Спасти «Евразийскую мечту»
Антон Барбашин
Евразийский Союз не похож на другие интеграционные объединения. Несмотря на все усилия представить евразийскую интеграцию как некое подобие европейской интеграции, объединившей Западную, Центральную и часть Восточной Европы, Евразийский Союз, скорее выглядит как «клуб Россия +». Россия составляет 80% населения, 84% территории и 84,3% ВВП ЕАЭС. Для сравнения: доля крупнейшей экономики ЕС – Германии – составляет 16,3% населения, 8,1% территории и 18,1% ВВП Европейского Союза. Для России евразийская интеграция – это в первую очередь политический проект, символизирующий главенствующую роль Москвы на постсоветском пространстве, а также доказательство способности Москвы предложить альтернативу «движению на Запад». Чтобы убедить своих главных союзников по интеграции – Казахстан и Беларусь – принять участие в заведомо неравном союзе, Москва обещала значительные экономические выгоды. Сегодня, очевидно, что большая часть обещаний Москвы была заведомо невыполнима.
Обещание первое: на географии можно заработать
Евразийский Союз географически почти полностью воплощает идею Хэлфорда Маккиндера о «Срединной земле» – Heartland’e – контроль за которой, по мнению британского географа, сулил значительные геополитические преимущества и чуть ли не контроль над всем миром. Идея была встречена с восторгом рядом российских философов и «геополитиков» и до сих пор будоражит умы современных евразийцев. Но при встрече с реальностью она разлетается в щепки. Как верно подметил Владислав Иноземцев, к началу ХХI века вполне очевидно, что Маккиндер был, мягко скажем, неправ – большие континентальные территории отнюдь не залог успеха, а чаще всего тяжкое бремя или, в лучше случае, большой вызов. Глобальная экономика успешнее развивается вблизи океана, а транзитный потенциал Евразии на практике остается лишь мечтами Якунина и ему подобных.
Северный Морской Путь (СМП), на который еще в 2012 году российское руководство возлагало большие надежды, обещая к 2020 году перевезти 64 млн тонн, в 2015 году обеспечил лишь 39 тысяч тонн грузоперевозок (против 274 тысяч тонн в 2014 году и 1,18 млн тонн в 2013-ом). РЖД, еще недавно рапортовавшие о 7-кратном росте транзита контейнерных грузов с 2009 по 2014 год – до 131 тыс. TEU (двадцатифутовый эквивалент — условная единица измерения вместимости грузовых транспортных средств) – выглядят просто смешно, если сравнить их с мощностью порта Шанхая – 36,54 млн TEU оборота в год. То есть один только шанхайский порт в 300 раз превышает мощность крупнейшего российского перевозчика.
Китайский проект транзита из Поднебесной в Европу пока обходит Россию стороной, и нет уверенности в том, что Россия все-таки способна запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда. В рамках китайского Шелкового Пути успех отдельных стран ЕАЭС никак не конвертируется в успех других. Казахстан будет не менее счастлив вобрать в себя объемы транзита, которые могли бы пойти через Россию, но пойдут южнее – банально по причине отсутствия у России необходимой инфраструктуры.
Обещание второе: больше интеграции = больше торговли
И Минск, и Астана на протяжении последних шести лет постоянно заявляют об исключительно экономическом смысле интеграции, начатой в 2010 году в виде Таможенного Союза, а с 2015 года – Евразийского Экономического союза. Имея пример европейской интеграции под боком, все участники были уверены, что как только падут таможенные барьеры, квоты и ограничения, правила будут унифицированы, бизнес начнет активнее взаимодействовать и в итоге товарооборот между членами интеграции существенно вырастет, отыграв предыдущее падение. К примеру, доля стран СНГ в товарообороте России упала с 41% в 1993 году до 14,6% в 2010 году, а со странами, которые сегодня участвуют в евразийской интеграции, и того до 7,8%.
Спустя шесть лет непрерывной работы, десятков встреч глав государств, сотен решений по либерализации торговли и тысяч рабочих постановлений, доля стран ЕАЭС в товарообороте России составляет те же 7,8%. Хотя будет несправедливо утверждать, что торговля осталась на том же уровне, что и шесть лет назад. По итогам 2015 года товарооборот России со странами ЕАЭС в реальном выражении упал на 16% по сравнению с доинтеграционным 2010 годом (рассчитано по данным ТС РФ).
Показательно, что доля товарооборота с ЕС, в отношении которого Россия ввела «продуктовое эмбарго», с 2010 года сократилась всего на 4.2% – с 49% до 44,8%. А доля уж совсем «враждебных» для России Соединенных Штатов Америки выросла за шесть лет на 0,4% и в мае 2016 года составила 4,1%. Товарооборот России с США сегодня на 35% превышает торговлю с союзническим Казахстаном и в 15 раз больше торговли с Кыргызстаном. А торговля с «недружественной» Украиной в 7 раз больше торговли РФ с дружественной Арменией.
Эти данные лишь говорят о том, что заставить экономику принять политические или идеологические установки сложнее, чем того бы хотели «евразийские стратеги» из Кремля. Также эти данные лишь подтверждают тезис, что интеграционный потенциал стран участниц ЕАЭС изначально был крайне ограничен. Экономики РФ и Казахстана слишком схожи (особенно по статьям экспорта), Беларусь и так была в экономическом смысле значительно интегрирована с РФ, а Армения с Кыргызстаном слишком малы, чтобы повлиять на общий процесс.
Единственная надежда выйти за пределы «клуба Россия+» была окончательно потеряна в феврале 2014 года, когда «вежливые люди» начали аннексию Крыма. Без Украины евразийская интеграция не способна достичь критической массы, после которой масштаб создает условия для экономического роста.
Обещание третье: с Россией в мир
В 2010 году Москва убедила и Минск, и Астану, что вместе с Россией будет проще говорить с крупными экономическими объединениями, добиваться выгодных условий и вообще получится «быстрее интегрироваться в мир». Читай – лучше делегировать Москве право вести переговоры с ЕС, чем самостоятельно участвовать в Восточном Партнерстве и получить заведомо менее привлекательные условия.
Что могло предвещать беду в конце первого десятилетия ХХI века? Российская экономика стабильно росла, от чего охотно питались все ее соседи, и даже кризис 2008 года казался вполне подконтрольным. Во главе государства стоял «почти западник» Медведев, постоянно заявлявший о необходимости углубления сотрудничества c ЕС и другими передовыми экономиками мира. Никто не мог представить себе, что события 2014 года возможны.
Для союзниц РФ маячила «интеграция интеграций» – экономический союз с ЕС, который бы удовлетворил все имеющиеся у Беларуси и Казахстана потребности на десятилетия вперед. Но Крым и война на Украине свели все эти надежды на нет.
Попытки России заговорить об «интеграции интеграций» сегодня крайне редко находят интерес у европейцев, чаще оставаясь предметом обсуждения для исследователей. Но Москва не оставляет надежд. Вспомним хотя бы выступление Путина на Генеральной Ассамблеи ООН или предложение о диалоге Комиссии ЕАЭС в 2015 году.
Вся надежда на Китай?
Внутренний кризис российской экономики, падение ВВП и отсутствие перспектив «выйти из изоляции» на Западе заставляют партнеров России по ЕАЭС – как и саму Россию – все чаще обращать свои взоры на Китай.
Евразийские союзники РФ прекрасно понимают, что надежды на «отскок» нет, а потребности в инвестициях есть. Если Россия неспособна обеспечить эти потребности, а Запад закрыт, то остается только Китай. На деле Китай уже давно «часть евразийского пространства» и его роль по многим параметрам значительно превосходит российскую. К примеру, в Казахстане инвестиции КНР почти в 7 раз превышают инвестиции РФ.
Начало переговоров о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и КНР – попытка институализировать давно складывающуюся практику взаимодействия Китая и стран-членов ЕАЭС, где Россия хочет, с одной стороны, получить необходимые средства для решения своих текущих вопросов, а с другой – «контролировать» взаимодействие Китая и своих союзниц. Москва откровенно демонстрирует и Китаю, и своим союзникам, что диалог должен идти через Москву, чем вызывает откровенное недовольство, особенно в случае с Астаной. Но, по большому счету, у Москвы нет выбора: либо Россия договаривается о понятной форме сотрудничества ЕАЭС с КНР, либо ее союзники пойдут в обход Москвы напрямую в Пекин.
Вполне возможно, что стараясь создать «Большую Евразию», Россия вместе со своими партнерами по ЕАЭС попадет в «Большую Азию», становясь не только в риторике, но и на практике «младшим братом» Китая. Пока же Китай способен «профинансировать» дальнейшее существование «евразийской мечты» России, срока годности которой вполне хватит на век сегодняшних глав государств стран ЕАЭС.
Intersection. 03.08.2016
