Главная проблема – нет драйва

О том, как сложится экономическая жизнь России в 2019‑м, исходя из решений, которые были приняты в 2018‑м, «Инвест-Форсайт» поговорил с научным руководителем Института экономики РАН, доктором экономических наук, профессором Русланом Гринбергом.

В лучшем случае – вялотекущее прозябание

– В прошлом году много чего произошло: приняли закон о повышении пенсионной реформы, повысили НДС, ввели мораторий на цены топлива до марта 2019‑го, декларировали завершение налогового маневра и курс на дедолларизацию экономики…

– Да, в 2018‑м было сделано много такого, что может ухудшить ситуацию в 2019‑м. Думаю, мы все глубже вползаем в стагнацию. Конечно, есть большие риски, например в результате повышения НДС на 2% может возрасти инфляция. Очень может быть, что в результате новых санкций и колебания цены на нефть произойдет снижение курса рубля, которое – через рост цен на импорт – приведет к увеличению общего роста цен. Между тем последние 4 года мы наблюдаем снижение реальных доходов населения. С одной стороны, есть некий средний класс (порядка 20% россиян) – ему есть, что терять. Конечно, эти люди опасаются за покупательную способность своих доходов; того, что они больше не смогут откладывать на черный день. С другой стороны, 75% граждан вообще ничего такого себе позволить не могут, живут от зарплаты до зарплаты. В общем, все тревожно… Думаю, в лучшем случае продолжится этакое вялотекущее прозябание.

– А в худшем?

– В худшем могут быть очень высокие ценовые скачки. В зоне риска – три жизненно важные позиции: ЖКХ, питание, фармацевтика.

Успехи есть, но…

– То есть вы не разделяете оптимизма, с которым президент на большой пресс-конференции в декабре говорил о росте в некоторых отраслях?

– Успехи есть: вертолеты, грузовики и т.д., а также увеличение несырьевого сектора экспорта, по-моему, на несколько миллиардов. Но пока это не является решающим фактором в структуре экспортных доходов. По-прежнему наша экономика во многом зависит от цены на нефть. Хотя, бесспорно, уже      что-то есть. Главная проблема, на мой взгляд, в другом. Сегодня нет драйва, аппетита к риску, что ли, – ни у государственных инвестиций, ни у частных. Есть такое понятие – инвестиционные квоты. Это отношение инвестиций к валовому внутреннему продукту. Вот у нас этот показатель      где-то 1/5 (20%), а надо минимум 30%. Как этого достичь? Это очень серьезная вещь, никто пока не может предложить ясного выхода из стагнации. Есть разные школы мышления, лично я ратую за примат государственных инвестиций. Другого способа не вижу.

– Насколько я помню, ваша идея заключается в развитии государственно-частного партнерства…

– Да-да, нужно ГЧП (государственно-частное партнерство), а не ЧГП (частно-государственное партнерство), как предлагают так называемые либеральные экономисты. При этом у нас с этими экономистами есть зоны солидарности, где мы сходимся во мнениях. Например, я тоже считаю: нужно помогать частному бизнесу, а не «кошмарить» его, как делается сейчас. Да, в России давно уже власть декларировала и помощь частному бизнесу, и запрет «кошмарить»… Но по факту есть очень большой разрыв между словом и делом.

– В чем вы видите причину разрыва? На местах большая доля коррупционной составляющей? Или сверху говорится одно, а на деле в виду имеется совсем другое?

– Это нельзя назвать дилеммой… Есть такой феномен сегодня: положительный, хороший бизнес стремится скрыть свои успехи (если у него нет какой-то дополнительной «крыши» в среде бюрократии). Отчасти это происходит, потому что никто не понимает, что будет происходить дальше – постоянно меняются правила игры. В общем, сегодня многие хотели бы продать свой бизнес. Кроме того, есть ошибочные представления (в том числе у власти): не хватает денег. Денег в стране очень много. Банки не знают, что с ними делать: более-менее порядочные люди кредиты не берут – не знают, смогут ли отдать. В бизнес вкладывать опасно из-за всех вышеприведенных причин. В общем, несмотря на такое уныние, думаю, мы еще довольно долго поживем в зоне стагнации. С какими-то отдельными успехами, бесспорно.

– Уныние – только в России? Есть ощущение, что и остальной мир не сильно продвигается. Средний процент роста у развитых стран в последние годы –      1,6-1,8%…

– Дело в том, что у нас есть тотальное отставание. Поэтому особого значения не имеет, каковы проценты роста развитых стран в последние годы. Нам-то необходим рывок. Кстати, Владимир Путин постоянно об этом говорит. Другое дело, что есть большой риск начинать сегодня что-то величественное.

Три потенциала России

– На что же делать ставку, если все упирается в разные «но»?

– У российской экономики есть всего три потенциала. Природный, который используется сегодня на все 100%, а может, даже на 200%. Я имею ввиду топливно-сырьевой сектор. Он работает. Другой вопрос, что плоды его использования делятся неприлично неравномерно. Интеллектуальный. Он пока еще более-менее приличный. Но идет ухудшение, и не только в сфере образования. Главная беда – самые умные уезжают. Сегодня есть такая тенденция: чем лучше вы образовываете молодого человека или девушку, тем больше шансов, что они уедут. Статистика показывает это со всей очевидностью. К сожалению, отъезд высококвалифицированной молодежи в последние месяцы ставит рекорды. Пространственный. За развитие этого потенциала я ратую уже давно. К сожалению, он абсолютно не используется.

– Разве? В последнее время стали строить больше дорог. Намечено восстановление региональной авиации, кое-где она уже снова появилась. С другой стороны, правда, есть другая тенденция: из сел и деревень убирают все, что может удержать там людей – школы, фельшерско-акушерские пункты, дома культуры…

– Так мало же людей остается. Все идут туда, «где газ и унитаз», как говорится.

– Ведь потому и не остаются: там нечего делать. Работы нет, медицины нет, образования, развлечений нет… Как вырваться из замкнутого круга?

– Споры о том, что делать, идут постоянно. Нужно ли очеловечивать за огромные деньги пространство, в котором мало людей и все пожилые? С другой стороны, тоже ведь нельзя строить жизнь так, чтобы все переселились в города-миллионники, а вокруг – пустота.

Философия кубышки

– Философия кубышки, которую демонстрируют власти, кажется, к этому ведет. Пенсионная реформа – еще один кирпичик в здании?

– Да, она была абсолютно нелепой. Пагубные ее последствия, думаю, мы вскоре увидим. Во-первых, очень вероятен рост безработицы. Уже сегодня после 45 трудно найти более или менее приличную работу. Риски для миллионов людей предпенсионного возраста остаться и без пенсии, и без работы весьма велики. Тем более что этому, похоже, будут активно содействовать работодатели, которым придется сталкиваться с угрозой уголовного преследования за увольнение пожилых работников. Ухудшится ситуация для молодых честолюбивых людей: при прочих равных условиях неизбежно должны уменьшиться возможности их карьерного роста. Кроме того, удлинение пенсионного возраста россиян усугубляет и без того депрессивное состояние потребительского спроса в стране, что, конечно, только консервирует общую стагнацию экономики. Наконец, пенсионное новшество, по определению, углубляет и без того громадное материальное неравенство в России, так как увеличение пенсионного возраста прямо лишает в основном малообеспеченных россиян весьма значительных для них доходов.

Взамен пенсионерам обещают в будущем приличную пенсию. Но что такое «приличная»? Сегодня, как известно, россияне в среднем получают пенсию в размере $200, а для 1,5 млн наших граждан ее величина составляет всего $100. Так что когда президент с самым серьезным видом обещает ежегодно увеличивать среднюю пенсию аж на $15, ликуют не все. Главный же результат пенсионной реформы – даже не в грядущей безработице и увеличении бедности и т.д., а в том, что она дала сигнал к изменению настроения людей. А это гораздо важнее. Тут снова сработала философия кубышки. Да, какие-то деньги благодаря реформе соберут. Но можно было бы обойтись и без нее. Мы чемпионы мира по финансовой стабильности и госдолгу… В том смысле, что он у нас очень маленький. Есть простой критерий – отношение госдолга к валовому внутреннему продукту – это более-менее надежный показатель устойчивости финансовой системы. В соответствии с Маастрихтским критерием, который повсюду в мире считается чуть ли не эталонным, госдолг не должен превышать 60% от ВВП. В Италии он превышает 130%, в Греции еще больше. В России показатель составляет всего 20%, что дает стране достаточный простор для дополнительных заимствований, когда они понадобятся. Почему в этой ситуации надо отбирать деньги у одних, чтобы впоследствии передать другим? Плюс у нас профицит платежного баланса, сумасшедшие валютные запасы на черный день… Это такая штука, которая мне не очень нравится: копить на черный день, чтобы всегда иметь много денег, когда они понадобятся. А если не понадобятся? Знаете, есть такой анекдот. Рабинович настолько много наскирдовал денег на черный день, что стал его ждать с нарастающим нетерпением.

– Наши экономические власти так отчаянно противятся развитию реального сектора, что даже страшно становится. Набиуллина открыто заявляла: если деревня или город неэффективны, незачем их развивать. То же самое говорит Греф.

– Потому что Западный мир считает, что это правильная политика. На самом деле она, конечно, неправильна. Но надо признать: с точки зрения выживания власти они действуют очень грамотно и профессионально. Хотя понятно, что данный образ действий противоречит общественным интересам.

Беседовала Елена Скворцова

Инвест-Форсайт. 06.02.2019

Читайте также: