Особенности транзита власти в Казахстане

События января в Казахстане оставили наблюдателям ряд вопросов, ключевой - могло ли все сложиться иначе? Без заговора силовиков и вооруженных погромов? Особенно, если учитывать последующую вполне рутинную передачу от Назарбаева Токаеву лидерства в партии «Нур Отан», поста в Совбезе, заявление Елбасы об уходе с политической арены. Что пошло не так в сценарии казахстанского транзита и какие выводы из ситуации сделали государства СНГ – в материале научного сотрудника Института экономики Российской академии наук (РАН) Александра Караваева.

Пожалуй, все сошлись в диагнозе, что транзит власти в Казахстане на момент обострения кризиса был не окончен. Однако это не объясняет столь острого столкновения старой и новой элиты на ровном фоне публичной политической повестки. Предполагалось, что ставка на Токаева, сделанная весной 2019 года, постепенно убедит окружение первого президента Казахстана не предпринимать активных действий по ломке консенсуса, сложившегося вокруг фигуры нового главы государства.

Само по себе, такое решение не могло полностью убрать трений, возникающих от появления «двух башен власти». Однако, казалось, что выбор Назарбаева должен свести к минимуму серьезные конфликты между «старой гвардией» и новыми политическими игроками, верными лично Токаеву. Январский хаос привел к окончательному размежеванию бюрократии на тех, кто присягнул президенту Токаеву, и тех, кто остался в прежней теневой иерархии, ориентированной на ядро людей близких Назарбаеву.

Произошедшие изменения казахстанского политического поля носят вполне революционный характер. В крайне сжатый срок, чуть больше месяца, Токаеву удалось обновить кабинет министров: 16 министерств поменяли главу ведомства. Произошла смена состава в силовом блоке. Назначен новый министр обороны. В Комитете национальной безопасности (КНБ) были уволены председатель и четыре заместителя, причем трое, включая экс-руководителя КНБ Карима Масимова, арестованы.

В 6 из 17 регионов страны – новые начальники областных департаментов полиции, включая столицу Казахстана. Наконец, поменялось руководство ЦИКа, Нацбанка, национальной палаты предпринимателей «Атамекен». В партии «Нур Отан» больше, чем наполовину обновлен состав политсовета и политбюро. В этих органах впервые с момента основания не оказалось ни одного члена правительства, главы региона или руководителя государственных и квазигосударственных организаций. До этого их присутствие составляло порядка 60%.

Началась смена руководства в инфраструктурных госкомпаниях – «Казтрансгаз» и «КазТрансОйл» – возглавляемых людьми из ближнего круга семьи Назарбаева.

Отсутствие институтов и дефицит времени

Опыт Казахстана, кстати важный для последующего транзита стран СНГ показал, что полностью снять конфликт перехода патримониальной власти может только полный уход первого президента (национального лидера) с политической сцены.

Во-первых, это позволяет преемнику полноценно и свободно решать кадровые вопросы. Во-вторых, не будет дезориентировать бюрократию и финансово-промышленные группы, в том, какие кабинеты власти играют первостепенную роль, а какие вторичны.

В-третьих, только в этом случае преемник получает возможность проводить собственные преобразования, менять конструкцию и стратегию в соответствии с потребностями текущего момента, не оглядываясь – как бы не обидеть отца-основателя, или не задеть интересы кого-то из его окружения.

Фактор личности стал базовым в платформе власти, заменив собой девальвированный каркас советской идеологии. Личность первичнее институтов. Особенно, учитывая, что институты приходилось создавать заново в начале 1990-х. Они не могли обладать авторитетом и уважением, не имея никакой предыстории. Поэтому источником номинальной и формальной власти становился харизматик, способный создать систему балансов и противовесов в структуре госвласти. Способный, кроме того, контролировать «вторую власть» – владельцев и выгодополучателей финансово-промышленных групп.

Назарбаев не приватизировал власть, он ее создал и в определенной степени подарил себя этой системе. В результате комплекса причин возникает сращивание персоны политика и должности главы системы. Выйти из этой конструкции живым в прямом и переносном смысле – практически невозможно. Грубо говоря, необходимо держать конструкцию в руках до конца. Однако Назарбаеву это удалось, и это его несомненная заслуга.

Патерналистские системы власти в государствах СНГ весьма родственны, если не сказать однотипны, разница только в нюансах личности первых президентов и масштабе социально-политических систем.

Генезис систем высшего управления наших стран очень близок по ключевым характеристикам. Достаточно поставить три вопроса относительно правления первых президентов:

– Какова роль семьи?;

– Какова роль друзей?

– Какова роль патримониальной бюрократии в создании машины госуправления?

Ответы на эти вопросы, относительно времени правления Назарбаева, Ельцина, Лукашенко, то есть первого десятилетия становления наших стран, будут весьма близкие по сути. Многое из этих реалий транслировалось в последующие десятилетия, вплоть до сегодняшнего дня.

Надо понимать, что это не уникальная ситуация или какое-то временное отклонение от условной нормы западной демократии. Это такой уникальный путь. Он неизбежен для постсоветского государства, которое входило в самостоятельное плавание оголённым по многим структурам функционирования власти. Пожалуй, главное, чего были лишены системы постсоветской власти – так это привычного на тот момент контура командно-административной системы. Отсутствие КПСС и ее управленческой иерархии уже не позволяло так же принимать более-менее консенсусные решения.

Ввиду этого, строительство нового контура власти и систем управления, с позиции первого лица, могло осуществиться только через семью, через друзей, других лично доверенных, на которых можно уверенно положиться при дефиците времени и отсутствии традиции институтов.

Постепенно, значение правовой процедуры и влияние структур исполнительной власти (регламента управления) становится в СНГ все более значимым. Отсюда необходимость вносить коррективы в основной закон, продлевая временные лимиты правления нацлидеров первой и второй волны до момента готовности их преемника и его кадрового резерва.

Здесь возникает вторая проблема транзита – кадровая. Опору новому президенту-преемнику должна составить новая бюрократия, молодая в поколенческом и более подготовленная в образовательном смысле слова. Однако глубина такого резерва в большинстве стран СНГ не слишком значительна.

Возникают риски «реванша». Когда прежняя управленческая элита, занимая командные высоты при новом президенте, формирует свое альтернативное видение развития страны, то происходят заговоры и саботаж.

Можно вспомнить ситуацию с парламентскими выборами ноября 2005 года в Азербайджане, когда группа министров, сохранившая позиции в новом кабинете Ильхама Алиева, накануне выборов попыталась сыграть свою собственную политическую игру, поддерживая протесты.

Причем протестную волну пытались использовать и внешние оппозиционеры. В Азербайджане это был Расул Гулиев, крупный функционер первой половины 1990-х, спикер Милли Меджлиса, попытавшийся вернуться в Баку из США с целью возглавить протесты. Очень похоже, как на волне январской конъюнктуры о себе неожиданно заявил Мухтар Аблязов. Хотя и одного, и другого политика к моменту кризисов в их странах почти списали из активной повестки.

Заметим, что несмотря на успешное преодоление кризиса 2005 года в Азербайджане, сменить кадровый состав азербайджанского правительства в экономическом и силовом блоке Ильхаму Алиеву удалось лишь в период 2015-2019 годов. Причина – отсутствие подготовленного кадрового резерва, а также сила влияния предыдущего поколения властной элиты. Поэтому, то, что удалось сделать Токаеву, по данному признаку можно оценивать только с положительной стороны.

Альтернатива президентским вертикалям власти – состязательная демократия, показала частичные преимущества в небольших государствах (до 10 млн населения, с небольшим объемом резервов и размером подушевого ВВП).

Другое дело, что последствия рисков недобросовестной конкуренции в состязательных системах куда выше, чем последствия «недобросовестных» решений со стороны лидера вертикально интегрированной страны. В первом случае возможен серьезный раскол, вплоть до потери суверенитета страны (события 2014 года в Украине). Во втором случае последствия ошибки могут быть исправлены инерцией госмашины и балансами межгрупповых интересов.

Назарбаев – это коллективная фигура, и сегодня в большей степени миф, чем личность. Причем, с каждым годом, ещё до его физического ухода этот миф будет становиться все сильнее. Золотой век старта казахстанской государственности останется в памяти именно как «Золотой век». Такова особенность человеческого восприятия – большое видится на расстоянии.

В свою очередь, Токаев сделал необходимые шаги, чтобы сохранить преемственность и органичность своей власти тому позитивному наследию, которое ему досталось. При этом, Токаев подчеркнуто нетождественнен и дистанцирован от эпохи Назарбаева. Он чувствует запрос на социализацию госполитики, обращение в сторону малого и среднего бизнеса.

Роль России

Россия и Казахстан – хребты евразийской интеграции. Важнейшие вехи, которые с 2022 года будут проходить обе страны, будут направлены на усиление общего потенциала.

Отметим два совместных проекта:

• переход к цифровой валюте, который позволит напрямую привязать счета граждан и компаний к системам центробанков и максимально упростить транзакции;
• совместная с KAZ Minerals эксплуатация крупнейшего в мире Баимского горнорудного месторождения на Чукотке (оценочно 23 млн.тонн меди, 2 тыс тонн золота). К 2027 году планируется построить две обогатительные фабрики по 35 миллионов тонн в год переработки каждая – крупнейший в мире проект.

Учитывая быстрые изменения технологических и геополитических ландшафтов, Москве нужен современный, сильный и надёжный партнёр, с прогнозируемой политикой.

Актуальность этого запроса на командную игру проявляется как раз в тот момент, когда Москва начинает вести серьезную игру с евро-атлантическим и китайским миром за свое место в глобальной расстановке сил текущего столетия.

Поэтому кризис казахстанского транзита, не мог интерпретироваться в Москве иначе как вызов. Окончательная диспозиция показывает, что Москва получила серьезного сторонника интеграции в лице Токаева. Казахстанская госмашина снова, как и в середине 2000-х годов, выйдет в лидеры.

ИАЦ МГУ. 23.02.2022