«Потенциала для майданов в Молдове нет»
В Молдавии 2 октября стартовала избирательная кампания: 1 ноября в стране изберут президента. Действующий глава государства Игорь Додон, выдвигающийся на второй срок, рассказал корреспонденту “Ъ” Кириллу Кривошееву, почему он считает себя сильнее всех конкурентов, какую роль в формировании его имиджа играет президент РФ Владимир Путин и почему в Кишиневе не будет таких митингов, как в Минске.
«Мы не ставим на первое место геополитику»
— Если почитать новости из Молдавии, создается ощущение, что исход выборов решит исключительно число избирательных участков, открытых в России и Италии. Действительно ли это так важно? Обязательно ли граждане Молдавии, которые живут в Италии,— это сторонники оппозиции, а живущие в России — ваши сторонники?
— Учитывая, что у нас около 1 млн граждан находится за рубежом (это одна треть населения), количество избирательных участков всегда имеет очень важное значение. Решение по числу участков уже принято. Их будет больше, чем раньше,— и в Российской Федерации, и в некоторых странах Европейского союза. При принятии решения исходили не только из того, сколько граждан Республики Молдова находится в России, но и из их активности на предыдущих выборах.
Проевропейские власти, которые были в Молдове у власти раньше, всегда открывали в России очень мало участков. Например, четыре года назад на президентских выборах не все граждане Молдовы, находившиеся в России, смогли и успели проголосовать, в Москве были огромные очереди.
Думаю, что 17 участков для России на данном этапе — это мало, потенциально смогут проголосовать 70–75 тыс. избирателей. Всего их намного больше, по нашей официальной информации — около 280–300 тыс.
При этом мы понимаем, что в условиях коронавируса число граждан, которые будут участвовать в выборах за рубежом, не будет столь большим, как раньше. Потому что есть ограничения и в Российской Федерации, и во всех странах Евросоюза. Мы видим, что идет вторая волна коронавируса. Поэтому, как мне кажется, в условиях пандемии прежней активности за рубежом не будет.
— А ощущается ли непосредственная разница в выборе людей? Действительно ли в Италии голосуют за оппозицию?
— Есть такие тенденции. В ЕС, в целом на Западе больше голосуют за правые партии. На востоке больше голосуют за представителей левых партий. У нас страна очень разделена исходя из геополитических предпочтений. И так всегда было.
— За свой президентский срок вы как-то пытались преодолеть эти геополитические расхождения между гражданами вашей страны?
— Конечно. Мы были инициаторами проведения взвешенной внешней политики. И мы видим, что, согласно опросам, во всяком случае внутри страны, все больше граждан выступает за хорошие отношения и с Западом, и с востоком. Четыре года назад у нас было более разделенное общество, геополитический фактор был основным в любых политических баталиях, на любых выборах. Сейчас я чувствую, что нам удалось частично нивелировать эту разницу. Когда ставишь выбор — быть только с Россией, только с Европой или дружить и с Западом, и с востоком,— у нас все больше людей выступает за последний вариант.
Взвешенная внешняя политика для Молдовы — это единственный приемлемый вариант.
Любой другой вариант просто разделяет страну на несколько регионов. В последнее время, мне кажется, нам частично удалось эту проблему нивелировать, но нужно еще очень много работать.
— А что нужно еще сделать?
— Такой подход должен быть позицией большинства политических партий. Нужно, чтобы политические партии проводили свою избирательную кампанию, исходя из нужд людей, а не из геополитических предпочтений. Мне кажется, что это реально. Во всяком случае, в этой избирательной кампании мы не ставим на первое место геополитику, у нас там вообще геополитики нет. Мы будем ориентироваться на конкретные вещи: как сделать жизнь в Молдове лучше, как добиться того, чтобы в стране хотелось жить, чтобы люди хотели остаться и возвращаться домой.
— Оппозиционеры во главе с вашей соперницей на выборах Майей Санду заранее обвиняют вас в фальсификациях именно на зарубежных избирательных участках. Как там будет вестись наблюдение, чтобы не было сомнений в результатах выборов?
— Это бессмысленные обвинения, потому что, как я уже заявил, в России лишь 17 избирательных участков, в той же Италии — 30, а всего в Европейском союзе — в пять раз больше, чем в Российской Федерации. Фальсификации и внутри страны, и за ее пределами невозможны. Я говорю с учетом того, что проводил более 16 избирательных кампаний за последние десять лет, в основном будучи в оппозиции. И мы знаем, что на практике это (фальсификации.— “Ъ”) невозможно. Более того, на всех избирательных участках будут наблюдатели от основных кандидатов. У нас будут свои наблюдатели на всех избирательных участках за рубежом, думаю, что и у наших оппонентов тоже.
Почему звучат такие обвинения со стороны некоторых представителей оппозиции? Думаю, что они понимают: оппозиция проиграет эти президентские выборы (и некоторые замеры это показывают). Поэтому они пытаются накачать протестный электорат для того, чтобы после этого попытаться дестабилизировать ситуацию. Думаю, что такие попытки будут, мы это понимаем, нам об этом говорят и соответствующие компетентные органы в Республике Молдова. Но потенциала для каких-то Майданов либо для каких-то белорусских сценариев в Молдове на данном этапе нет. И мне кажется, то, что они сейчас говорят, прогнозируя много фальсификаций,— это ошибка.
Это приводит к демотивации их электората, потому что их электорат задается вопросом: зачем ходить на выборы, если будет сфальсифицировано и Додон в любом случае победит? Это приведет к тому, что разница между нами будет еще больше.
Очень важно, чтобы это понимали наши внешние партнеры — и западные, и восточные. Чтобы не пытались как-то брать эту истерику и пустые обвинения за основу своих выводов о ситуации в Молдове. Мы пригласили всех наблюдателей, мы призываем всех наших зарубежных партнеров, чтобы они активно принимали участие в этих выборах в качестве наблюдателей. У нас уже есть несколько миссий ОБСЕ и БДИПЧ (Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ.— “Ъ”), которые здесь работают и которые сделали предварительно свои выводы. Они положительно оценивают все, что происходит на данном этапе в Республике Молдова.
— Как пройдут выборы в Приднестровье? Там до 1 декабря продлены карантинные меры, помешает ли это?
— На данном этапе принято решение открыть в Приднестровье 42 избирательных участка — это на семь меньше, чем в прошлом году на парламентских выборах. Они открыты в основном в зоне безопасности, на территориях, подконтрольных Кишиневу. К сожалению, свободное передвижение граждан по решению приднестровских властей приостановлено в связи с пандемией. Пока что у нас нет сигналов или четких позиций со стороны Приднестровья, дадут они возможность передвижения на день выборов или нет.
Если останется тот режим, который действует сейчас и который они продлили до 1 декабря, то тогда, конечно, есть большая вероятность, что граждане Молдовы, которые проживают в Приднестровье и желают участвовать в выборах, просто не смогут участвовать.
Но в любом случае, сколько бы людей ни участвовало, мне кажется, что это не повлияет на расклад и результат сил, потому что разница между победителем и тем, кто займет второе место, будет намного больше, чем число приднестровцев, которые примут участие в этих выборах.
«Обо всем договорились, все вопросы обсудили»
— 28 сентября вы говорили по видеосвязи с Владимиром Путиным. А до этого несколько раз анонсировали встречу с ним, но его пресс-секретарь Дмитрий Песков раз за разом говорил, что у Владимира Путина нет в повестке планов общения с вами. Можете объяснить, почему так получилось?
— Объяснять заявления чиновников из России, наверное, неправильно. Когда мы последний раз встречались с Владимиром Владимировичем на параде (парад Победы в Москве.— “Ъ”) 23–24 июня, то договорились, что ближе к осени обязательно проведем следующий этап переговоров. Конечно, обе стороны хотели бы провести эту встречу в нормальном режиме, с физическим присутствием. Но пандемическая ситуация в Республике Молдова очень непростая, и вы знаете, что на данном этапе даже есть запрет для граждан Молдовы на въезд в Россию и наоборот. А у нас буквально сейчас начинается избирательная кампания. Поэтому мне кажется, что и такой формат, в котором мы провели переговоры,— хороший. Обо всем договорились, все вопросы обсудили.
— Есть мнение, что поддержка Владимира Путина — это едва ли не основа вашей избирательной кампании. Согласны?
— Это невозможно согласно нашему законодательству. В 2014 году, когда Партия социалистов, которую я возглавлял, победила на парламентских выборах, можно было использовать фотографии с зарубежными лидерами (на предвыборных плакатах.— “Ъ”). Сразу после той победы «Альянс за европейскую интеграцию», который тогда был у власти, поменял законодательство. И запретил использовать внешний фактор и лидеров других государств в избирательной кампании. За это могут снять с выборов и аннулировать результаты.
— А так ли важна фотография, если, например, на сайте Кремля Владимир Путин желает вам победы? Всем известно, что у вас хорошие отношения. Опять же кредит €200 млн, который обещала предоставить Россия.
— Еще раз, до начала избирательной кампании можно проводить любые встречи. У нас избирательная кампания со 2 октября. С этого дня любые такие вещи, которые будут использоваться в избирательной кампании,— это повод для того, чтобы снять кандидата с выборов. Что же касается хороших отношений, то да, у нас такие хорошие отношения — никогда я этого не скрывал. Но я думаю, что граждане Республики Молдова будут оценивать немножко другое. Конечно, внешние хорошие отношения с нашими основными партнерами тоже очень важны, но больше будут акцентировать внимание на том, что было сделано и что может сделать тот или иной кандидат. Мне кажется, что люди хотят, чтобы в этот очень сложный период была определенная стабильность, чтобы была какая-то взвешенная позиция, паритет.
Я не думаю, что люди сейчас готовы к каким-то серьезным переменам. Это как минимум хаос на последующие несколько месяцев или полгода, а может быть — на целый год.
Мы не можем себе это позволить в условиях пандемии, экономического кризиса, беспрецедентной засухи, которая была в этом году. Поэтому мне кажется, что люди будут судить и принимать решение в пользу тех политиков, которые могут обеспечить определенную социальную и экономическую стабильность на этот период. Я думаю, что в этом плане у нас больше аргументов, чем у наших оппонентов.
— А кого вы считаете своим самым опасным соперником на этих выборах?
— Безответственных политиков и их декларации. Понимаете, я принял решение не участвовать в дебатах, по крайней мере в первом туре. Но надеюсь, все закончится уже в первом туре. Я не буду вести кампанию против кого-то, вступать с ними в перепалки и так далее.
Мы будем делать акцент на встречах с населением, будем объезжать села, города, насколько это возможно в условиях пандемии.
Поэтому сейчас, если говорить, кто самый опасный… Есть коллективная оппозиция, которая борется только с президентом. Кого-то оттуда выдергивать — этот более опасный, этот менее — не стоит. У большинства из них есть четкая и ясная задача — бороться с Додоном. Некоторые в качестве спойлеров, у некоторых личные обиды, у некоторых личные амбиции есть. Но хорошие амбиции — это тоже неплохо.
На данный момент заявлено шесть кандидатов на должность президента, есть еще два потенциальных кандидата, которые подали документы, то есть может быть максимум восемь кандидатов в этой избирательной кампании. У большинства оппонентов другой повестки, кроме как борьба с Додоном, нет.
— Я имею в виду опасных не в том плане, что они развалят страну, а в том, что вы можете проиграть им выборы.
— Я уже говорил, что пусть каждый ведет свою избирательную кампанию. Посмотрим, с какими аргументами они выйдут к народу. Мне кажется, что большинство из них объединились против меня, это и определенное преимущество для меня в этой избирательной кампании, потому что они будут говорить о Додоне, а я буду говорить о том, как развивать страну. И народ пусть принимает решение.
— А у вас есть план на случай проигрыша? Чем вы займетесь в этом случае?
— (Смеется.) У меня за спиной самая сильная партия в Республике Молдова, без которой и без моей позиции, без нашей позиции любые политические процессы в Республике Молдова невозможны. Мы настроены на победу. И я думаю, что мы победим.
— А сохраняется ли в вашей стране влияние Владимира Плахотнюка (олигарх, экс-председатель Демпартии Молдавии, который до 2019 года считался фактическим руководителем страны.— “Ъ”)? Считаете ли вы, что он при каких-то обстоятельствах может вернуться в Молдавию?
— Какого-то серьезного влияния на политические процессы у него нет. Есть пара групп депутатов, которые он пытается контролировать и через них получать какие-то более выгодные политические расклады в Республике Молдова. Пока у него это не получается. Это будет возможно только в случае, если будет создано какое-то другое парламентское большинство с участием правых партий и вот этих групп. Это маловероятно.
Думаю, что мои бывшие партнеры по коалиции — правые партии из блока ACUM («Сейчас».— “Ъ”) и социалисты — никогда не пойдут на такие политические комбинации, потому что они означают политическое самоубийство. А без участия либо социалистов, либо блока ACUM получить какое-то влияние и войти в какие-то парламентские комбинации пока нельзя.
«Нет в Молдове такого протестного потенциала, как в Белоруссии»
— Вы неоднократно высказывались в поддержку президента Белоруссии Александра Лукашенко. Говорили, что приводили в пример его позицию по коронавирусу, хвалили государственную систему. Но вот после выборов в Белоруссии произошло то, что произошло. Почему там начались протесты?
— Я всегда говорил и буду повторять, что Лукашенко очень много сделал для Белоруссии: для экономики, населения. И я считаю, что по сравнению с Молдовой ему за эти 29–30 лет после распада Советского Союза удалось не только сохранить все то, что было хорошее в Советском Союзе, но и приумножить. А нам этого сделать не удалось.
Экономика Молдовы сейчас на уровне минус 20% по ВВП по сравнению с тем, что было при СССР, в 1991 году.
Белоруссия, напротив, ушла вперед.
Поэтому с этой точки зрения я должен сказать и признать, что руководство Белоруссии сделало все возможное для своего народа. Что же касается политических процессов — я никогда не давал оценку политическим процессам в других странах. И очень хотел бы, чтобы и другие лидеры стран не давали оценку политическим процессам в Республике Молдова.
— Но вы сказали, что у вас невозможен белорусский сценарий. Почему?
— Потому что, во-первых, у нас большее количество кандидатов участвует в этих выборах. Второе — я думаю, что у нас больше будет наблюдателей из-за рубежа, чем было на тех выборах. Третье — нет в Молдове такого протестного потенциала, как там. Во всяком случае, мы такие оценки делаем.
— А какой ваш план по Приднестровью?
— Единственный вариант решения этой проблемы —мирный. Мирный выход, политическое урегулирование. Можно и нужно найти общий язык и двигаться дальше.
Я выступал на прошлой неделе на Генеральной ассамблее ООН и высказал нашу позицию, что мы ставим для себя цель в течение следующего года предложить принципы политического урегулирования приднестровской проблемы. Важно, чтобы этот проект был разработан в Молдове с участием и Кишинева, и Тирасполя. Мы не можем решить приднестровские проблемы по какому-то плану или проекту Москвы, Вашингтона или Брюсселя. Это должен быть молдавский проект, который здесь должен обсуждаться и должен приниматься, он должен быть принят концептуально и Тирасполем, и Кишиневом. А после этого можно будет предложить его на международную экспертизу и формату «пять плюс два» (Молдавия, Приднестровье, ОБСЕ, Россия, Украина и наблюдатели от США и ЕС). Думаю, что в следующем году мы сделаем все возможное, чтобы вынести на обсуждение такой проект.
— А в Москве, как вы считаете, согласятся с молдавским проектом?
— Мы сначала его должны разработать, после этого мы должны его согласовать, обсудить с нашими коллегами и партнерами из Приднестровья. После этого его увидят Москва, Брюссель, Вашингтон. И определят свою позицию. Но точно не может быть одностороннего плана. Эту проблему можно решить, только если будет консенсус между Тирасполем и Кишиневом и, что очень важно, между основными геополитическими игроками в этом регионе. Российский план будет заблокирован Западом, западный план будет заблокирован Россией. А мы так и останемся...
— Как вы оцениваете отношения вашей страны с Украиной, в частности после прихода к власти Владимира Зеленского?
— Вы знаете, при президентстве Петра Порошенко у них были очень хорошие отношения с той властью, которую мы в Республике Молдова считаем олигархической. Какие-то даже личные хорошие контакты. Сейчас у нас таких контактов на уровне первых лиц нет. Это и плюс, и минус. Почему плюс — потому что нет никаких бизнес-интересов на уровне элит, как тогда. У нас было несколько контактов на международных площадках с президентом Украины, и телефонный разговор был. К сожалению, пока не получилось провести переговоры хорошего формата. Я считаю, что отношения у нас хорошие, дружеские. Но нужно заканчивать этот электоральный цикл, садиться и возвращаться к двусторонней повестке дня.
— А вы не считаете, что между вами не было встреч из-за ваших спорных заявлений о Крыме? Сначала вы в 2016 году сказали, что Крым де-факто российский, затем уже в этом году пресс-служба, опровергая ваши сообщения об отпуске в Крыму, избежала любого упоминания о статусе Крыма. Там говорилось: «медиафейк о коротком отпуске Игоря Додона в Ялте». А где Ялта находится — в России или на Украине,— не сказано.
— Во-первых, позиция высшего руководства Республики Молдова — президента, премьера, спикера парламента, Министерства иностранных дел — не менялась за последние 29 лет независимости.
А позиция следующая: Молдова признает суверенитет и территориальную целостность Украины. Точка.
И она не менялась. Что касается Крыма — я там был последний раз, наверное, когда был еще очень молодым, лет 10–15 назад. Поэтому разные фейки, которые пытаются использовать наши оппоненты, тем более в начале избирательной кампании,— мы их знаем, и мы к этому относимся очень спокойно, без эмоций.
— А что вы считаете главным достижением завершающегося президентского срока?
— Много достижений, зависит от того, о чем говорить. Давайте обозначим по некоторым направлениям. Первое — внутренняя политика, мы избавились от Плахотнюка. Благодаря моей четкой позиции Плахотнюк и этот режим пал. В социальной сфере очень много моих инициатив по пенсионерам и не только, которые нам удалось пробить. Я добивался принятия этих законов еще с 2014 года, когда был депутатом парламента.
Во внешней политике самое важное достижение — нам удалось вернуть геополитическое партнерство с Россией на всех уровнях.
Раньше была однобокая антироссийская политика. Нам удалось наладить хороший диалог — сначала на уровне президента, потом на уровне спикера парламента, потом на уровне премьера. И мы получили статус наблюдателя в ЕАЭС (Евразийский экономический союз.— “Ъ”).
— А вы не считаете, что изгнание Плахотнюка — это во многом заслуга России? Ведь замглавы администрации президента Дмитрий Козак сделал немало для этого.
— Каждый внес свою лепту. Но если бы президент страны в июне прошлого года не проявил характер, то Плахотнюк сейчас был бы у власти.
Коммерсантъ. 03.10.2020
