Какая Европа нужна России?

Андрей Кортунов
К.и.н., генеральный директор и член Президиума РСМД, член РСМД

В Евросоюзе сегодня многие убеждены, что Россия крайне заинтересована в провале «европейского проекта». Вот и президент Франции Эммануэль Макрон в последнем интервью шведскому телевидению высказался, что Владимир Путин «мечтает о развале ЕС». Не беря на себя смелость артикулировать потаенные мечты российского руководителя, заметим, что подобные подозрения относительно российских преференций не безосновательны. Риторика наших политиков и дипломатов, заявления чиновников и аналитиков часто оставляют впечатление, что Москва предпочла бы иметь дело со слабым, нестабильным и раздираемым внутренними противоречиями Евросоюзом. В самом деле, сепаратистские движения внутри ЕС — от Шотландии до Каталонии — получают благожелательное освещение в российских СМИ. Лидеры европейских националистов и евроскептиков встречают более чем радушный прием в Москве. Очередное обострение миграционной проблемы или очередной теракт в европейской столице преподносятся чуть ли не как начало конца всей европейской цивилизации.

Конечно, Европейский союз — это не Соединенные Штаты. Орудия главного калибра российской пропаганды уже многие годы неизменно нацелены на Вашингтон, а не на Брюссель. Именно США рассматриваются как единственный достойный глобальный антагонист России; Евросоюз на эту роль по многим причинам не тянет. И все же, в желании иметь под боком слабый, пребывающий в состоянии перманентного кризиса Европейский союз есть своя логика. Но своя логика есть и у тех, кто считает, что реальным интересам России больше соответствует сплоченный, динамично развивающийся и устойчивый ЕС.

Попробуем сравнить линии аргументов противников и сторонников сильной Европы и дадим возможность читателю оценить сильные и слабые стороны каждой позиции.

Четыре аргумента против сильной Европы

Во-первых, многочисленные несчастья и беды, обрушившиеся в последние годы на Брюссель — еще одно наглядное подтверждение исторической правоты Москвы. То есть подтверждение доминирующего в современном российском дискурсе представления об особенностях текущего момента в мировой политике. Евросоюз сегодня — яркая иллюстрация кризиса глобализации и очевидной беспомощности политического либерализма, наглядный пример глобального подъема национализма и сторонников традиционных ценностей. Но не только иллюстрация и пример. Несчастья и беды Евросоюза — также гарантия того, что новый мировой порядок не будет пошит по лекалам, изготовленным в Брюсселе. Стало быть, и Москве совсем не обязательно примерять на себя скроенный не по фигуре и стесняющий движения европейский фрак.

Во-вторых, на фоне европейской «Великой замятни» явно выигрывает российская стабильность, пусть даже и отягощенная все более явно проявляющимися элементами застоя. Пожалуй, впервые за последние два десятилетия положение дел в России выглядит более устойчивым и предсказуемым, чем ситуация в Европе. Живописуя ужасы повседневной европейской жизни (мигранты, террористы, уличные столкновения, однополые браки, всесильные брюссельские бюрократы, кризис евро, неясное будущее), российская пропаганда ведет успешную деконструкцию ранее очень притягательного «европейского мифа» в национальном общественном сознании. К уже традиционному риторическому вопросу: «А вы хотите, чтобы у нас было так, как на Украине?» добавляется еще один риторический вопрос: «А вы хотите, чтобы у нас было так, как в Европе?».

В-третьих, против идеи сильного Европейского союза играет и практический опыт европейской политики России последних двадцати пяти лет. Москве всегда было легче договариваться с отдельными европейскими партнерами, особенно с ведущими представителями «старой Европы» (Берлин, Париж, Рим, Мадрид), чем с Брюсселем как с наименьшим общим знаменателем разнонаправленных интересов отдельных членов ЕС. «Брюссельская надстройка» над национальными государствами в большинстве случаев воспринимается в Москве не как дополнительная возможность, а как дополнительное обременение. Справедливости ради заметим, что главные европейские партнеры Москвы сами немало способствовали формированию такого представления. На протяжении очень долгого времени они неизменно предпочитали обсуждать перспективные направления сотрудничества с Москвой (экономика, особенно энергетика) на двустороннем уровне, оставляя Брюсселю самые трудные и неприятные вопросы (например, права человека).

В-четвертых, поддержка в Москве «несистемной» европейской оппозиции, разнообразных популистов, националистов и евроскептиков связана с тем, что именно эти силы, в отличие от основной части европейского политического истеблишмента, готовы к диалогу с Москвой без каких-либо предварительных условий и требований. Более того, многие из европейских популистов и националистов декларируют принципиальное несогласие с нынешней политикой ЕС на российском направлении, выражают свою солидарность или хотя бы понимание по отношению к осуждаемым Евросоюзом действиям Кремля и заявляют о намерении решительно добиваться отмены нынешних антироссийских санкций ЕС. Так почему бы Москве не сделать ставку на тех, кто готов вести с ней диалог здесь и сейчас, а не в каком-то неопределенном будущем?

Четыре аргумента за сильную Европу

Во-первых, только сильный и сплоченный Европейский союз способен внести существенный вклад в формирование действительно полицентричного (многополярного) мира, о котором так любят говорить в Москве. Слабая и разрозненная Европа, не способная ни о чем серьезном договориться сама с собой, всегда будет оставаться объектом для давления, различных манипуляций и даже прямого шантажа со стороны Вашингтона. Именно слабость Евросоюза сегодня мешает Брюсселю успешно противостоять введению администрацией Д.Трампа новых санкций против Ирана или единодушно осудить решение Белого дома о переносе американского посольства в Израиле из Тель-Авива в Иерусалим. Только слабый Евросоюз окажется перед необходимостью де-факто присоединяться к односторонним антироссийским санкциям США. Сильный и успешно развивающийся Европейский союз — это, помимо всего прочего, еще и надежный и перспективный рынок для российских товаров, услуг и российских инвестиций (из этого следует, в частности, что с точки зрения экономических интересов России выход Великобритании из ЕС никак нельзя считать подарком судьбы).

Во-вторых, даже в условиях разворота России на восток не стоит забывать о том, что именно Европа остается для нашей страны приоритетной социально-экономической лабораторией. По своей социальной и демографической структуре, по уровню образования и урбанизации Россия была и остается ближе к странам ЕС, чем к любому другому региону мира. Именно в Евросоюзе разрабатывается большинство экономических и социальных практик, моделей корпоративного и муниципального управления, технических стандартов и процедур, которые затем адаптируются Россией для своих условий. Создание институтов и механизмов Евразийского экономического союза также отталкиваются в первую очередь от богатого и плодотворного институционального опыта ЕС. Стало быть, Москва должна быть заинтересована в том, чтобы европейская лаборатория не сворачивала, а расширяла свою работу, генерируя новые практики, стандарты и модели для последующей локализации и воспроизводства в России.

В-третьих, нельзя упускать из виду то, что любая международная организация, включая Евросоюз, эффективна или неэффективна ровно настолько, насколько этого хотят или не хотят ее основные участники. Поэтому противопоставление Брюсселя столицам ведущих государств-членов ЕС совершенно неправомерно. Уберите брюссельскую бюрократию — и всеми неприятными аспектами отношений России с Европой придется заниматься бюрократам в Берлине, в Париже и в Риме. Добавим, что для того же Берлина именно продолжение европейской интеграции является безусловным внешнеполитическим приоритетом. Нет более простого способа испортить отношения с Германией, чем продемонстрировать желание подорвать европейское единство или даже просто породить подозрения у немцев относительно наличия такого желания.

В-четвертых, надо отдавать себе отчет и в том, что евроскептики, европейские правые популисты и националисты — крайне ненадежные партнеры. Некоторые из них — например, польский лидер Ярослав Качинский — вполне неплохо сочетают демонстративную неприязнь к Брюсселю с открытой враждебностью по отношению к Москве. Другие, позиционирующие себя в качестве преданных друзей России, на деле используют громкие заявления о дружбе с Москвой для последующего торга с Брюсселем по другим, более важным для себя вопросам. Вспомним, что за четыре года существования санкций Евросоюза в отношении России, ни один из европейских популистов, пришедших к власти, так и не поставил официально вопрос об их снятии. Есть основания полагать, что не поставит и в будущем — до тех пор, пока по этому вопросу не будет достигнуто предварительной договоренности с Берлином, Брюсселем и другими политическими тяжеловесами внутри Европейского союза.

Список аргументов противников и сторонников сильного Европейского союза можно легко продолжить. Однако, даже и без сколько-нибудь полного и системного изложения этих аргументов напрашивается вывод о том, что конструктивный диалог по этой немаловажной для России теме остается нелегким делом. Одна сторона делает акцент на фундаментальные мировоззренческие ценности, другая — на конкретные экономические интересы. Одна фиксируется на геополитической картине мира, другая на — на его социальном измерении. Одни участники дискуссии оперируют преимущественно позитивными и негативными эмоциями, порожденными прошлым опытом, другие — пытаются от этих эмоций и от этого опыта отстраниться, думая о будущем. В любом случае, все эти сложности — еще не повод, чтобы отказываться от дискуссии.

РСМД. 04.09.2018