Французские мечты и европейские реалии

Сергей Федоров, ведущий научный сотрудник Института Европы РАН

План по реформированию Евросоюза, или «европейский проект», был, по словам президента Франции Эмманюэля Макрона, «в самом сердце его предвыборной программы». И это не фигура речи. Из всех участников президентской гонки – 2017 будущий французский лидер обладал ярко выраженным еврооптимизмом в отличие, например, от еврореалиста Франсуа Фийона. Макрон принадлежит к тем политикам, которые видят в евроинтеграции экзистенциальный выбор Франции и стремятся изо всех сил вывести Европу из кризисного состояния, в котором она пребывает более 10 лет. Символическим подтверждением сказанному стало появление только что избранного президента у пирамиды Лувра для своего первого выступления под гимн Евросоюза «Ода к радости» Бетховена.

Следует отметить также неразрывную увязку европейского проекта Макрона с намеченным курсом внутренних реформ. Так, понимая, что реализовать свой европейский проект Париж может только в тесной координации с главным партнером по ЕС – Германией, он писал в своей программной книге «Революция»: «Если мы хотим убедить наших немецких партнеров двигаться вперед, то нам необходимо срочно самим реформироваться. Сегодня ФРГ пребывает в ожидании, блокируя значительное число европейских проектов из-за сомнения в нас... Не будем забывать, что в Европе есть место для французского лидерства, но для этого мы должны показывать пример». Очевидно, Макрон под «примером» подразумевал способность Франции к реформированию и модернизации.

Содержательная часть европейского проекта Макрона, впервые представленная в его предвыборной программе, была дополнена и детализирована в целом ряде «европейских речей» президента, среди которых особое место принадлежит его выступлению в Сорбонне 26 сентября 2017 года. Французский лидер продолжал выдвигать новые европейские инициативы, стремясь перейти от слов к делу, на протяжении всего 2018-го. По подсчетам политологов, в целом европейский проект Макрона включал в себя не менее пяти десятков различных инициатив и мер, объединенных стержневой идеей продвижения к «европейскому суверенитету», углубления демократии и доверия в ЕС.

Среди главных предложений, выдвинутых Макроном в рамках реализации своей европейской программы реформ, – создание бюджета зоны евро с введением поста министра финансов этой зоны под контролем соответствующего парламента; налоговая и социальная конвергенция в ЕС; форсированное продвижение интеграции в сфере политики безопасности и обороны; выработка общей политики регулирования миграции и «помощи развитию»; реформа общей сельхозполитики; дальнейшее сближение в политике экологии, защиты климата и устойчивого развития; защита европейских компаний и рынков от недобросовестной конкуренции и негативных последствий глобализации; расширение программы «Эразмус»; выдвижение единых межстрановых списков кандидатов на выборах в Европарламент и уменьшение числа еврокомиссаров.

Полагая, что в настоящий период было бы «неправильным противопоставлять Европу и суверенитет», Макрон убеждал соотечественников в том, что «Европа должна служить Франции дополнительной защитой». Вполне разумным выглядел его аргумент, сводящийся к тому, что современные мировые проблемы – экономические, торговые, военные, геополитические и пр. – европейские страны, даже самые сильные, не смогут решить в одиночку. А следовательно, необходимо усилить и углубить евроинтеграцию, дать новый импульс развитию «единой Европы».

Что же получилось (или не получилось) из задуманного и предложенного для Европы нынешним французским руководителем?

Если для ответа использовать цифровые показатели, представленные в кратком отчете «Год спустя после Сорбоннской инициативы», размещенном на сайте администрации французского президента в минувшем сентябре, то картина получается следующая. Из 49 предложений, принятых для реализации европейской программы Франции, 22 проработаны или почти готовы к работе, 18 – находятся в стадии разработки и 9 – готовятся к рассмотрению. Правда, краткое описание программ, содержащееся в рассматриваемом документе, дает основание предположить, что реализация макроновского проекта пошла, мягко говоря, не очень гладко. При этом речь идет не только о сроках, возникает немало вопросов по существу.

Во-первых, план Макрона по реформированию Европы изначально предлагался вниманию всех стран – членов ЕС, но постепенно трансформировался лишь в предложения для главного европейского партнера Франции – Германии. Что и было зафиксировано в Мезебергской декларации в июне 2018 года, которую французы квалифицируют как «исторический франко-германский договор». Возникает логичный вопрос: немцы план одобрили, но согласятся ли с ним другие члены Евросоюза?

Во-вторых, нельзя не отметить, что составители Мезебергской декларации изрядно «отредактировали» первоначальные планы французского президента: никакого министра финансов еврозоны, не говоря уже о ее парламенте, нет и в помине. Более того, бюджет зоны евро немцы уменьшили до десятых долей процента от ВВП, что, по некоторым прикидкам, составляет примерно 30 млрд евро. Париж явно рассчитывал на большее.

Многие меры, упомянутые в декларации, – например, гармонизация налогообложения бизнеса, социальной сферы, выдвижение общеевропейских списков на выборах в Европарламент и пр. – отложены на середину следующего десятилетия.

В-третьих, нельзя не обратить внимания на противоречивость идей Макрона по реформированию Европы. В качестве примера сошлемся на речь французского лидера в Бундестаге 18 ноября 2018 года. С одной стороны, он призывает Германию «создать современную, эффективную, демократическую суверенность в Европе». Правда, непонятно, что это такое. Вероятно, это можно понимать как призыв к единству действий, позиций по различным вопросам. С другой – из той же речи несколькими абзацами ниже мы узнаем, что «европейская суверенность не является синонимом единогласия и единообразия». Макрон выступает за «различные ритмы и круги» интеграции, то есть де-факто за разноскоростную Европу. Но ведь раньше он, как известно, настаивал на том, что «Европа – не супермаркет!», обращая эти слова в адрес восточноевропейских стран ЕС.

Отсюда возникает вопрос: а все ли страны ЕС разделяют идеи Макрона о европейском суверенитете? В этом плане показательна история с программой Постоянного структурированного сотрудничества по вопросам безопасности и обороны (PESCO) и особенно с инициативой французского президента по созданию европейской армии. Хотя ее поддержала (правда, как-то без особого энтузиазма) канцлер ФРГ Ангела Меркель, считая, что нужно двигаться в этом направлении, но буквально через неделю-две эту инициативу «похоронила» Федерика Могерини, выражающая коллективное мнение стран – членов Евросоюза.

Резюмируя, можно прийти к выводу о том, что план Макрона по реформированию Европы пробуксовывает и вряд ли сможет стать «мобилизующим проектом», способным вывести Евросоюз из нынешнего затяжного кризиса, имеющего системный характер.

По сути, европейский проект Макрона – это новая версия старой французской идеи «Европы-державы», которую Париж пытается реализовать на протяжении как минимум полувека. Исходя из исторического опыта представляется, что даже нынешний кризис трансатлантических отношений не способен сподвигнуть Европу на достижение подлинной, а не декларативной суверенности. Суверенность – это прежде всего ответственность и обязанность, которую многие страны ЕС боятся или не хотят брать на себя.

Значит ли вышесказанное, что европейские инициативы Макрона потерпели крах и больше не актуальны? Вряд ли такая категоричная оценка корректна. Нельзя не отметить, что благодаря своему европейскому проекту Макрону удалось провести успешную пиар-кампанию и вернуть Франции роль политического лидера Европы. Тем более что этому способствовала сложившаяся уникальная политическая конъюнктура – ослабление позиций Меркель, брекзит, приход к власти евроскептиков в Италии и других странах. Хотя движение «желтых жилетов» существенно ослабило позиции Макрона как внутри страны, так и на европейской политической сцене, тем не менее программа «перестройки» Европы в преддверии европейских выборов в мае остается востребованной.

Другое дело – насколько идеи продвижения к «европейскому суверенитету», а по сути – к федерализации Евросоюза найдут поддержку у европейцев и прежде всего у французского электората. Судя по всему, пока они не вызывают энтузиазма, скорее наоборот. И не только во Франции. Опросы общественного мнения предсказывают победу евроскептиков и суверенитистов как во Франции, так и других странах ЕС. Нельзя не отметить также, что многие евроскептики все больше двигаются в сторону еврореализма.

Вряд ли за оставшиеся несколько месяцев до выборов в Европарламент ситуация изменится коренным образом. В силу этого можно предположить, что отмеченная тенденция захватит и еврооптимистов. Вполне вероятно, что после выборов «зависшая» программа Макрона по реформированию Европы будет скорректирована, а европейская политика Франции во второй половине президентского мандата Макрона станет более прагматичной и адекватной европейским реалиям сегодняшнего дня.

НГ-Дипкурьер. 10.02.2019