Заглядывая на пять лет вперед. Каковы основные цели российской внешней политики
Дмитрий Тренин
Директор Московского Центра Карнеги
Ключевые приоритеты российской внешней политики на ближайшие годы – закрепить статус России как великой державы за пределами постсоветского пространства и ослабить политическую изоляцию страны.
В 2014 году, после начала украинского кризиса, Россия порвала с системой международных отношений, сложившейся после холодной войны, и открыто бросила вызов глобальной гегемонии США. Так закончились два с половиной десятилетия сотрудничества между двумя державами и началась эра жесткой конкуренции между ними. С тех пор прошло уже четыре года, и Москва не намерена капитулировать.
Отношения России с Западом стали еще более конфликтными; теперь обострившаяся конфронтация с Соединенными Штатами и усугубляющееся отчуждение от стран ЕС в значительной степени определяют международную обстановку вокруг России. Российская экономика, зависимая от сырьевого экспорта, оказалась в глубоком кризисе, который усугубили западные санкции, принятые в ответ на действия Москвы на Украине, и особенно обвал цен на нефть. Сейчас Россия медленно выходит из рецессии и входит в фазу, в лучшем случае, вялого роста.
России, однако, удалось выстоять под нарастающим давлением Запада и сохранить внутриполитическую и социальную стабильность. Президентские выборы 2018 года фактически стали референдумом о поддержке Владимира Путина, которому удалось собрать рекордное число голосов. В экономической сфере тем не менее никакого значимого движения вперед пока не наблюдается. Ситуация, в которой сильная политическая власть уживается со слабой недиверсифицированной экономикой, сохранится, по-видимому, на несколько предстоящих лет.
Главная проблема, на которой сосредоточится президент Путин, будет состоять в тестировании и обкатке сравнительно большой группы управленцев, которым он будет постепенно передавать властные полномочия. Сам Путин после того, как в 2024 году истечет срок его только что полученного четвертого президентского мандата, вероятно, будет оставаться – в том или ином официальном качестве – гарантом устойчивости политической системы страны. При необходимости он сможет вновь взять всю полноту власти на себя.
Пока же можно констатировать, что Кремль активно готовится к «эпохе после Путина». Попытка упорядоченной постепенной передачи высшей власти предпринимается в российской истории впервые. Как все это способно повлиять на формирование российской внешней политики в краткосрочной перспективе?
Это первая статья из цикла материалов, анализирующих факторы, которые будут формировать российскую внешнюю политику в 2018–2023 годах.
Ключевые приоритеты внешней политики России
На обозримую перспективу самая безотлагательная внешнеполитическая задача Москвы – выдержать нарастающее давление Вашингтона и его союзников. Экономика России подстроилась под санкции и низкие цены на нефть, Россия продолжает работать над тем, чтобы смягчить свою политическую изоляцию, и перешла от обороны к наступлению в информационной сфере. С февраля 2014 года Кремль фактически функционирует в военном режиме, и Владимир Путин действует как лидер военного времени. Уже четыре года Кремль держится твердо и не идет на уступки оппонентам.
Первоначальные надежды России на более понимающее отношение со стороны новой администрации Трампа в США не оправдались. Более того, сравнительно мягкие высказывания Трампа в адрес Путина заставили его политических противников и ключевые фигуры администрации выступать с гораздо более жестких позиций в пользу усиления давления на РФ.
Неожиданным стало и «снятие с дистанции» президентской гонки во Франции предпочтительного для Москвы кандидата – Франсуа Фийона. Ставший президентом Франции Эммануэль Макрон подтвердил приверженность Франции европейской интеграции и союзу с США. В политической элите Германии, где в результате парламентских выборов продолжила существование «большая коалиция» ХДС/ХСС – СДПГ, сложился широкий консенсус о необходимости продолжать давление на Россию, не прерывая контактов с Москвой. Все это сводит к минимуму вероятность того, что в ближайшие пять-шесть лет США или Европа смягчат свой подход к России.
Кремль тем не менее твердо намерен дальше придерживаться нынешнего внешнеполитического курса и ни в коем случае не отступать назад, не идти на принципиальные уступки ради примирения с Западом. По словам министра иностранных дел Сергея Лаврова, с политикой умиротворения Запада в ущерб национальным интересам России покончено. По-видимому, существует убеждение, что политика уступок приведет не к ослаблению, а к усилению давления ввиду продемонстрированной слабости, что в итоге может привести к падению существующего политического режима и хаосу в России – вероятной конечной цели противников Кремля.
Путин не только не отступил, но продолжил наступление. Российская операция в Сирии, начавшаяся осенью 2015 года, стала качественно новым вызовом для возглавляемого США миропорядка. Москва разрушила американскую монополию на международное использование военной силы, сложившуюся после холодной войны, и впечатляющим образом вернулась в регион, который оставила в годы упадка СССР.
Таким образом, ключевые приоритеты российской внешней политики, если судить по действиям Кремля в Сирии и на Украине, – это сдерживание дальнейшего расширения НАТО в Восточной Европе и закрепление статуса России как великой мировой державы. Стратегия Москвы состоит в том, чтобы выстроить ситуацию, в которой бывшие партнеры, а ныне соперники (и прежде всего США) будут вынуждены признать интересы России в сфере безопасности – причем так, как их определяет Кремль, а не Вашингтон, – и значимость России как великой державы, с которой нужно считаться на мировой арене.
Эта стратегия предполагает упор на активные действия, способные изменить международную реальность в различных регионах и функциональных сферах в направлении, выгодном для России. Это стратегия борьбы не столько за новый миропорядок, сколько за высокое место России в любом миропорядке, который будет существовать.
Переговоры и поиск дипломатических развязок считаются важным инструментом внешней политики РФ, но это инструмент фиксации результатов, достигнутых в ходе борьбы. США и Запад в целом рассматриваются как ненадежные партнеры, к тому же не склонные к компромиссам с Кремлем: каждый такой компромисс предполагает признание Вашингтоном тех или иных интересов Москвы, что в современных политических условиях в США невозможно.
В результате взаимодействие Москвы с Западом по таким вопросам, как Украина, Сирия, иранская и северокорейская ядерные программы, выстраивается исходя из приоритета собственных действий. Посредством Минских соглашений, заключенных в феврале 2015 года, Москва стремилась создать непреодолимые конституционные препятствия для вступления Украины в НАТО и внедрить пророссийские элементы в украинскую политику. Посредством эвентуального мирного урегулирования в Сирии Россия хочет добиться от США признания равенства между ними, закрепить за собой роль одной из ключевых внешних держав в регионе и сохранить Сирию как надежную геополитическую и военную базу на Ближнем Востоке.
Готовность России взаимодействовать с Европой по украинскому вопросу и предложение о сотрудничестве в восстановлении Сирии после военного поражения самопровозглашенного «Исламского государства» (запрещено в РФ) отражают стремление Москвы добиться снятия или постепенного смягчения санкций со стороны ЕС и в какой-то степени восстановить экономические отношения с Западной Европой. Москве, однако, приходится учитывать, что европейское бизнес-сообщество – особенно в Германии, Франции и Италии – не в состоянии добиться от своих правительств снятия или даже ослабления антироссийских санкций.
Москве также приходится иметь в виду, что выход Великобритании из Евросоюза в обозримой перспективе не приведет к ревизии отношений между ЕС и США и преобладанию более умеренной линии в отношении России. Охлаждение испано-российских отношений после референдума о независимости Каталонии, солидарность с Лондоном, проявленная Европой в результате дела Скрипалей, давление США на Германию с целью вынудить Берлин отказаться от проекта газопровода «Северный поток–2» свидетельствуют о противоположной тенденции. Стремление Италии, Австрии и ряда других стран к нормализации связей ЕС с Россией более чем уравновешивается позицией стран, выступающих за усиление давления на Москву.
Кризис в отношениях с Западом повысил для Москвы значимость незападных партнеров. Центральная задача в этом смысле – выстроить более продуктивные отношения с Китаем, восходящей мировой державой и крупнейшей экономикой, не присоединившейся к антироссийским санкциям. Однако у китайско-российского сближения есть очевидные пределы. Китайцы не хотят ставить под угрозу свои бизнес-связи с Соединенными Штатами, а Россия стремится избежать зависимости от экономически гораздо более сильного партнера; да и вообще интересы и стратегии двух стран не всегда совпадают. Укрепление российско-китайских связей и поддержание дружественных отношений – задачи однозначно приоритетные, но занять роль младшего партнера в альянсе с Пекином в планы Кремля не входит.
Китай и Россия договорились о гармонизации проектов «Один пояс и один путь» и Евразийского экономического союза (ЕАЭС), начались консультации о создании зоны свободной торговли. В мае 2017 года президент Путин побывал на саммите «Один пояс и один путь», чтобы подчеркнуть значимость евразийского вектора во внешней политике Москвы.
В представлении Кремля ось, созданную проектами ЕАЭС и «Один пояс и один путь», можно продлить и в страны АСЕАН. Россия полагается на Вьетнам как на точку входа в регион и пытается добиться расположения от другого регионального гиганта – Индонезии. Несмотря на очевидное повышение интереса к Азии и новую «большую евразийскую» риторику, руководство РФ, по-видимому, до сих пор не выработало общую стратегию отношений со странами Азии.
G20 и БРИКС заменили для России участие в G8 (теперь G7), из которой она была исключена, а Шанхайская организация сотрудничества заменяет в общественном сознании образы саммитов Россия – ЕС и Совета НАТО – Россия, так что Москва постепенно обосновывается в незападном мире. Этот процесс, однако, идет нелегко. Хотя у Москвы довольно теплые отношения с Индией, Бразилией и ЮАР, существенных прорывов тут пока не произошло, главным образом из-за экономической слабости России. В результате падения цен на нефть российский экспорт в 2015–2016 годах сократился примерно на треть, и более активная торговля вооружением это падение не компенсировала.
Тем не менее в 2017 году Индия и Пакистан формально вступили в ШОС, чего Москва давно добивалась в надежде ослабить доминирование Китая в этой организации. Россию все больше волнует присутствие «Исламского государства» в Афганистане, поэтому она укрепляет связи с Исламабадом, а через него налаживает контакты с движением «Талибан», несмотря на беспокойство Дели и Кабула. Вступление Ирана в ШОС также было бы выгодно России, но здесь против выступают власти фарсиязычного Таджикистана: они опасаются, что более тесные связи с иранской теократией могут дестабилизировать ситуацию в стране.
Российская интервенция в Сирии привела к ситуативному альянсу Кремля с Ираном, а также к тесному, но не всегда дружественному взаимодействию с Турцией. В 2017 году Москве удалось оформить тройственный союз с Анкарой и Тегераном по Сирии. Тем не менее этот альянс останется ситуативным и вряд ли перерастет в стратегический союз. С 2015 года российско-турецкие отношения проходят полосу испытаний: сначала Москва почти прекратила связи с Анкарой после того, как турецкие военные сбили российский самолет, затем Россия и Турция вступили в дипломатический и военный квазиальянс в Сирии, но этот альянс не снял многие противоречия между двумя странами.
На словах углубление евразийской экономической интеграции – один из главных приоритетов Москвы. В реальности из-за экономического кризиса, затронувшего всю постсоветскую Евразию и прежде всего саму Россию, а также политической конфронтации России с Западом Евразийский экономический союз оказался на втором плане в российской внешней политике, и в обозримом будущем тут вряд ли что-то изменится. Впрочем, поддержание тесных двусторонних отношений с ключевыми партнерами, Белоруссией и Казахстаном, останется приоритетной задачей, пусть Минск и Астана и стремятся демонстрировать свою независимость от Москвы.
Следует также прояснить, что точно не входит в число внешнеполитических целей Кремля. Это покорение Прибалтики, создание там пророссийских анклавов или силовой захват Украины. Даже теоретически интеграция контролируемой властями ДНР-ЛНР части Донбасса – большая проблема для России в экономическом и юридическом смысле.
В ходе украинского кризиса Россия также вступила в жесткое информационное противоборство с Западом, серьезно нарастив свою активность в этой сфере как внутри страны, так и за ее пределами. Кремль считает информационные операции областью, где по факту не действуют правила и ограничения. Внутри страны задача информационной войны в том, чтобы мобилизовать массовую поддержку населения, представив Россию объектом непрекращающихся атак Запада, мстящего России за готовность и способность отстаивать свои национальные интересы. На международном уровне российская пропаганда стремится подчеркнуть и использовать проблемы и конфликты в стане оппонента, подорвать уверенность населения западных стран в национальных институтах демократии и в американском глобальном лидерстве.
Разумеется, возможности Москвы на этом направлении невелики. Главные российские инструменты в глобальной информационной войне – телеканал RT и информагентство «Спутник» – карлики по сравнению с ведущими западными медиа. Главный аргумент, с помощью которого они привлекают к себе внимание, – это то, что они представляют альтернативу мейнстримным медиа, ставят под сомнение вещи, которые считаются общепризнанными, и обличают недостойное поведение западных общественных деятелей и кризис институтов. В сущности, по этой логике, они занимаются тем, чем когда-то в Европе занимались левые издания, не сумевшие выжить в общей атмосфере конформизма.
Безусловно, на этом активность России не заканчивается. Отталкиваясь от того, что в Кремле считают западным вмешательством в политику других стран, включая Украину и саму Россию, Москва переходит границы, которых придерживалась со времен распада соцлагеря. Кремль начал принимать активное участие во внутриполитических спорах на Западе, в том числе в избирательных кампаниях, он четко обозначил свои предпочтения на президентских выборах в США и во Франции. Эта тенденция, вероятно, в целом сохранится, и поле конфронтации между Россией и Западом расширится.
Часто утверждается, что политическая активность России на Западе также включает с себя скрытые спецоперации. Свидетельства этого, понятно, обрывочные и ненадежные. На основе публично доступной информации трудно прийти к выводу, что России удалось настолько успешно вмешаться в президентские выборы в США, чтобы навязать нужного кандидата американскому народу. Такие рассуждения выдают недостаток уверенности в себе американской элиты и ее скептическое отношение к своим гражданам: согласно этой теории, далекая и не слишком привлекательная чужая страна может тем не менее успешно манипулировать американскими избирателями, задействовав совсем небольшие ресурсы.
Также стоит помнить, что Запад тоже не сидит без дела. Речь не о противостоянии, а именно о противоборстве. Неожиданным плюсом западных санкций для Путина стала тенденция к сокращению зависимости российских чиновников от Запада и, соответственно, способности западных правительств оказывать на них давление.
В то же время ясно, что у высокопоставленных российских чиновников и магнатов по-прежнему немало контактов с Западом, которые теоретически могут быть задействованы против Кремля, и Москва гораздо более уязвима для такого рода западного давления, чем Запад для российского. Публикация в США в начале 2018 года так называемого «кремлевского списка» чиновников и олигархов, начавшееся после дела Скрипалей давление на богатых россиян в Лондоне свидетельствуют о том, что и в этой области противоборство усиливается.
В самой России действуют оппозиционные политики, дружественные Западу, есть известные оппозиционные блогеры, которые живут за границей, а россияне имеют доступ к западным СМИ. После состоявшихся президентских выборов не следует ожидать ослабления информационной борьбы. Как уже отмечалось, «эра после Путина» уже замаячила на горизонте. Кремлевский сценарий преемственности власти не единственный, который прорабатывается. Ставки для всех заинтересованных сторон, как в России, так и на Западе, уже высоки как никогда и будут повышаться с каждым годом.
Публикация подготовлена в рамках проекта «Европейская безопасность», реализуемого при финансовой поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания)
Московский Центр Карнеги. 30.03.2018