Военная автономия Евросоюза: стимулы и препятствия
Надежда Арбатова, заведующая отделом европейских политических исследований ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, доктор политических наук
Президент Франции Эмманюэль Макрон и канцлер Германии Ангела Меркель заявили в ноябре о необходимости создания автономной «европейской армии». Эта инициатива вызвала бурную реакцию политиков и в Европе, и в США, хотя идея создания автономного оборонного потенциала Европейского союза не нова – ей больше 60 лет. Все это время с разной степенью остроты разворачивались споры так называемых европеистов и атлантистов об интеграции в военной сфере.
В истории развития общей обороны ЕС можно выделить несколько реперных точек. Однако в современном виде Общая политика безопасности и обороны, целями которой является поэтапное становление совместной оборонной политики ЕС, расширение его гражданских и военных возможностей в сферах кризисного регулирования и предотвращения конфликтов, была оформлена Лиссабонским договором, вступившим в силу 1 декабря 2009 года.
Затем происходит поистине ренессанс двусторонних и многосторонних инициатив в сфере обороны – Франко-британский Договор об обороне (2010), Гентская инициатива о рациональном использовании военных потенциалов стран ЕС на основе ролевой специализации (2010) и др. Одна из последних инициатив – решение 25 стран ЕС от 11 декабря 2017 года о запуске Постоянного структурированного сотрудничества (PESCO), которое позволяет укреплять сотрудничество по конкретным 30 проектам в области обороны и безопасности. Это решение было принято в рамках Глобальной стратегии ЕС «Общее видение, единый подход: сильная Европа» (2016). Разница между PESCO и другими формами сотрудничества заключается в том, что договоренности, принятые государствами ЕС, являются обязывающими. Однако участие остается добровольным, и принятие решений находится в руках государств-членов.
Стремление ЕС к военной независимости от США вызывает в разных странах и у разных политиков и экспертов главным образом скептическую реакцию, граничащую нередко с откровенно презрительным отношением к Европе, которая, по их мнению, неизбежно движется к своему закату. Утверждается, что у ЕС в сравнении с НАТО нет денег на строительство обороны, что разобщенность между старой и новой Европой является препятствием для совместных действий, что у европейских стран нет воли к самостоятельности и они обречены оставаться придатком США. В этих критических высказываниях удивляет градус эмоций, которому нет рационального объяснения. Если Европа движется к своему закату, то нечего и волноваться по поводу ее военной автономии. А если есть объективные предпосылки для этого, то нужно рассмотреть их непредвзято.
Представляется, что в критике стремления Евросоюза к независимости в военной сфере, как правило, отсутствует понимание масштаба тех объективных глубинных изменений, которые произошли в Европе и в мире за последние четверть века. Устранение угрозы глобального конфликта стало катализатором европейской интеграции, и если этому проекту суждено развиваться дальше, несмотря на все кризисы и проблемы, то остановить формирование ее военной составляющей невозможно. В этом заключается главное отличие интеграции от простого сотрудничества. Несмотря на то что общая оборонная политика развивалась крайне медленно с отступлениями и зигзагами, все же нельзя не признать ее поступательное развитие.
В большой степени этому способствовала политика США, позиционировавших себя единственной сверхдержавой с новыми глобальными миссиями, фактически исключившими Европу из приоритетов своей внешней политики при президенте Джордже Буше-младшем. В контексте союзнических отношений в НАТО главной проблемой, усугубленной экономическим кризисом, стал вопрос о растущем разрыве в расходах на оборону между США и союзниками. Как отмечал бывший посол США в НАТО Курт Волкер, «для многих американцев взаимодействие с Европой является процессом ради процесса, затратным с точки зрения времени, но не приносящим конкретных результатов». При Бараке Обаме Европа так и не вернулась в список главных приоритетов внешней политики США, переориентирующих внешнеполитическую стратегию и ресурсы на Азиатско-Тихоокеанский регион в связи с растущей китайской военной мощью, а победа на президентских выборах Дональда Трампа стала новым поводом для озабоченности ЕС относительно будущего его безопасности. Иными словами, НАТО как организация, которой она была в годы холодной войны, сегодня уже не существует. И в условиях неуверенности относительно готовности США прийти на помощь союзникам у европейцев нет большого желания тратить деньги на НАТО.
На фоне кризиса в евро-атлантических отношениях растущее беспокойство руководства ЕС вызывают рост нестабильности, наличие открытых и замороженных конфликтов по периметру ЕС – на постсоветском пространстве, в первую очередь в Украине, на Балканах и в Восточном Средиземноморье. Они создают не только питательную среду для международного терроризма, но и прямую угрозу неконтролируемой эскалации неразрешенных конфликтов.
Брекзит, который, по мнению евроскептиков, является свидетельством распада ЕС, на практике открывает новые возможности в этом направлении, поскольку Лондон сдерживал развитие европейской обороны. В целом, по мнению политиков и ведущих экспертов Евросоюза, без Великобритании ЕС наконец сможет ускорить интеграцию в ряде ключевых областей, в первую очередь в сфере безопасности.
В этих условиях Евросоюз не может и не хочет зависеть от вражды, дружбы и внутриполитических перипетий ключевых игроков – Китая, США и России.
На отношения ЕС с ними оказывает сильное влияние относительно новое явление – повсеместное распространение антиглобалистского феномена, получившего название популистского национализма. Несмотря на общие черты, этот феномен имеет ярко выраженную местную специфику.
В Китае популистский национализм можно охарактеризовать как неоимперский национализм. Цель Китая – догнать и перегнать Америку. Его задача-максимум – однополярный мир, более скромная – двуполярный мир, где Китай обладал бы неоспоримым политическим влиянием. Главными составляющими влияния международного центра силы являются экономическая и военная мощь. Экономическая мощь Китая ни у кого не вызывает сомнения. Отношения ЕС и Китая – это отношения сотрудничества и соперничества, причем в последнем КНР явно выигрывает. Его экспансия проникла в регионы, где традиционно были сильны позиции стран ЕС, – Балканы, Восточное Средиземноморье, Африку. Китай не склонен выпячивать до поры до времени свою военную мощь, однако «жемчужная нить» китайских военных баз, скромно именуемых опорными пунктами, простирающаяся от Южно-Китайского моря до Африки, – это уже заявка на нечто большее. ЕС опасается растущей военной экспансии Китая, что является стимулом к обретению военной автономии.
Популистский национализм в США можно охарактеризовать как эгоцентричный национализм, который связан с представлениями администрации Трампа о том, что все (в том числе и европейские союзники) – иждивенцы и используют Америку в своих целях. Лозунг «Aмерика прежде всего!» наиболее наглядно отражает политическое кредо Трампа, противника многостороннего сотрудничества и европейской интеграции. Отношения между ЕС и США никогда еще не были такими плохими, что неизбежно приводит европейцев к мысли о том, что полагаться нужно только на свои силы.
В России в значительной части общества набирает силу популистский национализм, который можно определить как великодержавный национализм. Это реакция общества прежде всего на психологическую травму в отношениях с Западом в 1990-е и нулевые годы. Ностальгия по великой евразийской державе как альтернативе «прогнившей» Европе становится лейтмотивом и ТВ-передач, и новых художественных произведений, и выступлений в печати идеологов евразийства. На этом фоне присоединение Крыма к России воспринимается в ЕС как стремление к восстановлению новой империи, а сама Россия как возмутитель спокойствия и потенциальная угроза стабильности в Европе.
Популистский национализм внутри самого Евросоюза можно определить как антиевропейский национализм. Лозунг главы Комиссии ЕС Жан-Клода Юнкера «больше Европы» для преодоления кризиса не может быть реализован без граждан, ощущающих себя в первую очередь европейцами. Именно антиевропейский национализм в Европе, а не что другое является самой большой угрозой интеграции в целом и ее военной составляющей в частности. Будущее европейского проекта будет зависеть от того, является ли национализм в ключевых странах – партнерах ЕС долговременной тенденцией или это временный зигзаг.
Очевидно, что направленность оборонной политики Евросоюза будет в большой степени определяться отношениями с ключевыми партнерами. Скорее всего НАТО будет трансформироваться в сторону функционального разделения труда между союзниками, где в обеспечении международной безопасности Европа будет играть региональную роль, а США – глобальную.
Несомненно, украинский конфликт развел Россию и ЕС так далеко, как никогда. Тем не менее президент РФ Владимир Путин назвал естественным желание европейцев быть независимыми, самодостаточными, суверенными в сфере обороны и безопасности. При решении сегодняшних глубинных противоречий в отношениях ЕС и России они могли бы сотрудничать в противодействии общим угрозам на региональном уровне.
Китайский вызов – растущая экономическая и военная мощь КНР вкупе с его глобальными амбициями – останется в обозримом будущем стимулом к созданию оборонного потенциала ЕС, а в перспективе и к объединению сил с ключевыми партнерами в отражении этого вызова.
НГ-Дипкурьер. 23.12.2018
