В ожидании России. Чью сторону заняла Москва в карабахском конфликте

Сергей Маркедонов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности Института международных исследований МГИМО

В Москве прекрасно осознают, что конкуренции внешнеполитических проектов для Еревана нет и не предвидится. Понимают там и опасность превращения Азербайджана во вторую Грузию. А потому Москва явно не хотела делать выбор между ними.

С самого возобновления боевых действий в Нагорном Карабахе в конце сентября одной из главных тем для споров остается то, как на происходящее отреагирует Россия. Чем дальше, тем больше удивления вызывало, как сдержанно Москва относится к полыхающему конфликту – особенно на контрасте с ее поведением во время украинского кризиса или войны с Грузией.

На пятый день боев известный британский кавказовед, главный редактор журнала The Caucasus Survey Лоренс Броерс написал в своем твиттере: «Где же Россия?» Еще через несколько дней директор программы «Большая Европа» Европейского совета по международным отношениям Нику Попеску тоже недоумевал, почему Россия, потратившая столько сил на выстраивание образа великой державы и надежного союзника, не спешит поддерживать Армению.

И действительно, на протяжении нескольких недель переговоры Москвы с Ереваном и Баку выглядели не слишком эффективными – военные действия продолжались. Однако наступило 10 ноября, и именно Россия оказалась главным локомотивом соглашения о прекращении огня, после которого стрелять действительно перестали, а российские миротворцы выдвинулись на новую линию соприкосновения сторон.

Кому выгоднее?

Вторая карабахская война завершилась после того, как увидело свет совместное заявление лидеров России, Азербайджана и Армении. Москва снова вышла на первый план в качестве посредника, причем вышла самостоятельно, а не в составе Минской группы ОБСЕ или какого-то нового тандема или трио с участием Турции и/или Ирана. Миротворческая операция тоже пройдет под эгидой России, а не в многостороннем формате. Турецкое участие будет ограничено несколькими представителями Анкары в мониторинговом центре в Азербайджане.

Москва, как ранее в 1994, 2008, 2016 и июле 2020 года, смогла сделать то, с чем не справились международные организации и другие государства – остановить кровопролитие, зафиксировать новый статус-кво и дать возможность решить застарелый конфликт за столом переговоров. Правда, предыдущие шансы были упущены. Получится ли на этот раз?

На самом деле о мире речь пока еще не идет. Остановлена военная эскалация, что важно само по себе. Но траектории дальнейшего обустройства Карабаха (а учитывая его значение, и всего Кавказского региона) только прорисовываются.

В ходе второй карабахской войны Азербайджану удалось значительно изменить ситуацию в свою пользу. Это не могло не найти отражения в новом соглашении, которое местами заметно отличается от «обновленных Мадридских принципов», много лет служивших своеобразной конституцией переговоров. Например, «Принципы» четко отделяли сам Нагорный Карабах от занятых Арменией районов вокруг него. Фактически речь шла о двух вопросах – деоккупации этих районов вместе с возвращением беженцев и определении статуса спорного Карабаха. В ноябрьском соглашении о статусе Нагорного Карабаха ничего нет, а некоторые пункты выглядят просто как график возвращения ряда районов под контроль Баку.

Стерлись различия и между самими районами. В «Принципах» они шли по формуле 5+2: пять (Агдамский, Джебраильский, Зангеланский, Кубатлинский и Физулинский) предполагалось передать Баку сразу, а еще два (Лачинский и Кельбаджарский) – лишь со временем из-за того, что через них проходит коридор безопасности между Арменией и Карабахом. Сегодня эти идеи выглядят неактуальными.

Не говорили «обновленные Мадридские принципы» и о коридоре между Нахичеванью и западными регионами Азербайджана. Это направление раньше на переговорах вообще не привязывали к Нагорному Карабаху.

Тем не менее преемственность нового соглашения с хорошо знакомыми «Принципами» очевидна. Ведь возвращение оккупированных районов за пределами бывшей НКАО было прямо ими рекомендовано. И Россия никогда не отрицала этого положения, какие бы союзнические обязательства ни связывали ее с Арменией.

Армянская сторона вообще всегда была склонна понимать под своей национальной безопасностью не только собственно Армению, но и непризнанную Нагорно-Карабахскую республику, и даже районы вокруг нее. У Москвы же подход к этому вопросу всегда был дифференцирован, о чем она не раз прямо заявляла. Однако инерция мышления и комплекс победителя в кампании 1991–1994 годов, помноженные на сохранявшиеся многие годы статус-кво, мешали Армении (и не только ей) заметить эти нюансы, хотя Россия их ни от кого не скрывала.

Эмоции и аргументы армянской стороны можно понять, но новое соглашение совсем не означает, что Россия согласилась на полный военный триумф Азербайджана. Миротворческие силы вводятся не в Азербайджан, а на территорию непризнанной Нагорно-Карабахской республики, пускай в тексте напрямую и не используется такой топоним. Они расположатся в точке, которая формально признается частью Азербайджана, но где нет реального контроля Баку. И в полном объеме он не предполагается (иначе зачем тогда иностранные миротворцы?) как минимум в ближайшие пять лет.

Все это говорит о том, что данная территория (то есть редуцированная НКАО, так как Шуша останется под азербайджанским контролем) выделяется как нечто особое. Слово «статус» не произносится, но по умолчанию подразумевается его как минимум отложенный характер. А значит, о повторении сценария Сербской Краины в Хорватии речи не идет, хотя шансы на такое развитие событий при продолжении военных действий возрастали бы в геометрической прогрессии.

Так что назвать новое соглашение игрой в одни ворота нельзя, хотя вопросов к нему немало. Как долго сохранится взаимопонимание между Баку и российскими миротворцами? Не возникнет ли у Азербайджана соблазна ускорить развязку конфликта без учета интересов Москвы? Как скажется на миротворческой операции растущее влияние Турции и участие ее представителей в контрольном механизме по соблюдению условий перемирия? Что станет с Минской группой? Появится ли новый «евразийский» механизм урегулирования конфликта в составе России, Турции и Ирана? Ответов тут пока нет.

Многоплановая сдержанность

Если же вернуться к причинам, по которым Москва вела себя так сдержанно и во время боевых действий, и при выработке нового соглашения, то их несколько. И далеко не все они связаны с Карабахом.

В последние годы Москва привыкла реагировать прежде всего на жесткое давление со стороны Запада – расширение НАТО, ЕС или санкции. Но сейчас в Карабахе на первый план выдвинулись совсем другие участники, которых трудно описать в двухцветной гамме.

Та же Турция хоть и конкурирует с Россией за влияние на Южном Кавказе, но на более глобальном уровне выступает как явный ревизионист в отношении Pax Americana. Тут Анкара оказывается для Москвы троянским конем в НАТО, нарушающим евро-атлантическую солидарность.

Склонность Турции к «реальной политике», односторонним действиям и двусторонним сделкам понятна и симпатична России, потому что лишена ценностной компоненты. Даже жесткая игра Анкары оказывается приемлемой, ведь она распространяется не только на Москву, но и на Запад.

В Сирии Россия влезла в турецкое «ближнее зарубежье», теперь Турция отвечает тем же самым в российском. Новое качество турецкого присутствия на Кавказе – это всерьез и надолго. И России придется к нему приспосабливаться, осознавая, что антиамериканская риторика турок и их критика европейской толерантности не означает автоматического понимания и уважения российских интересов.

Балансирование между поиском евразийских партнеров в противовес Западу и издержками от их обретения – одна из главных причин российской сдержанности во время второй карабахской войны. Тем более что ситуативное сотрудничество с США и их союзниками в урегулировании карабахского конфликта не особенно помогает смягчить глобальную конфронтацию между Россией и Западом.

Если же перейти от глобального уровня к региональному, то Россия явно не хотела делать окончательный выбор между Арменией и Азербайджаном. Для Еревана путь в НАТО закрыт до тех пор, пока там будет Турция. Да и в целом Запад не готов делать Армении более выгодные предложения, чем Россия делает здесь и сейчас. То, что территория самой Армении за последние 30 лет не стала ареной вооруженного противостояния с соседними державами, – не в последнюю очередь заслуга России.

В Москве прекрасно осознают, что конкуренции внешнеполитических проектов для Еревана нет и не предвидится. Достаточно вспомнить одно из предвыборных заявлений Джо Байдена, подчеркнувшего, что Азербайджану не стоит решать конфликт исключительно силой, но и Армении важно понять, что вечно оккупировать азербайджанские районы она не сможет.

Понимают в России и опасность превращения Азербайджана во вторую Грузию. С учетом его экономического и военного потенциала, а также близости с Турцией риски от такого развития событий для российского присутствия на Кавказе будут огромными. Отсюда аккуратный баланс, не предполагающий эмоций и однозначных оценок. Документ от 10 ноября – хорошая иллюстрация этого внешнеполитического курса.

Московский Центр Карнеги. 11.11.2020