он считает неприятной, но вполне реальной перспективой: «В 1990 году тех, кто ратовал за это, было 1,5%. Сегодня 25–35%. Еще какой-то период времени, их станет больше 50%, и этот аншлюс может произойти».
С такими настроениями Гагаузия — это потенциально взрывоопасный регион. Тем более что опыт сепаратизма здесь имеется. В 1990 году гагаузы уже провозглашали независимость от Молдавии. Военного конфликта с молдавскими властями по примеру приднестровского тогда чудом удалось избежать. Территория вернулась под контроль Кишинева на условиях автономии.
Один из основателей просуществовавшей четыре года Республики Гагаузия Михаил Кендигелян объясняет ее создание 28 лет назад как раз серьезными опасениями по поводу вхождения Молдавии в состав Румынии. Он уверен, что этого тогда не произошло благодаря гагаузам и жителям Приднестровья: «Румынии усеченная Молдавия не нужна была. Она нужна была полностью с гагаузами и так далее. Поэтому эти силы не смогли в 1990 году произвести объединение».
Кендигелян против Бухареста не только из-за того, что румынские власти с 1918 года «жестоко эксплуатировали местное население, ничего не построили, а когда уходили в 1940 году забрали все, что плохо лежало, и увезли в Румынию». «Наша-то историческая родина — это Добруджа. Половина ее сейчас в Болгарии, половина в Румынии. Гагаузы неплохо там жили. Но всех ассимилировали, фактически насильно. Вот это историческая память.
«Так что румынский сапог топтать гагаузские земли не будет»,— объясняет он неприязнь к западному соседу.
Похожие настроения и в Приднестровье. Но эта непризнанная республика, в отличие от Гагаузии, которую в Тирасполе считают братской, не только не вернулась в состав Молдавии, но создала сильную и хорошо вооруженную собственную армию. С Приднестровьем связана еще одна проблема: город Бендеры, где в 1992 году шли самые кровопролитные бои между молдавскими вооруженными силами и приднестровскими вооруженными формированиями, находится на правом берегу реки Днестр, но контролируется при этом тираспольскими властями. И они его не уступят.
Вместе с районами компактного проживания русскоязычных в северных районах республики, Гагаузия и Приднестровье составляют довольно многочисленный «антирумынский» фронт. В опросах, посвященных перспективам объединения, более 50% выступают против такого сценария.
На эту проблему указывает бывший министр молодежи и спорта Молдавии, историк Октавиан Цыку: «Что будет с Гагаузией в процессе объединения? Что будет с Приднестровьем? Насколько мы готовы потерять Бендеры, Тирасполь или Комрат (столица Гагаузской автономии.— “Ъ”) в случае объединения с Румынией?»
Цыку говорит «мы», поскольку является убежденным унионистом. Но смотрит на вещи под другим углом, чем, например, Траян Бэсеску. Он считает, что две страны могут объединиться уже внутри Евросоюза. Правда, для этого к власти в Кишиневе должны прийти силы, способные обеспечить реальную, а не декларативную, как сейчас, евроинтеграцию.
Бухарестский политолог Арманд Гошу, оговариваясь, что для румын проблема объединения с Молдавией сейчас далеко не на первом месте, полагает, что оно, тем не менее, возможно. Но тут важен международный контекст: «Решение бессарабского вопроса всегда от этого зависело. Бессарабия стала частью России в 1812 году из-за международного контекста. Вошла в Румынию — тоже из-за него. Потеряли румыны эту территорию опять же по геополитическим причинам. Возможно, наступит день, когда сильные игроки придут к Бухаресту и скажут: ребята, займитесь ими, у нас из-за них голова уже болит».
Учитывая все чудеса, которые происходят в Молдавии и вокруг нее в последнее время, этот сценарий не кажется таким уж невероятным.
Ну а Румыния к нему всегда готова. 27 марта 2018 года в Бухаресте прошло совместное заседание двух палат парламента. На него пригласили и молдавских чиновников – вице-премьера по евроинтеграции выпускника МГИМО Юрие Лянкэ и спикера Андриана Канду.
Канду назвал объединение столетней давности «мужественным историческим актом». И получил вопрос от главы палаты депутатов Румынии Ливиу Драгни: «Разве у вас нет достаточно храбрости, чтобы сказать открыто, чего мы хотим? Чтоб никто не сомневался, я скажу честно и открыто: я хочу объединения с Молдовой».
Чтобы ни у кого не было сомнений, насколько это жгучее желание, румынский парламент в тот же день принял декларацию, в которой говорится: «Румыния и ее граждане готовы и всегда будут готовы приветствовать любое проявление унионистских устремлений граждан Республики Молдова как выражение своей суверенной воли».
Возможность выразить свою волю жителям Молдавии представится довольно скоро: на осень в стране запланированы парламентские выборы.
Инфографика: Евгений Федуненко, Евгения Чернышева
Коммерсант. 31.03.2018
