Европа между США и Китаем
Сергей Труш, ведущий научный сотрудник ИСКРАН, кандидат исторических наук
Конфликт КНР - США все больше принимает характер конфликта системного и в определенной исторической перспективе - необратимого. Он затрагивает уже не только экономическое, геополитическое, военное, технологическое, гуманитарное, но и цивилизационное измерение двусторонних отношений. Ненависть ко всему китайскому в США, хотя пока к «красно-китайскому», стала уже не только сюжетной линией голливудских блокбастеров, но и активно проникает в университетский мир. Пандемия COVID-19, не обошедшая практически ни одно государство, с легкой руки политтехнологов Д.Трампа стала «китайским вирусом».
Следующий, вполне резонный и стратегически оправданный шаг участников конфликта при понимании его необратимости и долгоиграющем характере - это поиск стратегических союзников, попутчиков, «конфидентов», дипломатическая «работа с аудиторией». В этом поиске важное, если не центральное, значение придается Европе.
Вряд ли стоит цитировать учебники для того, чтобы объяснять, какое значение для политического, стратегического, экономического ландшафта современного мира имеет трансатлантическая связка США и Европы. Массивы политологической литературы рассматривают эту тему во всей ее идеологической и интеллектуальной вариабельности. Геополитические новации Д.Трампа, его пассажи о том, что Европа еще хуже, чем Китай, только меньше по размеру, привнесли новое измерение в картину трансатлантической солидарности[1].
Что касается вопроса о том, что представляет собой связка Европы с современным Китаем, то эта тема стала политологически актуальна лишь относительно недавно, сообразно бурному системному росту КНР последних десятилетий.
Факторы и параметры роста
Европейский союз - важный и перспективный экспортный рынок для КНР, возможно, в большей степени, чем рынок США. Если говорить о чисто номинальных его показателях, то рынок Европы больше американского (население Европы около 500 млн человек, США - 340 млн), хотя Европа является конгломератом экономик, различающихся по уровню развития и, соответственно, потребительской привлекательности. В структуре экономики Старого Света, так же как и в США, представлены все отрасли современного производства - от высокотехнологичных до весьма эффективного аграрного сектора.
Структура китайско-европейской торговли по номенклатуре практически зеркально схожа со структурой торговли Китая и США, но при этом она в большей степени сбалансирована. Если американский торговый дефицит с КНР 2017 году составлял 375 млрд долларов, то дефицит с Европой при приблизительно равном обороте был почти вдвое меньше - 194 млрд долларов[2]. Основные позиции экспорта Китая в США и ЕС схожи - бытовая электроника, телекоммуникационное оборудование и комплектующие, электротехническое оборудование, станки и продукция машиностроения, одежда и обувь, мебель, игрушки. Экспорт ЕС и США в КНР также во многом зеркален, за исключением продукции сельского хозяйства, которая существенно больше присутствует в экспорте США. Основными позициями экспорта ЕС и США в Китай являются интегральные схемы и микрочипы, автомобили и запчасти, авиационная техника и запчасти, продукция энергетического и транспортного машиностроения, контрольно-измерительные приборы, продукты нефтехимии[3].
Перспективность и значение ЕС как внешнеэкономического партнера КНР во многом определяется следующим. Европейский союз геополитически, исторически и цивилизационно никогда не рассматривался Китаем в качестве соперника и конкурента в его движении к роли второго глобального полюса мира. И в этом ЕС существенно отличен от США. Будучи лишенным этого фронтального противостояния, хотя и расходясь в ряде значимых идеологических ценностей и региональных интересов, ЕС крайне гармоничен нынешнему состоянию китайской экспортно-ориентированной экономики.
В определенном смысле можно говорить, что ЕС для КНР наиболее взаимодополняемая и привлекательная часть мирового экономического хозяйства. Неслучайно европейские, в том числе и высокотехнологические, компании не в меньшей мере, чем американские и японские, широко представлены в глобальных цепочках стоимости в КНР, а по некоторым направлениям и превосходят их. К показателям взаимодополняемости ЕС - КНР следует добавить и развитую транспортную, энергетическую и информационную инфраструктуру, особенно ядра стран ЕС - Германии, Франции, Испании, Италии, стран Бенилюкса, Швеции, - а также аграрный сегмент европейской экономики, продукция которого и по ассортименту, и по себестоимости востребована на китайском рынке. Европа пользуется большим спросом и на рынке образовательных услуг. В вузах ЕС обучаются свыше 300 тыс. китайских студентов, что сопоставимо с получением базового высшего образования в американских университетах.
Если говорить о военно-стратегическом аспекте, то НАТО, военная составляющая ЕС, пока остается полновесным военным блоком под эгидой и при центральной роли США. Китай, который совместно с Россией, согласно доктринальным документам США, объявлен главным американским соперником и конкурентом, не может не ощущать на себе всю серьезность этой квалификации. Статья 5 устава НАТО, предполагающая совместное отражение агрессии в случае угрозы или осуществления таковой по отношению к одному из участников альянса, вполне применима и к КНР.
Но НАТО, как любая многосторонняя политико-стратегическая институция, не свободна от изменения и динамики интересов стран ее составляющих. Администрация Д.Трампа продемонстрировала пренебрежение к атлантической солидарности, требуя от европейцев больше платить за американский ядерный щит. Со своей стороны, европейские члены НАТО весьма избирательно и неохотно участвуют в военно-политических раскладах и операциях вне стратегического театра Европы, если это мотивировано исключительно интересами США.
До недавнего времени европейские страны - члены НАТО не допускали для себя вовлеченность в военную активность какого-либо рода в Азиатско-Тихоокеанском регионе и своих прямых интересов в этом регионе не усматривали. Главную угрозу своей безопасности Европа традиционно видела в России и рассматривала все остальные свои стратегические связи и мотивации сквозь призму этого главного приоритета. Такая система отсчета позволяла ЕС выводить Китай до поры до времени из списка своих ключевых военно-стратегических озабоченностей.
Здесь надо оговориться о весьма характерном исключении. Начиная с 2017 года Великобритания и Франция совместно с США дозированно участвуют в демонстративных операциях по свободе навигации в Южно-Китайском море, направленных против Китая. Если в случае Великобритании это следствие «особых отношений» Лондона и Вашингтона по военной линии, еще более акцентированных после брекзита, то Франция - особо чувствительна к теме свободы мореплавания, поскольку она обладает в регионе островными территориями и зонами преимущественных экономических интересов[4].
Такая относительная военно-стратегическая «стерильность» отношений ЕС и КНР привела к бурному росту их экономической составляющей. Бум экономического взаимодействия, в первую очередь торговли и китайского инвестирования в ЕС, был особенно заметен после мирового финансового кризиса 2008-2009 годов. Внешнеторговый оборот КНР - ЕС за эти годы существенно возрос, а объем накопленных прямых инвестиций Китая в ЕС в 2009-2017 годах составил 300 млрд долларов, из них порядка 40 миллиардов приходилось на строительные проекты[5]. По разным оценкам, компании ЕС в течение второго десятилетия XXI века генерировали в глобальных цепочках стоимости с КНР от 300 до 500 млрд долларов ежегодно, что составляло весьма существенную долю от суммарного ВВП стран ЕС[6].
Локомотивом европейского взаимодействия с Китаем является Германия. В 2019 году товарооборот ФРГ с КНР вышел на первое место, обогнав товарооборот ФРГ с США. Вторым по значимости торговым и политическим партнером Китая в ЕС до недавнего времени была Великобритания, причем по объемам накопленных китайских инвестиций в страну она почти вдвое превосходила Германию[7]. В последние годы связи КНР и Великобритании пережили сильный спад, причиной которого стало усилившееся влияние администрации Д.Трампа на Даунинг-стрит после брекзита и жесткая линия Пекина в подавлении демократического движения в Гонконге.
ЕС как зона приложения экономических интересов КНР стал высокоприоритетным если не ключевым в китайском мегапроекте «Один пояс, один путь» (ОПОП). Этот проект - создание зон соразвития, ориентированных на Китай, - рассматривается американцами как китайский инструмент геополитического проникновения и «долговой колонизации». В этой связи, несмотря на очевидную востребованность инфраструктурных инвестиций в ЕС, настороженность Евросоюза по отношению ОПОП и оглядка на Вашингтон присутствовали всегда. Тем не менее привлекательные условия финансирования способствовали тому, что к 2020 году Китай добился достаточно зримых результатов продвижения мегапроекта в зону ЕС.
Некоторые из стран - членов ЕС, такие как Греция, Италия, сделали на китайский проект серьезные ставки, значение которых выходило за рамки экономики. Так, в Греции начиная с 2008 года китайские инвесторы участвовали в расширении и реконструкции порта Пирей. В результате порт нарастил оборот до 4 млн контейнеров в год и превратился в ключевой пункт входа китайского экспорта в Южную, Восточную и Центральную Европу. В 2016 году китайская China Ocean Shipping Company (COSCO) приобрела контрольный пакет акций порта, инвестировав в проект суммарно порядка 270 млн долларов. По условиям сделки к 2021 году порт Пирей почти полностью перейдет под контроль китайских инвесторов[8].
В марте 2019 года к ОПОП подключилась Италия. В рамках совместного проекта планируется участие китайских инвесторов в ряде объектов по развитию наземной инфраструктуры, гражданской авиации, портов, энергетики и телекоммуникаций. Наряду с Грецией и Италией Меморандум о взаимопонимании с Китаем по инициативе «Один пояс, один путь» подписали Польша, Словакия, Чехия, Венгрия, Португалия и Хорватия.
Знаковым событием с явным геополитическим звучанием стал проект строительства высокоскоростной железной дороги Будапешт - Белград - Скопье - Афины. Эта магистраль свяжет южноевропейские страны с портом Пирей в Греции и фактически станет сухопутным продолжением Морского Шелкового пути из Средиземного моря в Европу. В настоящее время сооружается отрезок магистрали, связывающий Венгрию и Сербию. В проекте задействованы две китайские госкомпании - China Railway International Corporation и Export-Import Bank of China.
Следует констатировать, что в рамках программы «Один пояс, один путь» Китай достаточно зримо вошел в экономику транспортного строительства и портовую логистику многих европейских стран, осуществляя те проекты и на тех направлениях, которые ему геоэкономически выгодны. С разной степенью вовлеченности китайских компаний были реконструированы порты Венеция (Италия), Гамбург (Германия), Брюгге, Антверпен (Бельгия), Роттердам (Нидерланды), Клайпеда (Литва), Валлета (Мальта), Ноатум (Испания)[9].
Наряду с очевидными привлекательными сторонами ОПОП для европейских участников отмечались и минусы китайского проекта. К последним прежде всего относили его «кредитоориентированность», жесткое навязывание китайскими инвесторами своих подрядчиков и технологий в строительной области, фокусированный выбор объектов сообразно китайскому представлению о геоэкономической целесообразности. Результатом такого двойственного отношения к ОПОП стало выдвижение европейцами встречной инициативы транспортных коридоров с Китаем (EU-China Connectivity Platform), призванной корректировать и адаптировать проекты под реалии и потребности самих европейских стран.
Важным симптомом прагматичного подхода к проекту «Один пояс, один путь» стало участие ключевых стран ЕС в созданном под эгидой Китая Азиатском банке инфраструктурных инвестиций (АБИИ), призванном быть одним из основных банков ОПОП. Банк, созданный в 2014 году, задумывался во многом как финансовый институт, ориентированный на инфраструктурные проекты в Азии, но главное - как финансовый институт, альтернативный Всемирному банку. Именно поэтому данная инициатива КНР была резко негативно воспринята со стороны США.
Также следует отметить, что в результате расширения ЕС за счет стран Центральной и Восточной Европы, государств Балтии и бывшей Югославии в состав Евросоюза входят страны-члены крайне разнородные по базовым экономическим условиям, политической истории, цивилизационным особенностям, этнополитическому бэкграунду. Эти различия прагматично используются Китаем, мотивированным на продвижение в зону ЕС. Итогом такой нацеленности стало формирование субрегионального формата отношений Китая с группой центральноевропейских стран внутри и вне ЕС - так называемого формата «17+1».
Формат «17+1» - это не институализированное объединение. Главным интересом некитайских участников, как можно понять, является инвестиционная и внешнеторговая притягательность Китая, его свободные финансовые ресурсы и, несомненно, сильное внешнеполитическое реноме. Финансовые ресурсы КНР, альтернативные от ресурсов ЕС, являются особо востребованными данными странами, с учетом того, что их транспортная, энергетическая и социальная инфраструктуры сильно уступают странам развитой зоны ЕС.
Накопление и манифестация противоречий
Несмотря на активизацию и даже бум экономических отношений и инвестиционного сотрудничества, у ЕС и КНР после кризиса 2008-2009 годов накапливались и проявлялись трения и проблемы. Они были схожи с китайско-американскими противоречиями.
ЕС обвинял Китай в закрытости китайского внутреннего рынка для европейских компаний, незаконном «выдавливании» технологий и технологическом шпионаже, государственном субсидировании экспорта. Китайская сторона сетовала на дискриминационную практику в адрес китайских инвесторов, вмешательство в политическую проблематику КНР под предлогом «равного доступа» для иностранных компаний.
Обострению также способствовали изменения во внешней политике КНР - от интравертированной и умиротворительной линии, по заветам Дэн Сяопина, к более уверенной и наступательной. Этот переход к «проактивной» политике КНР европейцы связывали с приходом к власти и укреплением внутренних позиций Си Цзиньпина. По мнению европейских аналитиков, характерным знаковым событием стал XVIII съезд КПК (2012 г.), обозначивший нежелание Китая идти на компромиссы с Западом по торговле и другим направлениям.
С определенного момента центральной дискуссионной темой стал тезис «о взаимности». Европейские партнеры обвиняли Пекин в отсутствии взаимности на фоне широкого доступа КНР на европейские рынки и роста китайских инвестиций в страны ЕС. Китай к этому времени стал вторым после США торговым партнером ЕС по суммарному товарообороту, а для Китая ЕС стал самым главным экспортным рынком. Китайская сторона трактовала эти претензии ЕС традиционной несвободой европейских партнеров от давления США, опасением роста конкурентоспособного Китая в силу эффективности китайской модели экономики и обвиняла европейцев в идеологизации экономических отношений[10]. Состоявшиеся в 2016 и 2017 годах саммиты ЕС - Китай, обычно являющиеся важными барометрами степени партнерства, завершились без принятия итогового документа из-за острых расхождений.
По сути, Евросоюз суммировал свои претензии к Китаю в принятом Еврокомиссией в марте 2019 года знаковом программном документе «ЕС - Китай: стратегическая перспектива», который обозначил конец «медового месяца» в экономическом взаимодействии сторон.
Документ существенно отличался от более ранних документов такого рода гораздо меньшей толерантностью формулировок, прямой критикой и обозначением конкретных окончательных сроков выставляемых Китаю требований. В нем впервые сформулирован новый статус Китая - «партнер, конкурент и системный соперник». Последний элемент этого определения стал весьма неприятной неожиданностью для Пекина. Такая формулировка на уровне программного текста употребляется впервые.
Документ содержит открытую критику внешнеполитических позиций Китая по целому ряду чувствительных для него вопросов - Синьцзяну, Тибету, Южно-Китайскому морю, гонконгским протестам. Выставлено конкретное требование к Китаю форсировать работу и заключить к 2020 году двустороннее всеобъемлющее соглашение по инвестированию (работа по которому шла мало результативно с 2013 г.), с тем чтобы обеспечить равный доступ европейских и китайских фирм на рынки двух стран и к государственным закупкам. Фиксируется задача для ЕС и КНР совместно принять на уровне ВТО регламент штрафных санкций за государственное субсидирование экспорта. В целях ужесточения допуска китайских фирм к тендерам и сомнительным инвестициям на европейском рынке ЕС объявил о разработке специальных мер скрининга и лицензирования китайских экспортеров и инвесторов[11].
Китайская сторона была разочарована качественными изменениями в экономической стратегии ЕС. Позицию Китая относительно политической «взаимности» наиболее красноречиво сформулировал посол Китая в ЕС Чжан Мин, заявив, что разговоры о полной взаимности нереалистичны и Китай откроет свой внешний рынок только по своей собственной инициативе тогда, когда сочтет нужным[12].
Явной проблемной зоной двустороннего взаимодействия ЕС и Китая, как и с США, все больше становится сфера высоких технологий. На протяжении последнего десятилетия существенная доля китайских инвестиций и проектов в ЕС приходилась на информационные и компьютерные технологии, разработки искусственного интеллекта, квантовое программирование, биотехнологии[13].
Следует отметить, что партнерство с Китаем в сфере высоких технологий имеет целый ряд преимущественных сторон для европейцев. Во-первых, европейцы понимают, что мировой научный процесс в условиях глобализации един и неделим и отказ от взаимодействия с какими-либо сильными партнерами дает рыночное преимущество конкурентам, в данном случае американским и японским компаниям. Во-вторых, для ЕС весьма привлекателен финансовый фактор. По государственным расходам на НИОКР Китай превосходит возможности европейских компаний. В-третьих, Китай как партнер по научно-технологическому сотрудничеству обладает существенным резервуаром подготовленных и научных кадров, что весьма привлекательно в глобальном разделении труда. Себестоимость научных кадров, мощная экспериментальная база и широкий рынок внедрения прикладных научных разработок - несомненно, сильная сторона партнера по научному обмену. Тем не менее, как и в случае с США, европейцы все более озабочены утечкой и «отжимом» критических технологий, утратой приоритетных научных позиций, использованием технологий двойного назначения в военных и государственных интересах КНР.
Классическим примером здесь является опыт участия Китая в европейской космической программе «Galileo». Китайские участники после выхода из проекта использовали накопленные данные и технологии для создания собственной космической навигационной системы двойного назначения «Beidou». Сейчас она, с одной стороны, коммерчески конкурирует с «Galileo», а с другой - активно используется для нужд НОАК, в частности в системах наведения ракет[14].
В ходе разрастания конфликта Китая с США администрация Д.Трампа объявила бойкот китайской компании «Huawei», оказывая давление на своих европейских союзников с тем, чтобы они поддержали ее позицию. Этот вопрос имеет принципиальное значение для отношений по линии США - ЕС - Китай. Великобритания, первоначально не принявшая точку зрения США, затем была вынуждена отказаться от своего решения и поддержала американский бойкот. Оборудование 5G китайской компании запрещено к поставкам в Великобританию с 1 января 2021 года, а к концу 2027 года в стране не должно остаться никакого сетевого оборудования «Huawei».
Более сложная мотивация по этому вопросу имеется у других стран ЕС, которые стали перед выбором между экономической целесообразностью продолжения сотрудничества с «Huawei» и политико-стратегическим мотивом не нарушать американо-европейский союз. Оборудование «Huawei» уже активно внедрено в электронную инфраструктуру предыдущих поколений (4G) многих европейских стран и до недавнего времени не вызывало нареканий ни по степени надежности, ни по стоимости предоставляемых услуг.
Окончательное решение по этому вопросу принимают сами государства ЕС. Франция, несмотря на стремление Президента Э.Макрона к независимым от США решениям, в рекомендательной форме ориентировала свои компании-провайдеры отказываться от услуг «Huawei». Невзирая на тесные связи в рамках проекта «Один пояс, один путь», к постепенному уходу от продукции «Huawei» склоняется и Италия. Польский премьер-министр М.Моравецкий однозначно призвал всех членов ЕС поддержать США в этом вопросе. Его призыв поддержали Румыния, Чехия, Латвия и Эстония. Нидерланды, Бельгия, Швеция, Ирландия и Мальта тоже приняли частичные ограничения по «Huawei» и, судя по всему, также движутся в сторону принятия американской позиции.
Наряду с этим Венгрия в лице В.Орбана - большого симпатизанта КНР - до настоящего времени не солидаризировались с американской позицией. Никаких ограничений по «Huawei» не предприняли Словакия, Австрия, Болгария, Хорватия, Финляндия, Кипр.
Принципиальное значение будет иметь решение Германии по этому вопросу, которое пока не принято. Серьезное проамериканское давление на А.Меркель оказывают ее оппоненты и слева, и справа, от зеленых до правоконсервативной и влиятельной «Альтернативы для Германии». С противоположной стороны крупными лоббистами в пользу «Huawei» являются национальный провайдер «Deutsche Telekom», а также мощная химическая и автомобильная промышленность, отчаянно нуждающиеся в доступе на китайский рынок. Испания и Литва также относятся к числу пока не определившихся стран.
Китайские эксперты, что касается ситуации с «Huawei» и по более общим вопросам, менее пессимистично оценивают текущую атмосферу европейско-китайских отношений. По мнению политологов влиятельного и близкого к силовым блокам китайского истеблишмента Института современных международных отношений КНР, Европа движется к относительно нейтральной роли в разрастающемся американо-китайском конфликте. Макрон и Меркель в последнее время акцентированно подчеркивают, что Китай - это не угроза, а в большей степени перспективные возможности для европейской экономики и политики. Вопрос о бойкоте «Huawei» в Европе и в Германии, и во Франции окончательно не решен. По мнению китайских экспертов, влияние США на Европу объективно снижается, и для последней объективно важным становится взаимодействие России и Китая. Главной же проблемой является неединство и разногласия между европейскими лидерами перед лицом острых тектонических сдвигов в мировой политике[15].
Политический шлейф COVID-19
Пандемия коронавируса, опыт развития ситуации с вирусом в Китае и его глобальные последствия сыграли суммарно негативную роль для динамики взаимоотношений Китая с Европой. Китай первый столкнулся с глобальным вызовом вируса. В решении острых медицинских, социальных, экономических проблем, поставленных этим вызовом, он действовал в рамках конкретного социума и авторитарной политической системы с присущей ей логикой действий в подобных ситуациях. И надо отдать должное - проблема купирования и торможения пандемии, особенно при возможных катастрофических последствиях в стране с полуторамиллиардным населением, была на конкретный момент времени решена.
Дальнейшая и неизбежная политизация этой проблемы, прежде всего с подачи администрации Д.Трампа, последовавшие из Белого дома обвинения Китая в сокрытии информации, недоверии к международному сообществу вплоть до конспирологических теорий «спланированного» возникновения коронавируса привели к цепной внешнеполитической реакции. В этих условиях обе стороны медийно-политического противостояния - и европейская, и китайская - повели себя не по лучшему, хотя и политически предсказуемому сценарию. Еврокомиссия, к сожалению, почти полностью присоединилась к идеологизированной и однобокой трамповской версии событий, по существу, не отделяя идеологию от реального китайского контекста действий.
Китайская дипломатия тоже не оказалась на высоте положения. В марте-мае 2020 года можно было наблюдать достаточно примеров давления на европейские СМИ в целях «нужной» подачи антиковидных успехов КНР, назидательных советов, не всегда уместных комментариев и критики в адрес линии поведения европейских стран по пандемии. Например, посол КНР во Франции Лю Шае распространял в своем «Твиттере» информацию о том, что вирус имеет американское происхождение и впервые проявился не в Ухане. Посольство КНР во Франции инициировало публикацию серии анонимных статей с нелицеприятной характеристикой социальной атмосферы во Франции в связи с пандемией, обвиняла французских политиков в расизме и некомпетентности[16].
Посол КНР был вызван для беседы с министром иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дрианом, в ходе которой ему было заявлено о недопустимости подобных действий[17]. Аналогичные примеры имели место и в других европейских столицах. Результатом подобных действий китайской дипломатии явилось то, что Китай понес серьезные имиджевые потери в глазах европейского общественного мнения.
Запланированный на сентябрь 2020 года в Лейпциге саммит ЕС - КНР с участием Си Цзиньпина был отменен формально в связи с пандемией. Однако, по мнению наблюдателей, на решении о его отмене сказались также общее охлаждение отношений, события в Гонконге и большая неопределенность ситуации в связи с президентскими выборами в США.
Заключение
Европа в лице ЕС пока не поддержала торгово-экономическую войну Д.Трампа и даже в какой-то степени выигрывает от нее. Перенос заблокированного в США экспорта частично осуществляется на европейские рынки, хотя общее падение торговой и экономической активности сильно смазывает эту картину. Существенная взаимозаменяемость европейских и американских производителей, почти зеркальность европейского и американского экспорта в КНР по ассортименту позволяют осуществить эту «взаимозаменяемость». Но в какой степени европейский рынок - развитый, многоуровневый и достаточно вместительный - будет в состоянии стать заместительным резервуаром для высвободившегося китайского экспорта? Вопрос остается открытым.
Плотность внешнеторговой конкуренции, и без того весьма высокая в «предковидный» период, возрастет в разы в условиях глобальной пандемической рецессии, и это препятствие будет трудно преодолеть даже самой динамичной и стрессоустойчивой на данный момент экономике мира - китайской.
Поддержка США в вопросах технологической конкуренции - по блокаде «Huawei» и сетям 5G - является одним из центральных если не основных критериев того, с кем европейцы окажутся в разрастающемся противостоянии. Мотивом для этого выбора в пользу США будет понимание, что торговля и инвестиции уступают в значимости «классовой», трансатлантической солидарности.
Китай с его «специфической» моделью роста, авторитарной политической системой, растущий в своей амбициозности и набирающий очки как альтернативный Америке глобальный гигант, начинает восприниматься Европой в большей степени как риск и непредсказуемость, чем неидеальный, не всегда рациональный и надежный, но пока дееспособный американский партнер. Тем более в союзе против России - главной стратегической озабоченности и угрозы в глазах европейцев. В стратегическом плане европейские страны имели и, несомненно, будут иметь значительные разногласия с Соединенными Штатами по вопросам степени китайского вызова, его потенциала и агрессивности.
Европейские страны не будут иметь возможности или желания существенно влиять на баланс сил в Восточной Азии и Индопасифике - главной и критичной для США зоне антикитайского противостояния. Однако они в лице НАТО, скорее всего, будут играть серьезную союзную США роль в противодействии мощи и влиянию Китая в глобальном масштабе.
В отличие от США Европа тем не менее наиболее вероятно сохранит стойкую приверженность к правовым, многосторонним, консенсусобразующим формам экономического противостояния с Китаем. Страны ЕС будут склонны к поддержке роли международных организаций - ООН, «G7», «G20», ВТО, ВОЗ. Большое значение Европа будет придавать элементам параллелизма или совпадения интересов с Китаем по важным для нее глобальным и региональным проблемам - вопросам контроля над вооружениями и нераспространения, предотвращения ядерного столкновения, развития транспортных коридоров и инфраструктуры Евразии, борьбе с пандемиями, глобальным потеплением, по иранской ядерной проблеме, в вопросах экономического и гуманитарного сотрудничества с Африкой.
Для европейцев нехарактерно придание противостоянию с Китаем цивилизационного, надполитического характера, к чему, судя по наблюдениям, эволюционируют США.
_____________
[1]. Wright Thomas. Europe changes its mind on China // https://www.brookings.edu/wp-ontent/uploads/2020/07/FP_20200708_china_europe_wright_v2.pdf (accessed 15.09.2020).
[2]. The European Union and China // Congressional Research Service. April 1, 2019 // https://fas.org/sgp/crs/row/IF10252.pdf (accessed 15.09.2020).
[3]. Towards a «Principles First Approach» in Europe's China Policy // https://merics.org/en/report/towards-principles-first-approach-europes-china-policy
[4]. Носов М.Г. ЕС и Китай: торговля или стратегия // Современная Европа. №6 (85). 2018. С.7.
[5]. The European Union and China…
[6]. Towards a «Principles First Approach» in Europe's China Policy…
[7]. EU-China FDI: Working towards more reciprocity in investment relations. Report by MERICS and Rhodium Group. Mercator Institute on China Studies // https://merics.org/en/report/eu-china-fdi-working-towards-more-reciprocity-investment-relations (accessed 15.09.2020).
[8]. Цвык А. «Один пояс, один путь»: взгляд из Европы // Современная Европа. 2019. №1.
[9]. Там же.
[10]. 崔洪建：透视欧洲的中国“制度威胁”幻象 环球时报作者：崔洪建 2020-09-23 (Цуй Хунцзянь. Мираж «системной угрозы» Китая для Европы) // Хуанцю Шибао. 23.09 2020 // https://opinion.huanqiu.com/article/3zze7hWQXvp (accessed 15.09.2020).
[11]. EU-China - A strategic outlook. Joint communication to the European Parliament, the European Council and the Council // https://ec.europa.eu/commission/sites/beta-political/files/communication-eu-china-a-strategic-outlook.pdf (accessed 15.09.2020).
[12]. Cooperation and Dialogue is the Mainstay of China-EU Relations. Remarks by H.E. Ambassador Zhang Ming at the Friends of Europe Roundtable Debate // http://www.chinamission.be/eng/dshdjh/t1647467.htm (accessed 15.09.2020).
[13]. EU-China FDI…
[14]. Ibid.
[15]. Feng Zhongping. Europe's Strategic Predicament and China-European Relations under the COVID-19 Pandemic // Contemporary International Relations. №4. August 19, 2020 // http://www.cicir.ac.cn/NEW/en-us/opinion.html?id=c26c827c-1fe6-4f26-ac0c-ec3157ee8ac5 (accessed 15.09.2020).
[16]. Marc Julienne. France: Between healthcare cooperation and political tensions with China amid Covid-19 // Covid-19 and Europe-China Relations: A country-level analysis / ed. John Seaman (Paris: European Think-tank Network on China, April 29, 2020) // https://www.ifri.org/en/publications/publications-ifri/ouvrages-ifri/covid19-europe-china-relations-country-level-analysis (accessed 15.09.2020).
[17]. Lara Marlowe. Coronavirus: France summons Сhinesе ambassador over claims on embassy website // The Irish Times. April 15, 2020 // https://www.irishtimes.com/news/world/europe/coronavirus-france-summons-chinese-ambassador-over-claims-on-embassy-website-1.4229892 (accessed 15.09.2020).
Международная жизнь. №12. 2020
