Инерционный пакет Путина. Приведет ли шок от коронавируса к переменам в России

Сергей Хестанов, экономист, доцент РАНХиГС

Все существенные перемены в России, как правило, инициируются внешними шоками. Если резервов на время внешнего шока хватит, как это было в 2008 и 2015 годах, все вновь вернется к инерционному сценарию. Если нет, то, как это было в 1991 и 1998-м, в России произойдут большие перемены.

25 марта президент Путин выступил с обращением к гражданам России, в котором рассказал о мерах борьбы с коронавирусом. Трудно заранее оценить эффективность предложенных мер, но большая их часть – очень осторожные решения, и нет оснований ждать от них быстрых и осязаемых изменений. Некоторые и вовсе приведут к ухудшению положения российского общества.

Предложение президента можно разделить на три части: меры для граждан, меры для бизнеса и меры, касающиеся налогов и доходов.

Для граждан все выплаты по льготам и пособиям в течение шести месяцев будут продлеваться без справок. Инициатива, спору нет, полезная. Непонятно другое – что мешает наладить автоматический обмен информацией между ведомствами и сделать справки ненужными как таковые? Автоматическое начисление льгот было бы и удобнее для людей, и снизило бы число возможных злоупотреблений. Выплаты на детей от 3 до 7 лет начнутся на месяц раньше, с апреля, и составят 5000 рублей в месяц. Выплаты по больничному и пособие по безработице возрастет до минимального размера оплаты труда (МРОТ). Странно, что это не было сделано ранее. Простая человеческая логика подразумевает, что МРОТ – и есть тот минимум, ниже которого дохода быть не должно. Возможно, эту меру берегли к важным выборам, но включили в пакет по случаю эпидемии.

Второй блок в послании посвящен поддержке предпринимательства. Отсрочка платежей по налогам на прибыль для малых и средних предприятий – разумная мера. Однако в кризис прибыль предприятий уходит в ноль, а то и в минус. В то же время по очень значимому НДС, на который приходится до трети всех поступлений в федеральный бюджет, льгот как раз нет.

Полугодовой мораторий на подачу заявлений о банкротстве от кредиторов – тоже хорошо. Но на практике это сильный удар по кредиторам. Подавляющая часть кредиторов и без того не заинтересована в банкротстве заемщика. Чаще всего пойти на уступки выгоднее, чем доводить до банкротства. Введенные ограничения сильно меняют баланс сил не в пользу кредиторов. Настолько сильно, что многие из них будут вынуждены свернуть кредитование. Будет ли от такого решения польза бизнесу – большой вопрос.

Еще одно из прозвучавших предложений – снизить страховые взносы для малых и средних предприятий до 15% при условии, что предприниматель платит зарплаты, которые превышают МРОТ. Вполне разумная инициатива. Непонятно только, почему в нее включены только малые и средние предприятия, а не все? Налоги на фонд оплаты труда в России и так очень велики. Их снижение было бы полезно для всех видов бизнеса.

Наконец, президент в обращении упомянул и другие налоги и доходы. Теперь для тех, кто выводит дивиденды на зарубежные счета, предусмотрен налог 15%. Лучшего способа отвадить зарубежных инвесторов от вложений в российские предприятия трудно придумать. А ведь дивиденды платятся, когда все корпоративные налоги уже уплачены. По сути это второе налогообложение.

Для граждан, чей объем вложений во вклады и долговые ценные бумаги (облигации) превышает миллион рублей, вводится налог 13% на полученный от этих инструментов доход. Решение во многом иррациональное. Средства, размещенные во вкладах в российских банках, в основном инвестируются в российскую экономику, процентные ставки за рубежом не слишком благоприятны для российских инвестиций.

На этом фоне идея дополнительно подвергнуть налогообложению российских вкладчиков не выглядит заведомо эффективной мерой. Распугать вкладчиков налогом легко. Для многих его введение послужит дополнительным стимулом вывести средства из российской юрисдикции. Вряд ли это принесет очевидную пользу российской экономике. Пользы для бюджета обе эти меры принесут немного, инвесторов лишний раз напугают. Да и момент для усиления фискального давления выбран, мягко говоря, спорный.

Если же попытаться посмотреть на предложенные меры в целом, видна крайняя осторожность позиции властей. Принимаются только те меры, которые заведомо не вызовут сильного эффекта и не потребуют больших трат бюджета – это касается как стимулирующих мер, так и мер фискального характера.

Создается впечатление, что федеральные власти выбрали выжидательную позицию. Сочетание начальной фазы экономического кризиса, пандемии и обрушения нефтяных цен воспринимается как очень серьезный вызов. Общество сильно нервничает. Поэтому власть, как минимум, желает продемонстрировать свою дееспособность, а для этого необходимо срочно что-то делать.

Но что действительно необходимо делать, пока неясно. Китайский вариант России явно не подойдет – не хватит ни жесткости контроля, ни ресурсов для поддержки экономики после строгого карантина. Да и китайская статистика (как в свое время советская) не вызывает абсолютного доверия. Слишком уж часто взгляд китайских статистиков соответствует линии партии. Это заставляет очень осторожно относиться к их данным.

Среди развитых стран пока нет единства мнений: есть Швеция и Голландия с мягким отношением к карантинным мерам, а есть Италия с ее сравнительно высокой смертностью и Германия. И самое главное – пока невозможно объективно оценить эффективность той или иной политики борьбы с коронавирусом. А без оценки эффективности тратить резервы и нерационально, и просто страшно. Ведь резервы могут закончиться раньше, чем закончится спад в экономике.

Так произошло и в 1991, и в 1998 годах. Оба кейса очень наглядны и крайне поучительны. Выводы из них российским руководством давно сделаны, они очень просты и довольно действенны: критически необходимо иметь сбалансированный бюджет, ни в коем случае не допускать превышение условно безопасного уровня дефицита федерального бюджета свыше 3% и держать валютные резервы, чтобы спокойнее проходить острые фазы возможных кризисов.

Успешное прохождение кризисов 2008 и 2015 годов наглядно показало работоспособность этой концепции. Настолько наглядно и настолько доходчиво, что вряд ли власть от нее откажется.

К пословице «генералы всегда готовятся к прошедшей войне» можно добавить: «особенно если они ее выиграли». Это позволяет неплохо прогнозировать стратегию (увы, не тактику) российских властей при прохождении кризиса: очень аккуратная, чтобы не сказать – прижимистая трата резервов в надежде, что докризисный статус-кво восстановится задолго до их исчерпания. Применение этой стратегии позволило успешно пережить уже два кризиса – 2008 и 2015 годов, и нет никаких оснований ждать ее пересмотра.

Предложенные в обращении президента Путина меры очень хорошо согласуются с этой стратегией. Они сводятся к выжиданию и очень экономным тратам бюджета. Острая фаза эпидемии ожидается не слишком продолжительной, но сказать того же об экономическом кризисе нельзя. Резервы у России значительные, на покрытие краткосрочных – полтора-два года – рисков экономики их заведомо хватит. Поэтому ждать серьезных перемен в российской экономике нет оснований. Как в свое время в советской, в ней будет доминировать инерционный сценарий. Время реальных перемен еще не пришло.

Инерционный сценарий вообще главенствует в российской истории. Все существенные перемены, как правило, инициируются внешними шоками. А сбалансированный бюджет и серьезные валютные резервы позволят, в случае необходимости, купить время. Если внешний шок ослабнет за это время, как это было в 2008 и 2015 годах, все вновь вернется к инерционному сценарию. Если нет, как это было в 1991 и 1998-м, в России произойдут большие перемены.

Московский Центр Карнеги. 26.03.2020