Новая эра строительства "социализма с китайской спецификой"

Василий Кашин, к.полит.н., с.н.с. Центра стратегических проблем СВА, ШОС и БРИКС ИДВ РАН, с.н.с. Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, эксперт РСМД

В развитии Китайский Народной Республики 2018 год можно считать поворотным. Он завершает 40-летнюю эпоху «реформ и открытости», начавшуюся в 1978 г. и характеризовавшуюся ускоренной интеграцией страны в мировую экономику при проведении пассивной, подчеркнуто оборонительной внешней политики.

В октябре 2017 г. 19 съезд КПК формально объявил[1] о начале нового этапа в развитии страны, посвященного строительству «социализма с китайской спецификой в новую эру». Эти решения были в дальнейшем подтверждены на сессии Всекитайского собрания народных представителей в марте 2018 г.

Важным, с внутриполитической точки зрения, решением сессии стало снятие конституционного ограничения на занятие председателем КНР своей должности в течение не более двух сроков. Должность председателя КНР — наименее важный из трех основных постов, занимаемых высшим китайским руководителем (другие два — генеральный секретарь ЦК КПК и председатель Центрального военного совета КПК). Конституционные полномочия председателя КНР носят преимущественно представительский характер и по своему составу уже, чем полномочия президента типичной западной парламентской республики.

Но принятое конституционное решение открыло путь к совмещению китайским лидером Си Цзиньпином высших постов в течение неограниченного времени. Для позиций генсека и председателя ЦВС уставом партии и законодательством ограничений по срокам не установлено. Принятое решение также позволяет отойти от неформальных ограничений, установленных еще в эпоху Дэн Сяопина, согласно которым высшие партийные должности можно занимать не более двух сроков подряд и претендент на них должен быть моложе 68 лет.

Таким образом, происходит серьезная деформация системы коллективного партийного руководства, существовавшей в КНР с конца 1970-х гг. При этом поправки в конституцию, внесенные сессией, не ограничивались отменой ограничений на сроки. В конституцию были добавлены[2] ссылка на «идеи Си Цзиньпина» как одну из идеологических основ государства, а также пункт о создании[3] новой антикоррупционной структуры — Государственного комитета по надзору. Последние изменения свидетельствуют о дополнительном укреплении единоличной власти Си Цзиньпина — в последние годы проведение масштабных антикоррупционных чисток государственного аппарата превратилось в одну из основ его политики.

В новом экономическом курсе ключевым является признание проблемы неравенства в качестве основного противоречия, с которым сталкивается китайское общество на современном этапе. Темпы экономического роста окончательно перестали рассматриваться в качестве основного критерия оценки успешности текущей политики на центральном и местном уровнях. Экономическая политика характеризовалась дополнительными вложениями в масштабные технологические мегапроекты под непосредственным контролем высшего руководства страны. В качестве примеров таких проектов можно рассматривать национальную программу[4] импортозамещения в полупроводниковой индустрии, программу[5] развития искусственного интеллекта и программу создания сетей связи стандарта 5G. Целый ряд приоритетных направлений науки и техники отражен в программе[6]промышленного развития «сделано в Китае 2025».

Подобные проекты призваны гарантировать сохранение конкурентоспособности китайской экономики на фоне постепенной потери китайской продукцией прежних ценовых преимуществ и сокращения численности рабочей силы. Приоритетным считается продолжающееся строительство мощной системы социального обеспечения, призванной гарантировать относительное благополучие растущего числа нетрудоспособных граждан.

Сессия ВСНП дала начало новой реформе структуры китайского правительства. На месте прежнего министерства контроля создана более могущественная структура — Государственный комитет по надзору. Одним из важных нововведений сессии ВСНП марта 2018 г. стало создание специального министерства по делам ветеранов. Также было создано отдельное министерство по управлению в чрезвычайных ситуациях, к которому перешли функции по борьбе с последствиями аварий и стихийных бедствий, ранее находившиеся в сфере ответственности министерства общественной безопасности КНР. Кроме того, была проведена реорганизация и ряда других китайских ведомств.

В сфере внешней политики Китай впервые с конца 1960-х гг. вернулся к противостоянию с США. Американское руководство характеризует[7] текущее противостояние (вице-президент Майкл Пенс) как разворачивающуюся холодную войну. При этом, с американской точки зрения, для ее предотвращения Китай должен выполнить целый комплекс условий, многие из которых уже не относятся к сфере двусторонней торговли.

США требуют, чтобы Китай выровнял дисбаланс в торговле, прекратил нарушения прав интеллектуальной собственности и практики принуждения иностранных компаний к передаче технологий, от КНР теперь требуется также изменить свое поведение в военной и политической сферах.

Кроме того, все более важным направлением давления на Китай становится и его внутренняя политика, в частности китайская кампания по усилению полицейского контроля и ограничению религиозной активности в Синьцзян-Уйгурском Автономном Районе.

Объем запрашиваемых США уступок является едва ли приемлемым для Китая, что создает условия для затяжного системного конфликта.

В течение года Китай предпринимал неоднократные попытки добиться отсрочки этого конфликта, достигнув хотя бы ограниченного соглашения с США по торгово-экономической тематике. Для этого руководство КНР было готово идти на существенные экономические уступки, лишь бы они не затрагивали основы избранной руководством страны модели экономического и технологического развития.

Провалившееся рамочное соглашение[8] по разрешению торговых противоречий, заключенное в мае 2018 г. вице-премьером Госсовета КНР Лю Хэ и министром финансов США Стивеном Мнучиным предполагало увеличение китайских закупок американской сельскохозяйственной продукции, энергетических товаров (включая сжиженный природный газ), гражданской авиатехники и других видов товаров.

Такой компромисс мог бы поставить под вопрос рост российско-китайского торгово-экономического сотрудничества, а также отношения КНР с рядом традиционных партнеров на Ближнем Востоке. Компромисс не удался, поскольку, принося США определенные краткосрочные выгоды, он ставил под вопрос долгосрочную американскую стратегию давления на Китай.

Тем не менее настойчивые китайские попытки[9] возобновить диалог и добиться хотя бы временного соглашения с США, которое позволило бы остановить торговую войну, продолжаются и на фоне подготовки встречи президента США Дональда Трампа и председателя КНР Си Цзиньпина в ноябре.

На конец 2018 г. пессимистические прогнозы перспектив развития торговой войны преобладают. Например, создатель крупнейшей китайской корпорации AlibabaGroup в сентябре 2018 г. заявил[10], что торговая война «может продолжаться 20 лет».

Последствия торговой войны для экономик двух стран остаются предметом споров специалистов. Обе стороны заявляют о своей готовности к ведению торговой войны, при этом американские руководители неоднократно заявляли о своей уверенности в будущей победе. Преобладающие оценки последствий торговой войны для Китая сводятся к тому, что эскалация торговой войны способна вызвать определенное замедление китайской экономики, но не способна привести к рецессии.

В октябре 2018 г., когда США уже ввели повышенные тарифы на китайский экспорт на общую сумму 250 млрд долл., а Китай ввел ответные пошлины на 110 млрд долл., Международный Валютный Фонд заявлял[11] о том, что торговая война способна привести к сокращению темпов экономического роста КНР на 1,6% на протяжении двух лет.

Но даже это снижение, как ожидалось, будет компенсировано мерами китайского правительства по поддержанию экономики. При этом МВФ исходил из перспективы введения пошлин на оставшиеся 257 млрд долл. китайского экспорта в США. В то же время, согласно оценкам[12] агентства HISMarkit, торговая война могла послужить катализатором роста протекционистских мер со стороны прочих крупных экономик, что привело бы к существенному замедлению глобального экономического роста.

Торговая война сопровождалась усилением китайско-американских противоречий по другим направлениям, напрямую не связанным с проблемой дисбаланса двусторонней торговли. Крайне разрушительный и беспрецедентный характер носили санкции США против китайской корпорации ZTE, введенные в апреле за продажу товаров, содержащих американские компоненты, Ирану и КНДР.

Компания, являющаяся одним из наиболее успешных китайских международных высокотехнологичных «национальных чемпионов», столкнулась с запретом на продажи в США и приобретение американского программного обеспечения и компонентов, что привело к разрыву производственных цепочек, на которые она опиралась.

Работа компании была прервана на длительный период, и лишь в июле ей удалось заключить дорогостоящее соглашение[13] — предполагалась выплата 1 млрд долл. штрафа, 400 млн долл. специального депозита на случай новых нарушений, а также изменения в корпоративном управлении. Даже такое соглашение встретило крайне негативную реакцию в Конгрессе США. Решение о снятии санкций носило временный характер, при этом была попытка его срыва в Сенате США. Компания столкнулась[14] с долгосрочными последствиями для своего развития в виде падения капитализации и снижения продаж, находясь под специальным мониторингом американских властей и угрозой новых санкций.

Что еще более важно, была продемонстрирована способность США к почти мгновенному разрушению высокотехнологичного бизнеса практически любой существующей китайской компании, поскольку их бизнес немыслим без участия в глобальных производственных цепочках и приобретения компонентов и технологий у США и их союзников.

Результатом стала резкая активизация существовавших и до этого китайских промышленных программ по ускоренному импортозамещению в ключевых секторах экономики, включая микроэлектронную промышленность. Си Цзиньпин выступил[15] с серией заявлений, подчеркивающих важность «опоры на собственные силы» в промышленности на фоне ухудшения международной ситуации.

Продолжилась тенденция к росту американской военной активности в западной части Тихого океана и нарастанию американо-китайских противоречий вокруг Тайваня. В США были приняты законы, облегчающие порядок обменов с этим непризнанным образованием по военной и политической линии, упрощен порядок одобрения новых сделок по поставкам оружия на Тайвань, предпринят ряд демонстративных военных шагов, таких как проход[16] американских военных кораблей через Тайваньский пролив в октябре. Сохраняется высокая интенсивность американских «патрулирований с целью обеспечения свободы судоходства» в Южно-Китайском море.

Китай сталкивается с угрозой введения против него новой волны санкций в связи с обвинениями в нарушениях прав человека, в частности — массовой кампании по «перевоспитанию» мусульманского населения Синьцзяна в специальных «учебных лагерях». Китай признает[17] наличие подобных центров перевоспитания, но отрицает, что в них происходят нарушения прав человека.

В новых сложных условиях Китай предпринимает меры по активизации всех видов сотрудничества с Россией. В сфере экономики, несмотря на негативное влияние американских санкций и сохранение ряда застарелых проблем и препятствий развитию сотрудничества (недостатки инвестклимата, низкий уровень информированности друг о друге), наметилась положительная динамика, и товарооборот впервые превысил 100 млрд долл. в год. В военной сфере крупнейшим новшеством стало первое участие КНР в российских стратегических учениях «Восток-2018». Продолжило развиваться двустороннее военно-техническое сотрудничество. Наряду с реализацией крупных контрактов в сфере ВТС прошлых лет (Су-35, С-400) были заключены как минимум три новых крупных контракта, содержание которых сторонами не раскрывается.

В 2019 г. представляется вполне вероятным достижение между США и КНР компромисса, который если не приостановит торговую войну, то позволит ввести ее в некоторые ограничительные рамки. Такой компромисс, однако, не приведет к устранению фундаментальных противоречий между странами, связанных с несовместимостью их моделей развития. Торговая война, вероятно, будет иметь свои рецидивы, при этом доверие между двумя странами в сфере экономики разрушено необратимо и на обозримую перспективу. Можно ожидать нарастающих вложений КНР в программы импортозамещения и более энергичных усилий по повышению доли альтернативных доллару валют во внешней торговле.

В сфере внешней политики Китай будет сохранять сильную заинтересованность в активизации своего партнерства с Россией. Одновременно Китай активизирует свои отношения с крупными державами Азии, в особенности с Индией и Японией, чтобы не допустить полной поддержки ими антикитайских шагов США. Обе страны, подозрительно относясь к усилению Китая, испытывают явный дискомфорт от развязанной администрацией Д.Трампа торговой войны и отчасти сами являются ее жертвами. По тем же причинам возрастающее значение приобретает для Китая диалог по экономическим вопросам с Европейским союзом.

Во внутренней политике можно ожидать продолжения процессов концентрации власти и усиления контроля высшего партийного руководства над общественной жизнью. Будет ускоряться процесс мобилизации политической элиты страны в условиях противоборства с США с устранением элементов, стоящих на «соглашательских» или «пораженческих» позициях. Мероприятия по политической мобилизации будут происходить на фоне продолжающегося замедления китайской экономики при сохранении ее традиционных дисбалансов (гигантский пузырь на рынке недвижимости, высокий уровень корпоративного и муниципального долга и т.п.). Экономические сложности могут привести к растущему спросу на громкие внешнеполитические и даже военно-политические успехи для руководства КНР, означая в том числе ужесточение его политики.

РСМД. 30.12.2018

Читайте также: