Поворот на Восток и новая геополитика мира
4–6 сентября во Владивостоке пройдет пятый Восточный экономический форум (ВЭФ) – крупнейшее по уровню представительства на высшем политическом уровне событие в России. В этом году в панельной дискуссии форума вместе с президентом России принимают участие главы государств и правительств Индии, Малайзии, Монголии и Японии. Уникальность мероприятия в том, что это в полном смысле форум новой России, пишет программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай» Тимофей Бордачев.
ВЭФ не унаследован от опыта международного сотрудничества 1990-х годов, как аналогичный форум в Санкт-Петербурге, а создан с нуля – именно как инструмент ускоренной открытости и интеграции России в экономическое, политическое и цивилизационное пространство Азии. Крупнейшего в мире по численности населения региона, где Россия присутствует в качестве важного игрока за счёт своих обширных владений на Тихом океане.
И за прошедшие пять лет ВЭФ прошел путь от сравнительно небольшого собрания заинтересованных представителей бизнеса и государственных органов в 2015 году до одного из наиболее значимых региональных событий сегодня. В каком-то смысле форум стал символом «поворота России к Востоку» – национальной политики интеграции в наиболее быстро развивающиеся рынки мира. Поэтому сейчас самое время для подведения промежуточных итогов «поворота» и, что особенно важно, размышлений о том, какие коррективы могут быть внесены в его стратегическое развитие на фоне качественных изменений международных обстоятельств. Среди этих обстоятельств на первом месте по степени важности стоят разрушение «оси» мировой экономики США – Китай и общий распад системы международного управления, какой мы ее знали или надеялись создать.
«Поворот России к Востоку» был изначально инспирирован как геостратегическими, так и практическими соображениями. В геостратегическом отношении абсолютная зависимость системы российских торгово-экономических связей от Европы стала неприемлемой сразу после того, как Россия смогла преодолеть последствия внутренних потрясений из-за геополитической катастрофы распада СССР. Априори ничего плохого в развитии отношений с традиционными партнерами на Западе нет. Но после того, как эти отношения начали ухудшаться, они стали для России ограничителями внешнеполитической свободы. Тем более что ко второй половине 2000-х годов неразвитость отношений России и стран Азии стала очевидным тормозом для ее собственного развития и адекватности современному миру.
В принципе, понимание того, что отношение к Сибири и Дальнему Востоку, как к «национальной кладовой», ресурсы которой должны сохраняться для будущих поколений, не является абсолютным, пришло раньше официального начала политики «поворота» в 2012 году. Россия имеет все военно-стратегические и политические возможности защитить свое суверенное право распоряжаться этими ресурсами в соответствии с исключительно национальными интересами. Однако новое международное положение и стратегия России в большей степени требуют повышения степени открытости и международного сотрудничества для этих регионов.
На Востоке Россия соседствует с гигантскими в демографическом отношении и быстро наращивающими свой потенциал потребления государствами. Развитие Сибири и особенно Дальнего Востока – это самый надежный способ укрепления целостности и связанности всего огромного российского государства. Новые возможности реализовать этот потенциал стали очевидны 10 лет назад, когда экономическое развитие стран Азии приобрело новое качество, позволяющее говорить о регионе не только как о «мастерской мира», но и как о «потребителе мира». Использование этой возможности – практическая, не менее важная, чем геостратегическая, основа «поворота». В самом словосочетании «поворот России к Востоку» ключевое слово – «Россия», внутреннее развитие которой за счет использования новых возможностей в Азии является национальной задачей.
Другая важнейшая составляющая новой восточной политики России – реализация концепции и стратегии Большой Евразии, постепенного строительства на евразийском пространстве сообщества наций, в рамках которого степень доверительности и сотрудничества между основными державами должна стать выше, чем их качество отношений с внерегиональными партнерами. Большая Евразия – это пока гипотетическое общее пространство, где международные отношения основаны на внутренней и внешней открытости, а институциональное взаимодействие стран позволяет системно сотрудничать и снижать подозрительность, вызванную разрывом в соотношении сил между крупными, средними и малыми государствами.
Концепция Большой Евразии стала продолжением достаточно скромной и ориентированной на решение практических задач идеи сопряжения Евразийской экономической интеграции и китайской инициативы «Пояс и путь», выдвинутой КНР в 2013 году и поддержанной странами Евразийского экономического союза (ЕАЭС) в качестве единого объединения суверенных государств. В перспективе именно ЕАЭС может стать, при благоприятной оценке его странами-участницами выгод и приобретений от интеграции, ядром большого евразийского пространства – его наиболее интегрированной и открытой в регулятивном отношении составляющей. Уникальность этого объединения в том, что впервые в истории он осуществляется не имперским путем, а через рациональное сложение усилий нескольких государств, направленное на укрепление их национального суверенитета и решение задач развития.
А теперь давайте посмотрим, как на этих составляющих современной восточной политики России могут сказаться изменения глобального значения и какие действия в этой связи необходимо обсуждать?
С самого начала стоит оговориться, что новая геополитика, конечно, не делает «поворот России к Востоку» легкой прогулкой. Однако не стоит преувеличивать и драматические последствия, которые может иметь изменение международной среды для развития системы связей России с Азией и интеграции в азиатские рынки. В конечном итоге многие трудности, с которыми сталкивается Россия, когда предпринимает усилия для того, чтобы стать естественной частью азиатского пространства, связаны с тем, что она последней пришла на региональный рынок товаров, услуг и идей.
Поэтому слом, или частичный слом, трансформация, той системы, которая сложилась без нашего участия, может оказаться для России даже выгодной. Осью этой системы были на протяжении последних десятилетий отношения США – Китай. Сейчас та ось стремительно распадается. Оба главных игрока, особенно Китай, не знают, как на этот распад реагировать. И Вашингтон, и Пекин пока обращаются к удобным для каждого из них особенностям регионального порядка.
Для США это открытость международной торговли, но при американском силовом доминировании. Для Китая – также открытость, но при сохранении преимуществ, которые дает колоссальный внутренний рынок и возможность прибегать к неэкономическим мерам регулирования. Жертвой их совместных усилий постепенно все больше становится именно свобода торговли и технологического обмена. Для развития России это, конечно, может обернуться тем, что возникнут новые барьеры, не просматривавшиеся, когда «поворот» начинался. Однако усиление влияния политических факторов на внешнеторговые и внешнеэкономические вообще связи азиатских стран должно учитываться и в качестве новой возможности для российского проникновения на региональный рынок товаров и услуг. Совершенно точно, например, будет повышаться стремление к диверсификации и частичной локализации системы внешних экономических связей и сотрудничества. В маленькую цель труднее попасть – большее разнообразие внешних партнерств на самых разных уровнях может сделать их менее уязвимыми для пушек торговых войн, нацеленных в первую очередь на крупных игроков, имеющих значение для национальной безопасности своего государства.
Похожее влияние может оказать другой важнейший внешний фактор – декомпозиция всей системы международного управления в политике и экономике. Среда, возникающая под влиянием фактической эрозии системы Всемирной торговой организации, будет многократно более сложной для анализа, чем существовавшая раньше. Но она же будет и более гибкой, постоянно открывающей новые возможности. Эта среда, скорее всего, окажется более требовательной к выстраиванию внешнеэкономических связей России в Азии, возможно, вообще сократит в ее рамках стратегическую составляющую. Однако эта требовательность может стимулировать пока не всегда свойственную России оперативность в выработке текущих практических задач и приспособлении меняющейся ситуации к решению задач национального развития.
Еще большего внимания в контексте перспектив «поворота» заслуживает начавшаяся трансформация отношений внутри сообщества стран Запада. Во многом эта трансформация – реакция на постепенное отмирание многовековой системы отношений «Запад и остальные», определявшей политику и экономику в глобальном масштабе. И она может подготовить отдельные страны, включая значимые европейские экономики, к диверсификации своих связей. До тех пор, пока присутствие в Азии и Евразии не будет интегрировано в систему национальных интересов ведущих европейских стран, говорить о партнерстве с Европой здесь не приходится. Но уже сейчас, наверное, движение европейцев в этом направлении представляет аналитический интерес.
Сегодня уровень и качество участия региональных партнеров в мероприятиях Восточного экономического форума, включая самый высокий уровень, несопоставим с реальными масштабами вовлеченности России в азиатскую экономику. Это, конечно, означает и то, что у Москвы есть ресурсы и объективные преимущества, обладание которыми может компенсировать низкую степень реального присутствия в делах региона и ее значения для поддержания существующих там внутренних связей. Однако это еще и аванс – знак ожидания того, что для России «поворот к Востоку» – серьезное и долгосрочное дело. Вне зависимости от эволюции внешних условий и с использованием возникающих из-за этой эволюции преимуществ.
Международный дискуссионный клуб "Валдай". 02.09.2019
