Существует ли конкуренция между Большим евразийским партнерством и китайской инициативой Пояса и пути?
Юрий Кулинцев, научный сотрудник Центра изучения стратегических проблем СВА и ШОС, ИДВ РАН, эксперт РСМД
Россия воспринимает Евразийское пространство как территорию, на которой простираются ее стратегические геополитические интересы. С целью защиты своих позиций и усиления своего влияние в регионе была инициирована идея Большого евразийского партнерства (БЕП). Прежде всего, БЕП является проектом, который позволяет обеспечивать политическую стабильность и создавать благоприятные условия для выстраивания новых форматов экономического сотрудничества при сохранении гарантий социальной безопасности его участников.
Одним из принципиальных тезисов, которые были заложены в идею Большой Евразии, является постулат о том, что российская инициатива не направлена на противодействие или конкуренцию с китайской инициативой Пояса и пути (ИПП), а, напротив, призвана выполнять связующую функцию между различными евразийскими интеграционными проектами, которые уже осуществляются и планируются к реализации, в частности, ЕАЭС и ШОС.
В выступлениях политических лидеров России с 2015 г. стала активно использоваться внешнеполитическая риторика, указывающая на намерения Москвы поддержать или даже стимулировать формирование единого интеграционного экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. В тот же период политические эксперты констатировали усиление интереса ряда соседних государств к активизации интеграционных связей с Россией.
Следует учитывать, что российская инициатива Большого евразийского партнерства была инициирована в условиях, когда на пространстве Евразии уже были запущены процессы региональной интеграции. СНГ, ШОС, Таможенный союз, эволюционировавший затем в ЕАЭС, китайская концепция Экономического пояса Шелкового пути, как часть более масштабной инициативы Пояса и пути — все эти проекты имели ряд общий черт (широкий охват участвующих сторон, масштабность и долгосрочность, интеграционная составляющая, пересекающийся состав государств-участников, корреляция поставленный целей). Таким образом, возникла объективная необходимость формирования новых общих принципов, которые позволили бы синхронизировать ход интеграционных процессов в Евразии.
Краеугольный камень БЕП
С концептуальной точки зрения идея Большой Евразии впервые была рассмотрена политологами международного дискуссионного клуба «Валдай», которые предложили ее российской политологической элите в рамках серии аналитических докладов «К Великому океану—3», «К Великому океану—4», «К Великому океану—5». В указанном исследовании были выявлены и систематизированы внутренние и внешние проблемы, с которыми сталкиваются участники евразийских интеграционных инициатив.
В результате комплексного анализа геополитических, экономических и социальных факторов был сделан вывод, что странам-участницам будет выгодно своеобразное объединения различных интеграционных инициатив в рамках какого-либо одного общего проекта, получившего название Большой Евразии. В качестве одного из ключевых аргументов приводился тезис о том, что данный проект будет способствовать координации совместных усилий в ходе реализации процессов интеграции в Евразии.
Ряд зарубежных политологов, в том числе китайских, отмечают[1], что озвученная российским лидером идея Большого евразийского партнерства в значительной степени базируется на научной концепции, изложенной в докладе, который был представлен Валдайским клубом.
В 2016 г. в ходе выступления на Петербургском международном экономическом форуме В.Путин впервые рассказал международной аудитории о российском видении Большого евразийского партнерства, куда предлагалось включить страны СНГ, ЕАЭС, ШОС и которое является открытым для присоединения других государств и международных интеграционных проектов.
Анализ приведенных фактов позволяется сделать вывод о том, что приоритетным направлением в работе БЕП является формирование новых форматов межгосударственного взаимодействия на пространстве Евразии, при этом одним из ключевых условий выступает поддержка идеи сопряжения евразийской интеграции и китайского проекта Экономического пояса Шелкового пути.
Чей проект шире?
Проект БЕП с географической точки зрения охватывает территорию всей Евразии и распространяется за пределы бывших советских республик. Это говорит о том, что евразийская интеграция в понимании российской стороны должна охватывать не только страны СНГ, но и страны Азии, Ближнего Востока. В этом смысле полноформатное взаимодействие Москвы и Пекина на стратегическом уровне имеет крайне важное значение для формирования положительных результатов сопряжения инициатив России и Китая, и в конечном счете — для построения БЕП[2].
Инициация Россией проекта Большого евразийского партнерства делает ее одним из ведущих участников евразийского интеграционного процесса наравне с Китаем, который реализует собственную интеграционную повестку в рамках проекта ЭПШП.
Китайский проект, который сейчас называется инициативой Пояса и пути, был выдвинут лидером Китая в 2013 г. ИПП объединяет две крупных формата — «Экономический пояс Шелкового пути», простирающийся из Китая в Западную Европу, и «Морской Шелковый путь XXI века», который идет из Китая через Индийский океан в направлении Средиземного моря. Изначально воспринимавшаяся как трансграничный проект инфраструктурного развития, инициатива Пояса и пути фактически стала отражением представлений политической элиты Пекина о более широком понимании Евразийской интеграции, осуществляемой в контексте китайских инициатив[3]. Пять основных направлений сотрудничества, продвигаемых в рамках ИПП — координация политических усилий, инфраструктурное строительство, беспрепятственная торговля, финансовая интеграция и активизация контактов между людьми — служат конечной цели построения «сообщества единой судьбы человечества». Это концепция, предложенная Си Цзиньпином международному сообществу в качестве базовой стратегии в развитии социализма с китайской спецификой в новую эпоху.
Если сравнивать ИПП с БЕП и ЕАЭС, то преимуществом китайской инициативы являются крупные инвестиции, которые Пекин обещает выделять участвующим сторонам. Это стало одним из ключевых факторов, объясняющих почему десятки стран так охотно заявили об участии в китайском проекте.
Обманчивое восприятие действительности
Со стороны может показаться, что у проекта БЕП есть конкурент на евразийском пространстве в лице китайского ЭПШП, что между Россией и Китаем неминуемо возникнет напряженность, вызванная конфликтом интересов. Однако детальное изучение политических действии Москвы и Пекина позволяет сделать вывод о том, что на практике реализуется абсолютно противоположный сценарий. Учитывая геополитические риски, к которым ведет необоснованная конкуренция в Евразии, политические руководители двух стран предлагают такие форматы двустороннего сотрудничества, которые позволяют делать акцент не на соперничестве, а на конструктивном сотрудничестве и учете взаимных интересов, то есть на сопряжении своих интеграционных проектов.
Подтверждением тому, что Москва и Пекин готовы целенаправленно взаимодействовать по вопросам евразийской интеграции, стала встреча лидеров двух стран весной 2015 г. Тогда было подписано Совместное заявление сотрудничестве по сопряжению ЕАЭС и ЭПШП, которое стало «залогом укрепления региональной экономической интеграции и гарантировало поддержание мира и стабильности на евразийском пространстве». Совместные инвестиции, транспортно-инфраструктурное развитие и создание в долгосрочной перспективе зоны свободной торговли между КНР и Евразийским экономическим союзом стали фундаментом для развития экономического сотрудничества в Евразии. На их основе возникли переговорные форматы, в рамках которых стало возможным вырабатывать новые инициативы и обсуждать конкретные проекты.
Во время официального визита В.Путина в Китай летом 2016 г. было сделано совместное заявление глав двух стран, в котором было отмечено, что «Москва и Пекин готовы координировать свои стратегии развития Евразии и продвигать идею строительства евразийского всеобъемлющего партнерства, основанного на принципах открытости, транспарентности и учета взаимных интересов».
Эта тенденции была продолжена и в последующие годы. В 2017 г. во время государственного визита китайского лидера в Москву стороны объявили «о дальнейшем укреплении отношений в рамках всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия между Москвой и Пекином». Минэкономразвития РФ и Министерство коммерции КНР подписали заявление о совместном технико-экономическом обосновании Соглашения о Евразийском экономическом партнерстве.
Одним из важных достижений переговорного процесса стала выработка единого подхода к реализации «суверенного равенства и невмешательства во внутренние дела» и пониманию термина «взаимного уважения выбранных путей развития»[4].
Актуализация стратегий взаимодействия Москвы и Пекина
Процесс формирования интеграционного потенциала БЕП осуществляется Россией при поддержке китайской стороны в рамках обмена визитами на высшем уровне, за счет включения соответствующих заявлений в общие итоговые заявления и декларации. При этом сторонами были налажены постоянные обмены визитами на высшем и среднем уровнях, включая поддержание регулярного диалога между главами министерств, ведомств, а также встречи руководителей профильных департаментов, отвечающих за развитие международного сотрудничества.
Научное сообщество также было привлечено к разработке стратегии российско-китайского взаимодействия. Политические эксперты предлагали свои идеи по осуществлению сопряжения интеграционных инициатив Москвы и Пекина. Например, Российский совет по международным делам, один из ведущих отечественных аналитических центров, реализует проект «Россия и Китай: партнерство в контексте вызовов безопасности и развития в АТР». C китайской стороны также реализуется проект при грантовой поддержке государства «Изучение возможностей сопряжения тенденций развития ИПП и БЕП». Рекомендации политологов двух стран совпадают в том, что обе интеграционные инициативы должны взаимодополнять друг друга, но не выступать препятствием для развития.
Методология аналитической работы в данном случае подразумевает тщательный анализ внутренней риторики, которая ведется на экспертном уровне, а также внимательное изучение официальных заявлений политического руководства и высших должностных лиц по тематике БЕП и ИПП. Работа на семинарах и конференциях с участием ведущих политиков и экспертов позволяет знакомиться с аналитическими материалами, на основе которых формируются экспертные рекомендации для лиц, принимающих политические решения.
Основная позиция российских экспертно-академических кругов заключается в стремлении найти общие интересы и строить БЕП, работая в сотрудничестве с Китаем. Значительная часть российских аналитиков рассматривают китайскую ИПП не как глобальную геополитическую стратегию, а как экономический проект, ориентированный, прежде всего, на решение внутренних задач Китая. Другая часть представителей экспертного сообщества критикует китайский проект за то, что у него отсутствуют четко заявленные цели, критерии оценки и временные рамки. В то же время высказываются идеи о том, что ИПП может стать для Москвы полезным инструментом в достижении ее целей[5].
Неблагоприятная экономическая конъюнктура и дефицит финансовых ресурсов России для реализации ее приоритетных целей развития могут быть в какой-то мере компенсированы за счет участия в инициативе Пояса и пути. Это позволяет получить поддержку в создании региональной инфраструктуры, нарастить транзитный потенциал ЕАЭС, получить дополнительные геополитические бонусы в виде формирования партнерства нового типа, отвечающего вызовам со стороны новых экономических объединений, к участию в которых не были приглашены ни Россия, ни Китай. Эти аргументы подтверждают стремление Москвы координировать с Пекином свои позиции в рамках интеграции БЕП в систему региональных отношений.
Некоторые китайские эксперты полагают, что проект Большого евразийского партнерства — это геополитическая стратегия Москвы, которая призвана восстановить политическое, экономическое и военное влияние России в постсоветских республиках[6]. В то же время события в Украине в 2014 г. рассматриваются как основной момент, который стал причиной того, что Кремль изменил приоритеты своей внешней политики, начав делать акцент на концепции Большой Евразии. Такой подход к интерпретации направлений российской внешней политики выглядит несколько упрощенным и не учитывает ряд важных фактов. Так, первопричиной «поворота России на Восток» не были санкции США и стран Европы. Смещение внешнеполитического фокуса Москвы от Большой Европы в сторону Азии — это геополитический и стратегический выбор российского политического руководства. Его основы закладывались в 2001 г., когда с Китаем был подписан Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Наращивание российско-китайского сотрудничества в первом десятилетии XXI в. происходило постепенно и параллельно с превращением Азиатско-тихоокеанского региона в центр глобального экономического развития.
Не следует забывать, что 400-миллиардный газовый контракт с Китаем, подписанный в 2015 г., начал обсуждаться именно 2006–2007 гг. Затем в 2009 г. была заключена самая крупная на тот момент в истории двусторонних отношений сделка по сотрудничеству в топливно-энергетической сфере (а именно — в нефтяной отрасли) на сумму около 100 млрд долл. Журналисты называли ее «сделкой века». Срок действия подобных контрактов рассчитывается как минимум на 20-30 лет и говорит о целенаправленном долгосрочном планировании рынков сбыта российской стороной. Таким образом, Москва задолго до украинских событий начала развивать азиатский вектор политико-экономического сотрудничества, что впоследствии вылилось в идею Большого евразийского партнерства.
Некоторые китайские политологи отмечают опасения Москвы по поводу инициативы Пояса и пути как позволяющей снизить российское влияние в странах ЦА. Недовольство российской стороны вызывает асимметрия внешнеэкономических возможностей Москвы и Пекина. У ИПП есть потенциал, чтобы быть использованной Китаем в качестве инструмента для трансформации экономического превосходства в политическое влияние.
Геополитические реалии двусторонней интеграции
Выдвижение БЕП является ответом на вызовы, которые ведут к снижению влияния России в регионе, а также позволяет усилить позиции Москвы в странах Центральной Азии, Ближнего Востока и АСЕАН. При этом базовые интересы Китая в регионе совпадают с интересами России, что говорит о потенциальном наличии большего количества точек взаимного развития, чем оснований для возникновения конкуренции между интеграционными инициативами БЕП и ИПП[7].
В плане экономики оба проекта отдают приоритет развитию транспортной инфраструктуры в Евразии, формированию новых транзитных коридоров и активизации торговли. С геополитической точки зрения, несмотря на существование конфликтного потенциала, его значение настолько мало, что он не сможет оказать существенного негативного влияния на реализацию двустороннего сотрудничества в среднесрочной перспективе. Однако в долгосрочной перспективе, когда интеграционные процессы в Евразии войдут в завершающую фазу, китайские аналитики не исключают, что Москва может заявить о новых, более амбициозных целях.
Отдельным фактором, который обусловил инициацию идеи Большого евразийского партнерства и инициативы Пояса и пути, стал сложившийся международный порядок, при котором доминирующее положение занимают западные страны. Независимо от того, кто занимает президентское кресло в Овальном кабинете, внешнеполитический дискурс Белого дома остается направленным против Москвы и Пекина, а действия администрации США ориентированы исключительно на сдерживание экономического развития России и Китая[8]. Именно поэтому развитие экономического взаимодействия на пространстве Евразии между Пекином и Москвой является одним из необходимых условий обеспечения социальной и политической стабильности в регионе.
Поддержание стабильности и безопасности в странах ЦА отвечает общим интересам Москвы и Пекина. В этом контексте Большое евразийское партнерство является более привлекательным для международных игроков проектом, поскольку позволяет опираться на опыт России для решения внутренних региональных проблем, включая комплекс культурных различий и вызовы безопасности.
Выводы и рекомендации
Во-первых, драйверами региональной интеграции на евразийском пространстве в обозримом будущем будут выступать два крупнейших игрока — Россия и Китай. Интеграционные инициативы, выдвигаемые различными странами, требуют выработки нового подхода к условиям их совместной реализации в целях повышения эффективности процессов евразийской интеграции.
Во-вторых, достижению положительных результатов в деятельности Большого евразийского партнерства будет способствовать расширение состава участников, включение в проект стран СНГ, Ближнего Востока и АСЕАН. Дополнительными факторами, позволяющими повысить уровень экономического взаимодействия, являются сопряжение с китайской инициативой Пояса и пути, а также использование потенциала ШОС.
В-третьих, в нормативных документах, определяющих направления и характер развития ШОС и инициативы Пояса и пути, заложены схожие принципы. Речь идет о приоритетности взаимовыгодного сотрудничества, равноправии больших и малых государств, уважении к различным формам государственного устройства, отсутствии навязывания условий политического развития. В результате ШОС и китайская ИПП активно стимулируют процесс формирования многополярной системы международных отношений, на укрепление которой также направлено Большое евразийское партнерство.
Кроме того, в современных международных отношениях ресурсы региональных организаций создают серьезные возможности для развития политического и экономического взаимодействия даже в условиях санкций и торговых ограничений со стороны некоторой части мирового сообщества. Выработанные ШОС механизмы межправительственного сотрудничества позволяют адаптировать деятельность международных институтов и интеграционных инициатив к новым геополитическим реалиям. В этом контексте рост авторитета ШОС и ее интеграция в систему региональных экономических отношений превращает эту структуру в мощный инструмент всестороннего развития на пространстве Евразии.
Наконец, проект БЕП не выступает конкурентом китайской инициативы Пояса и пути и не ведет к возникновению напряженности между Китаем и Россией. Действия политических руководителей двух стран показывают, что Москва и Пекин осознают риск возникновения геополитического соперничества, поэтому в совместных заявлениях последовательно указывается на приверженность выстраиванию взаимовыгодного сотрудничества, позволяющего совместно реализовывать интеграционные инициативы.
Литература
[1]. 李自国:大欧亚伙伴关系：重塑欧亚新秩序?[Li Ziguo. Greater Eurasian Partnership: Reshaping the Eurasian Order?], 国际问题研究 [International Studies], vol. 1, 2017. (in Chinese).
[2]. Лузянин С.Г., Клименко А.Ф. Сотрудничество России и Китая в ШОС по реализации концепции Большого евразийского партнерства // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Выпуск XXIV: ежегодное издание / сост., отв. ред. Е.И. Сафронова. - М.: ИДВРАН, 2019. - С.101.
[3]. Rolland Nadège. China’s Eurasian Century? Political and Strategic Implications of the Belt and Road Initiative, Seattle, WA: National Bureau of Asian Research, 2017.
[4]. Li Yongquan. The Greater Eurasian Partnership and the Belt and Road Initiative: Can the Two Be Linked? Journal of Eurasian Studies, vol. 9, no. 2, July 2018, pp.94–99.
[5]. Timofeev Ivan, Yaroslav Lissovolik and Ludmila Filippova. Russia’s Vision of the Belt and Road Initiative: From the Rivalry of the Great Powers to Forging a New Cooperation Model in Eurasia, China and World Economy, vol. 25, no.5, 2017, p.65.
[6]. 赵传君，肖文辉。中国应如何回应普京的“大欧亚伙伴关系”计划 [Zhao Chuanjun，Xiao Wenhui. How Should China Respond to Putin’s ‘Greater Eurasian Partnership’ Plan], 经济研究导刊 [Economic Research Guide], no. 6, 2017, pp.150-151. (in Chinese).
[7]. 杨雷. 俄罗斯大欧亚伙伴关系倡议的形成、实践及其影响 [Yang Lei. The formation, practice and influence of the Russia's Greater Eurasian Partnership Initiative], 欧亚经济 [Journal of Eurasian Economy], vol. 06, 2017, pp.57-72.(in Chinese).
[8]. Rolland Nadège. A China–Russia Condominium over Eurasia, IISS. Global Politics and Strategy. Vol. 61. January 2019, pp.7-22.
РСМД. 28.07.2021
