Новые нюансы и акценты на Корейском полуострове
Глеб Ивашенцов, Чрезвычайный и Полномочный Посол России, вице-президент РСМД
В канун 2024 года, выступая на очередном пленуме ЦК Трудовой партии Кореи, ее руководитель Ким Чен Ын объявил, что КНДР отныне не станет добиваться объединения с Южной Кореей, а будет строить отношения с ней как с обычной другой страной, причем враждебной.
Раздел Кореи по 38-ой параллели был следствием советско-американских договоренностей по итогам Второй мировой войны, поэтому состояние межкорейских отношений на протяжении «холодной войны» определялось состоянием отношений между Востоком и Западом, между СССР, США и Китаем. Не случайно первое совместное заявление Севера и Юга о том, что объединение Кореи должно быть достигнуто самостоятельно, без вмешательства извне, мирным путем на основе «национальной консолидации» было датировано июлем 1972 г. Его появлению предшествовали визит президента США Р.Никсона в Пекин в феврале 1972 г., нормализовавший американо-китайские отношения, и советско-американский саммит в Москве в мае того же года, открывший период разрядки между США и СССР.
В КНДР все годы ее существования разговоры об объединении были важной частью официальной идеологии. Три принципа объединения родины — «мир, суверенитет и великая национальная консолидация» — были выдвинуты еще первым руководителем КНДР Ким Ир Сеном. Вместе с тем Южная Корея и поддерживающий ее Запад, на словах выступая за примирение двух корейских государств, их равноправное существование, сотрудничество и обмены, под разными предлогами всячески этому противодействовали. Например, когда Москва в 1990 г. и Китай в 1992 г., покончив с «холодной войной» в применении к Корее, открыли свои посольства в Сеуле, а в 1991 г. оба корейских государства — Республика Корея и КНДР — были приняты в ООН, США на признание КНДР не пошли.
Подобным же образом обстояло дело в 2018 и 2019 гг., когда состоялись три межкорейских и два северокорейско-американских саммита, а также трехсторонняя встреча президента США Трампа и руководителей двух корейских государств Ким Чен Ына и Мун Чжэ Ина. Казалось бы, процесс корейского урегулирования пошел. Однако все заявленные на саммитах намерения собеседников северокорейского лидера предпринять усилия для достижения стабильности и мира на Корейском полуострове остались не более чем риторикой. Сам факт состоявшихся саммитов вроде бы подтвердил, что и Вашингтон, и Сеул примирились с существованием КНДР и приняли политику мирного сосуществования с ней. Вместе с тем речи не шло о главном — признании Республикой Корея и США статуса КНДР как суверенного государства, законности и конституционности ее руководства.
Примечательно, что при проведении межкорейских саммитов южнокорейской стороной никогда не соблюдался принцип взаимности. В Пхеньяне принимали президентов Республики Корея — Ким Дэ Чжуна в 2000 году, Но Му Хёна в 2007 г. и трижды Мун Чжэ Ина в 2018 году. Но ни Ким Чен Ир, ни Ким Чен Ын никогда не бывали в Сеуле. Дело в том, что южнокорейский Закон о национальной безопасности трактует Северную Корею не как страну, а как антигосударственную организацию, и окажись кто-нибудь из Кимов на юге, согласно букве этого закона, он должен был бы быть немедленно арестован как военный преступник. Говорят, что в свое время либерал Ким Дэ Чжун собирался переступить этот одиозный закон, чтобы провести ответный северокорейский визит после пхеньянского саммита 2000 г., принесшего ему Нобелевскую премию мира, но этому воспрепятствовали консервативные силы в Национальной Ассамблее, вооруженных силах и государственном аппарате РК.
«Наша партия, — цитировало Центральное телеграфное агентство Кореи слова Ким Чен Ына, — пришла к выводу, что никогда не появится возможность достичь объединения с Республикой Корея, которая сделала государственной политикой объединение на основе поглощения и единообразности системы». Южнокорейские власти были названы «приспешниками колониальной администрации» США, а потому обсуждение с ними вопросов объединения не соответствует национальному достоинству и статусу КНДР. «В том месте, что сегодня называется Южной Кореей, политика полностью исчезает, все их общество погрязло в культуре янки. Это всего лишь колониальное зависимое государство, которое полностью опирается на США в вопросах обороны и безопасности», — отмечал Ким Чен Ын.
Немалая доля справедливости в этих высказываниях руководителя КНДР присутствует. В Сеуле воссоединение Кореи изначально воспринималось и сегодня воспринимается не иначе, как поглощение Югом Севера. И конфронтационный курс Ли Сын Мана и его военных преемников, а также «политика солнечного тепла» Ким Дэ Чжуна и Но Му Хёна были двумя сторонами одной медали. Эту линию наглядно подтверждает, в частности, наличие в Сеуле Управления пяти северных провинций, которое в понимании южнокорейских властей служит «легитимной администрацией территорий, временно находящихся под управлением КНДР». В состав Управления входят департаменты пяти провинций — Хванхэдо, Пхёнан-Намдо, Пхёнан-Пукто, Хамгён-Намдо и Хамгён-Пукто, что соответствует административному делению Кореи по состоянию на 1945 год — то есть сразу после получения ею независимости от Японской империи. В управлении служат пять губернаторов провинций с аппаратом и несколько десятков начальников уездов. Кроме того, в резерве находятся начальники всех поселков, волостей и городских районов Северной Кореи. Руководство Управлением осуществляет один из губернаторов пяти провинций; начальники меняются ежегодно по принципу ротации. Управление подчиняется не Министерству объединения Республики Корея, а Министерству правительственной администрации и внутренних дел, (в 2008 г. переименовано в Министерство общественной администрации и безопасности), то есть входит непосредственно в состав государственной администрации Республики Корея.
Что касается южнокорейско-американских отношений, то Республика Корея, согласно американо-южнокорейскому Договору о взаимной обороне 1953 г., находится в военном союзе с Соединенными Штатами. И если Сеулу американское военное присутствие в Корее нужно для того, чтобы защитить южнокорейское экономическое благоденствие от гипотетических посягательств Пхеньяна, то для Вашингтона — это лишь один из компонентов глобальной системы обеспечения «американского лидерства». Корейский полуостров — единственный континентальный элемент в системе военного присутствия США в Восточной Азии. Кроме того, в качестве союзника США Южная Корея существенно подкрепляет американскую военную мощь на Тихом океане, делая это в значительно большей степени, чем Япония, до сих пор скованная девятой статьей своей Конституции. В период холодной войны американское военное присутствие в РК оправдывалось необходимостью сдерживания мировой социалистической системы. Сегодня главным предлогом для оправдания своего присутствия там США выдвигают тезис об угрозах со стороны КНДР, хотя в действительности это присутствие, скорее, направлено на сдерживание китайского и российского влияний.
В настоящее время, согласно двусторонним договоренностям, Южная Корея в мирное время командует как своими войсками, так и американским военным контингентом на полуострове. Однако с началом войны командование автоматически переходит к США, то есть, по сути, президент Республики Корея как верховный главнокомандующий вооруженными силами страны оказывается в подчинении у генерал-лейтенанта Вооруженных Сил США. При президенте Но Му Хёне, который стремился к большей самостоятельности, в 2007 г. было решено, что с апреля 2012 г. США передадут Сеулу и командование в случае войны. Однако пришедший затем к власти в Южной Корее президент Ли Мён Бак, стоявший за безусловный альянс с Вашингтоном, в 2010 г. перенес срок передачи контроля на 1 декабря 2015 г. Сейчас же передача командования над совместными войсками в случае войны отложена на неопределенное время. Примечательно, что именно Сеул просил Вашингтон не передавать ответственность Южной Корее, расписываясь фактически в своей неготовности самостоятельно обеспечить безопасность своей же страны.
И в Пхеньяне, и в Сеуле политические элиты отлично понимали: пресловутое «объединение страны мирным путем» — это утопия. Сеул опасался, что объединение обойдется стране слишком дорого, надолго выбив ее из конкурентной борьбы на региональном и глобальном уровне. Кроме того, поколения южнокорейцев, выросшие после Корейской войны, видят в КНДР уже не отторгнутую часть единой корейской Родины, а просто соседнее, недружественное государство, население которого тоже говорит на корейском языке. Ведь говорят, например, на одном английском языке в разных государствах Канаде и США, и на одном испанском — в Аргентине и Уругвае.
В Пхеньяне, в свою очередь, хорошо знают пример Германии, где капиталистический Запад грубо подмял под себя социалистический Восток, сделав бывших граждан ГДР «людьми второго сорта» и подвергнув членов прежней восточногерманской властной элиты всякого рода преследованиям, вплоть до тюремного заключения. Новое молодое поколение северокорейской номенклатуры активно сращивается с нарождающимся северокорейским бизнесом, нечто подобное мы уже видели в России. Оба эти класса — и нынешняя военно-партийная элита, и северокорейские нувориши — имеют общий жизненный интерес в сохранении отдельной северокорейской государственности. Объединение Кореи под началом Сеула равно опасно и для тех, и для других, ибо в этом случае номенклатура потеряла бы власть, а местное частное предпринимательство было бы попросту смято южнокорейскими монополиями-чеболями.
В своем предновогоднем выступлении Ким Чен Ын фактически признал уже давно известный факт: Южная и Северная Корея — это два совершенно разных государства. Их население все менее отождествляет себя друг с другом. По сути формируются, если уже не сформировались, две разные нации. Тем не менее прежде это открыто не признавалось.
В чем же причина нынешнего разворота Пхеньяна? Представляется, что их несколько: как внутри-, так и внешнеполитического характера. Если говорить о внутриполитическом положении в КНДР, то в последние годы в стране без особой шумихи стали проводиться реформы в сельском хозяйстве и промышленности. Северокорейское руководство, несомненно, заинтересовано в строительстве рыночной экономики по китайскому или вьетнамскому образцу — экономическая эффективность подобных моделей убедительно доказана на практике. Трудность, однако, заключается в том, что у КНДР, в отличие от Китая и Вьетнама, под боком, за 38-й параллелью, Южная Корея, государство, где говорят на том же языке и которое положено считать второй половиной страны, но с которым существует гигантский разрыв в уровне жизни. Начало реформ требует контактов с внешним миром, в том числе и с Южной Кореей, а знакомство широких масс северокорейцев с реалиями, в которых живут в этой стране их единокровные братья, неизбежно вызовет у населения множество крайне неудобных для пхеньянских властей вопросов. Поэтому, чтобы удержаться у власти, северокорейские реформаторы вынуждены осуществлять свои преобразования с куда большей осторожностью, чем их китайские и вьетнамские коллеги. Это предполагает прежде всего усиление с одной стороны авторитарного режима и ужесточение идеологического и полицейского контроля, а, с другой — ограничение общения рядовых северокорейцев с южанами, чтобы избежать невыгодного для КНДР сравнения в уровне жизни с Южной Кореей. Сейчас же, если такое сравнение и будет делаться, то в применении не к соплеменникам, а к гражданам другой страны, как, скажем, Японии или Китая, и таким образом острота отставания севера от юга Кореи будет в известной мере скрадываться.
Нужно также отметить, что северокорейско-американский диалог пяти-шестилетней давности существенно укрепил личные позиции Ким Чен Ына. Если в 2017 г. северокорейский лидер виделся Западу «карликом с ракетой», возглавлявшим обложенную санкциями страну-изгоя, то на саммите в 2018 г. в Сингапуре Д. Трамп назвал его «уважаемым председателем», а в 2019 г. в Ханое — «великим вождем». «Молодой маршал», заставивший президента главной империалистической державы «на равных» слушать себя за столом переговоров, в сознании соотечественников уже превзошел своими достижениями и отца, и деда и, несомненно, застолбил за собой пост лидера КНДР еще на немалый срок. Но процесс должен поступательно развиваться. Для дальнейшего укрепления авторитета вождя, неустанно пекущегося об укреплении безопасности страны, нужны новые инициативы, и такая инициатива была выдвинута — отказ от объединения с враждебной Южной Кореей.
При этом в заявлениях Ким Чен Ына нет более противопоставления южнокорейского правительства и южнокорейского народа, а такое противопоставление прежде было традиционным — правительство Юга называли марионетками США, а с народом, как отмечалось, нужно иметь дело и добиваться объединения.
Вместе с тем указания Ким Чен Ына армии и народу готовиться к возможному ядерному кризису на Корейском полуострове «в целях форсирования подготовки к такому великому событию как взятие КНДР под контроль всей территории Южной Кореи» не стоит считать подготовкой к войне. Уровень нынешних воинственных словесных выпадов пхеньянского руководителя в адрес Сеула и Вашингтона нисколько не выделяется на фоне привычной ругательной официальной северокорейской пропаганды. Прямой военный конфликт на полуострове Пхеньяну на данном этапе не нужен. Нужен же ему мощный внешнеполитический пиар в условиях общего обострения мировой обстановки. Для этого используются любые «горячие темы» нынешней международной жизни — от предстоящих президентских выборов в США до Специальной военной операции России на Украине.
Если говорить о США, то северокорейские оборонительные приготовления изначально определялись причинами не только военного характера. При выставлении Вашингтону всех военных «страшилок» Пхеньяном постоянно делался расчет и на то, чтобы, например, под разговоры о возможности свертывания ядерной программы получить экономическую помощь и инвестиции от тех же американцев и южнокорейцев. Такая схема работала в 1990-х гг. При администрации Б.Клинтона США начали в отношении КНДР «политику умиротворения». В 1994 г. в Пхеньяне побывал и встретился с Ким Ир Сеном бывший президент Дж.Картер, после чего в Женеве между двумя странами было заключено Рамочное соглашение по урегулированию ядерного кризиса на Корейском полуострове. В обмен на замораживание ядерной программы КНДР оно предусматривало не только строительство в этой стране двух легководных атомных реакторов и поставки американского мазута для северокорейских тепловых электростанций, но и нормализацию политических отношений между Вашингтоном и Пхеньяном, включая взаимное признание.
Нагнетая сегодня напряженность на Корейском полуострове, Ким Чен Ын, вероятно, хотел бы как тридцать лет назад получить отступные от международного сообщества — снятие санкций и экономическую помощь. Об этом он надеялся договориться еще на саммитах 2018–2019 гг. с Д.Трампом, но тогда тот ни на какие сделки не пошел.
Сейчас в Пхеньяне, похоже, рассчитывают на возвращение Трампа в Белый дом, чтобы добиться еще одного раунда переговоров. А в эту канву удачно ложится полный разрыв с Сеулом. Из такого разрыва логически вытекает угроза новой большой Корейской войны — ведь с чужой страной воевать проще, чем с соплеменниками. А подобной войны в дополнение к тайваньской проблеме Д.Трампу только и «не хватало».
Обострился и вопрос ядерного нераспространения. Пхеньян доказал, что страна, пусть даже с ограниченными ресурсами, но сильным целеустремленным руководством, способна обзавестись ядерным оружием. Можно ли быть уверенным, что кто-либо другой из членов международного сообщества не последует примеру Северной Кореи в обеспечении собственной безопасности и сохранится ли в таких условиях нынешний режим нераспространения? Речь в данном случае в первую очередь идет о соседях КНДР — Южной Корее, Японии и Тайване.
Что касается Сеула, то события на Украине утвердили в Южной Корее мысль о том, что теперь уж Северная Корея точно не откажется от ядерного оружия. Дескать, раньше аргументами в пользу необходимости Пхеньяну иметь такое оружие служили примеры Ирака и Ливии, теперь в этот ряд добавилась Украина, расставшаяся по Будапештскому меморандуму 1994 г. с 1700 ядерными боеголовками, размещенными на ее территории в советское время. Это придало импульс дискуссии о безъядерном статусе самой Южной Кореи. Как правые, так и левые в Сеуле считают, что США и Запад отказались всерьез защищать Украину. В этой связи возник вопрос: что будет с Южной Кореей в случае новой межкорейской войны. Согласно опросам, 70% граждан считают, что их стране надо срочно обзавестись собственной ядерной бомбой. Такой расклад не может не вызывать беспокойства США. В 1970-х гг., когда Сеул еще до Пхеньяна пытался втайне от американцев заняться разработкой ядерного оружия, Вашингтон ему это прямо запретил — ядерное оружие на Корейском полуострове должно быть только у США.
На обстановке вокруг Корейского полуострова в нынешних условиях не может не сказываться и обострение отношений Китая с США и России — с США и Южной Кореей. Китай рассматривает расстановку сил в Северо-Восточной Азии прежде всего через призму своего противостояния с США. В этих условиях поддержание на плаву КНДР имеет для Китая стратегическую ценность. Кроме того, Китай не видит в той же ядерной программе КНДР непосредственной угрозы для себя. Северокорейское ядерное оружие воспринимается Пекином в первую очередь как проблема США и их союзников.
Подход же России к корейским делам не может быть оторван от ее отношений с каждым из двух корейских государств. Специальная военная операция на Украине внесла в этот вопрос существенные коррективы. В частности, Южная Корея ответила на СВО в одном ключе с США, хотя Сеул пока и не поставлял напрямую оружия Киеву и не вводил санкций против конкретных российских деятелей. В то же время КНДР — одна из немногих стран, которая однозначно поддержала Россию в ее действиях на Украине. Она признала Донецкую и Луганскую народные республики и их вхождение наряду с Херсонской и Запорожской областями в состав Российской Федерации. А это обязывает Москву в известной мере поддерживать Пхеньян в международных делах, скажем, в том, чтобы ослабить принятые против КНДР санкции и противодействовать принятию новых.
Какими могут быть последствия отказа Пхеньяна от воссоединения Кореи для расстановки сил на политической арене Северо-Восточной Азии? Воссоединение Кореи не рассматривалось первоочередным вопросом повестки дня никем из партнеров двух корейских государств. Россия исходила из того, что интересам регионального и всеобщего мира и безопасности отвечало бы становление Кореи как единого независимого нейтрального и безъядерного государства, но решение этой задачи, подобно ближневосточному урегулированию, отводилось на откровенно отдаленную долгосрочную перспективу.
Что касается Соединенных Штатов, то их интересам отвечало бы сохранение статус-кво на Корейском полуострове, ибо это наиболее удобный способ поддержать, а в случае необходимости и усилить американское военно-политическое присутствие в Северо-Восточной Азии. Естественно, сейчас стоит ожидать нагнетания анти-северокорейских страстей в вашингтонской пропаганде и новых усилий по укреплению военного взаимодействия США с Южной Кореей и Японией, проведения всякого рода совместных маневров и т.п. Однако до прямых боевых столкновений с КНДР дело не дойдет.
Прежде, столкнувшись с тем или иным вызовом со стороны Пхеньяна, например, сообщением о подготовке к очередному ракетному запуску или ядерному испытанию, Вашингтон действовал в одной и той же манере. Сначала американцы заявляли, что планируемый КНДР шаг «неприемлем» и приведет к «непредсказуемым последствиям». В ответ Пхеньян рано или поздно делал именно то, против чего американцы предостерегали, на что Вашингтон реагировал лишь ужесточением риторики или новыми экономическими санкциями, которые, по сути, имели нулевой эффект. Причиной этого была отнюдь не вера США в возможность дипломатического решения или в силу санкций. Возможность военной операции против КНДР всерьез обсуждалась в Вашингтоне еще в начале 1990-х гг., как только начались разговоры о ядерной программе Пхеньяна, однако тогда от этого плана отказались. Американцы помнили уроки Корейской войны. Новый широкий военный конфликт на Корейском полуострове обернулся бы для США серьезными людскими и материальными потерями, и поставил бы под угрозу как позиции США в важном для них регионе, так и всю систему американских международных союзов.
Китай поддержал бы воссоединение Кореи, если бы был уверен, что единая Корея будет прокитайской. Уверенности в этом нет: объединенная на сеульских условиях она стала бы для Китая в лучшем случае мощным независимым государством, имеющим прочные связи с США, а в худшем — форпостом вашингтонского сдерживания КНР в регионе. Поэтому стоит предположить, что в Пекине нынешняя линия Ким Чен Ына будет встречена без каких-либо осложнений.
Что касается японцев, то отказ Пхеньяна от воссоединения с Сеулом их откровенно устраивает. Токио боится появления единой Кореи как мощного конкурента на региональной и мировой арене, подобно тому, как в конце 1980-х гг. Британия и Франция старались отсрочить становление единой Германии.
Заявив о намерении рассматривать Южную Корею как отдельное независимое государство, Пхеньян при этом не планирует открывать посольство в Сеуле и налаживать туризм между двумя Кореями. Вместе с тем любой конфликт и любая война завершаются миром, и рано или поздно отношения между КНДР и Республикой Корея призваны войти в принятые в международной практике дипломатические рамки.
В академических дискуссиях по корейскому урегулированию неоднократно всплывал вопрос о необходимости заменить Соглашение о перемирии в Корее 1953 г. мирным договором. При этом присутствует значительный разброс мнений относительно того, какие государства должны быть участниками этого договора. Помимо двух Корей называются, в частности, США и Китай.
В этом вопросе, наверное, следует исходить из того, что Соглашение 1953 г. не было межгосударственным документом. Помимо главы правительства КНДР Ким Ир Сена как главнокомандующего северокорейскими войсками его подписали командующий китайскими народными добровольцами и главнокомандующий войсками ООН американский генерал. Представитель Южной Кореи, следуя указанию тогдашнего президента страны Ли Сын Мана, подписывать Соглашение отказался. Таким образом, ни Республика Корея, ни США, ни Китай в государственном качестве в соглашение о перемирии вовлечены не были. Более того, США и Китай как государства не участвовали в Корейской войне. Американские войска воевали в составе международного контингента, направленного в Корею решением Совета Безопасности ООН, а китайские — в качестве добровольцев. С учетом названных обстоятельств мирный договор на Корейском полуострове видится договором лишь двух суверенных независимых государств — КНДР и Республики Корея.
Возможно, через какое-то время и США, и соседи КНДР, и все международное сообщество в целом примирятся с ядерным Пхеньяном подобно тому, как мир примирился шестьдесят лет назад с ядерным Китаем, а затем с ядерным Нью-Дели и ядерным Исламабадом, и на Корейский полуостров придет новая, пусть и иллюзорная, стабильность, как она, например, пришла на полуостров Индостан.
РСМД. 04.03.2024
