Новая динамика Балкан. Регион в 2024 г.
Александр Пивоваренко, к.и.н., старший научный сотрудник Института славяноведения РАН, эксперт РСМД
Фундаментальные изменения в Центральной и Юго-Восточной Европе обусловлены не в последнюю очередь меняющейся экономической конъюнктурой, которая дополняет изменчивые политические тренды. В этом процессе прослеживается определенная динамика.
До мирового финансового кризиса этот регион входил в число наиболее динамично развивающихся регионов мира. Однако в момент его разгара Центральная и Юго-Восточная Европа вступила в тяжелый период, сопровождавшийся множеством негативных последствий — экономическим спадом, отсутствием динамики развития, ослаблением банковского сектора[1]. К этому списку стоит добавить характерные для региона (прежде всего стран бывшей Югославии и Западных Балкан) особенности — высокую безработицу[2], социальное расслоение, экономическую миграцию населения в Западную Европу, а также тяжелое положение госкорпораций (наглядный пример — кризис и реструктуризация хорватского холдинга «Агрокор»).
Как следствие, если в середине 2000-х гг. евроатлантическая интеграция бывших югославских республик оценивалась в целом оптимистично (как в самих республиках, так и в Брюсселе), то к первой половине 2010-х гг. возобладали более сдержанные оценки. Невысокий уровень явки населения Хорватии на референдум 2012 г. о вступлении в ЕС (всего 43%)[3] и лишь относительная популярность европейской идеи в Сербии и Черногории служат наглядным выражением этой тенденции. При этом важно отметить, что уровень доверия к ЕС в Албании и Македонии — странах, чье членство в ЕС признается наименее вероятным — значительно выше, чем в Сербии и Черногории, которые считаются кандидатами на вступление в ЕС в среднесрочной перспективе[4].
Ввиду этих обстоятельств к моменту начала кризиса в отношениях России и Запада в 2014 г. в Брюсселе возникли вполне обоснованные опасения относительно ситуации в регионе Юго-Восточной Европы, обусловленные как фундаментальными негативными социально-экономическими тенденциями, так и актуальным геополитическим моментом. Кульминацией этих страхов стало заявление Ангелы Меркель в октябре 2014 г. о том, что Россия может играть подрывную роль на Балканах[5]. Ощущение, что Евросоюз начинает терять инициативу в своем «мягком подбрюшье», вынудило Брюссель летом 2014 г. начать так называемый Берлинский процесс, который можно определить как комплекс мероприятий по активному преобразованию собственной периферии. В рамках Берлинского процесса были поставлены три основные задачи: решение острых политических споров (включая пограничные); модернизация инфраструктуры, экономики, транспортной системы; активизация демократических процессов[6].
В феврале 2018 г. председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер обнародовал Стратегию ЕС в отношении Западных Балкан, из которой следует, что к 2025 г. в Евросоюз могут быть приняты Сербия и Черногория (при сохранении «осязаемой перспективы» для других стран)[7]. Так, 2024–2025 гг. могут стать очередной рубежной датой, когда, возможно, будет дан ответ относительно европейских перспектив стран региона.
Если до 2014 г. общая конъюнктура на континенте не отрицала сотрудничества стран региона с Россией (вне зависимости от того, идет ли речь о членах ЕС — Словении, Хорватии и Болгарии — или о соискателях членства — Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины, Македонии), то в последние четыре года такое сотрудничество рассматривается в Брюсселе как минимум в качестве отягчающего обстоятельства.
В этой связи следует оценить перспективы Декларации о стратегическом партнерстве между Российской Федерацией и Республикой Сербией, которой сегодня регламентируется двустороннее сотрудничество[8]. Подписанная в мае 2013 г., за шесть месяцев до начала «большого политического кризиса» России и Евросоюза, она стала выражением старой парадигмы взаимодействия, которая ставится под сомнение в текущей конъюнктуре. Сегодня руководство Сербии приветственно относится к идее сотрудничества с Россией, считая его элементом своей внешнеполитической стратегии «многополярности» (как и сотрудничество с Китаем, США, Турцией и другими «центрами силы»). При этом вступление в ЕС по-прежнему является приоритетом. Кроме того, происходит постепенное сближение с НАТО (в октябре 2018 г. были проведены первые учения НАТО на территории Сербии)[9]. Вполне возможно, что по мере приближения 2025 г. (рубежной даты с точки зрения перспектив вступления в ЕС) в Сербии наполнение стратегического сотрудничества с Россией будет все чаще вызывать вопросы в диалоге Брюсселя с Белградом — разумеется, если не будет выработан соответствующий modus operandi между Москвой, Белградом и Брюсселем, снимающий большинство подозрений и сохраняющий за Сербией право на «умеренную» многовекторность.
Новая конфликтность
Ситуацию на Балканах принято рассматривать с точки зрения этнического конфликта, находящегося либо в горячей, либо в замороженной фазе. Однако сегодня проблематика региона измеряется не только этой категорией. Более того, в некотором смысле проблема этнического конфликта на Балканах отходит на второй план.
Одной из острейших проблем сегодня является социально-политическая ситуация, которая далека от благополучной. Улучшение экономической конъюнктуры является одной из декларативных целей преобразований ближайших лет. Однако Брюссель нацелен прежде всего на формирование в странах региона нового поколения политических руководителей, более лояльных к евроатлантической идее и ориентированных только на нее. Поскольку многие политические режимы (А.Вучича в Сербии, М.Джукановича в Черногории, Х.Тачи в Косово) существуют по меркам электоральных циклов достаточно долго и подвергаются критике в том числе со стороны либеральных политиков, следует предполагать подготовку кадрового обновления политического класса бывших югославских республик. Создание в сентябре 2017 г. в Боснии и Герцеговине новой партии, декларирующей наднациональную реформистскую идеологию, произошло при поддержке Великобритании и Германии[10]. Несмотря на отстранение партии Внутренняя македонская революционная организация (ВМРО) от власти в Македонии, бегство из страны ее экс-лидера Н.Груевского, демонтаж партии рассматривается экспертным сообществом США как нецелесообразный[11]. Наконец, в Сербии режим А.Вучича оказывается под перекрестной критикой в том числе со стороны либерально-демократической оппозиции, имеющей евроатлантическую ориентацию (Либерально-демократическая партия, движение «Достаточно» С.Радуловича и др.). Возможно, появляется либерально-демократическая оппозиция в Косово. Поскольку Балканы являются скорее объектом, чем субъектом мировой политики, усиление политической оппозиции и создание новых партий необходимо рассматривать во взаимосвязи с политикой стран, имеющих интересы в регионе. Тот, кто сумеет оседлать этот тренд, получит наиболее выгодные позиции в Центральной и Юго-Восточной Европе.
Новая политика
Политическая проблематика не исчерпывается только вышеперечисленными аспектами. Социальное расслоение делает более актуальными вопросы социального противостояния, в котором «высшие» слои (к ним условно можно отнести администрацию, олигархат, часть высокообразованных интеллектуалов) находятся с одной стороны, а гражданское общество, представленное налогоплательщиками, безработными, самозанятыми и второй частью высокообразованных интеллектуалов — с другой. Безусловно, рано говорить о переиздании марксистской классовой борьбы. Однако и нынешняя ситуация далека от идеальной, и подтверждением тому является успех немейнстримных и полусистемных политических движений и партий, добившихся заметных успехов на выборах 2015–2017 гг. Несмотря на обвинения в «несерьезности» и «идеализме», которые обрушиваются на политические движения со стороны национальных СМИ, такие партии продолжают присутствовать в политическом поле и даже наращивать позиции. Показательны в этом отношении рейтинги хорватского движения «Живая стена», которое в мае 2018 г. стало единственной партией страны, имеющей растущий рейтинг, а по уровню поддержки (14,5%) оно вышло на третье место, отставая лишь от «тяжеловесов» местной политической сцены (партии «Хорватское демократическое содружество» и Социал-демократическая партия), имевших 26,6 и 18,2% соответственно[12].
Вполне вероятно, что эти «новые» политические движения не сумеют реализоваться в полной мере. Они сталкиваются с определенными «болезнями роста», вызванными неспособностью влиять на принятие политических решений, конвертировать громкие заявления в конкретные предложения, узостью общественной поддержки, основывающейся на протестном электорате. С другой стороны, данные движения и их лидеры достаточно молоды. Они не ограничены национальными догмами (представители из Сербии, Хорватии и Боснии и Герцеговины достаточно успешно взаимодействуют между собой). Весьма показательно, что при минимуме ресурсов их агитация находит свой отклик, поскольку основывается на отражении актуальных проблем социально-экономической действительности. Возможно, перечисленные движения и не сумеют состояться, однако само их существование указывает на наличие определенного протестного потенциала.
В условиях, когда доминирующим императивом Брюсселя является «примирение», а фактически — сокрытие существующих этнических проблем за ширмой политкорректности, именно проблема политической идеологии может выйти на первый план.
Новая геополитика
В последние годы был обнародован ряд докладов, говорящих о повышении связанности Балкан с соседними регионами. Кульминацией является опубликованная в сентябре 2018 г. Транспортная стратегия ЕС[13], говорящая о Балканах как о сухопутном коридоре между Европой и Азией.
Возрождение идеи транзитных маршрутов и продолжающаяся модернизация европейского Коридора X (Сербия — Македония — греческие порты Пирей и Салоники) заставляет вспомнить о том, что Балканы являются точкой доступа к Южной Европе, Средиземноморью, Северной Африке. Через Балканы пролегает сухопутный транзит к Ближнему Востоку. Как следствие, возрастает внимание к региону со стороны Китая и США — ключевых геополитических конкурентов, реализующих в Центральной и Юго-Восточной Европе собственные экономические проекты (Китай — формат 16+1, США — проект СПГ в Польше и Хорватии). Разумеется, сохраняет актуальность проблемы энергетического транзита, которая затрагивает интересы стран ЕС, России и Турции (газопроводы TAP и TANAP, «Турецкий поток», интерконнекторы).
В 2018 г. было анонсировано создание ряда новых военных баз США в Албании и Греции[14]. Сербия впервые провела учения НАТО[15] на своей территории, не являясь при этом членом Альянса, но будучи связанной с ним рядом основополагающих соглашений[16]. Это указывает на изменение положения региона в военно-стратегических планах США и НАТО. Вполне возможно, речь идет о большом перемещении военной инфраструктуры южного фланга НАТО из Турции (отношения которой с США переживают период похолодания) на Балканы, демонстрирующие большую лояльность Вашингтону. Если данная гипотеза является верной, то следует ожидать продолжения «натоизации» региона и создания нового бастиона американского влияния, в котором Румыния, Болгария и Украина будут являться «передовой», а республики бывшей Югославии — «тыловой» зоной. Это обстоятельство будет определять характер политических отношений с Сербией, с которой США сегодня пытаются выстраивать партнерские отношения[17].
Таким образом, после краткого периода «передышки» Балканы снова рискуют стать зоной пересечения интересов больших игроков, к которым можно отнести Турцию, Великобританию, США, ЕС, Россию и Китай. Особое внимание к региону проявляют отдельные страны ЕС. Так, Италию, Австрию, Венгрию и Польшу волнуют транзитные и политические процессы, к македонским процессам подключается Болгария, основу для идеологического влияния имеют ближневосточные страны.
Если в политическом отношении регион все более отходит в евроатлантическое пространство, то в плане экономики, инвестиций, инфраструктуры здесь формируется пересечение интересов целого ряда стран, склонных как к сотрудничеству, так и к противостоянию. Формирование нового узла противоречий в сочетании с повышением транзитного значения региона, вероятно, будет означать возвращение Балкан после краткого периода забвения на авансцену мировой политики.
Новая позиция России
Балканы являются важным для России регионом не только в силу тесных исторических связей, но и ввиду изменчивой мировой конъюнктуры. Формирование большого континентального транзитного маршрута из Европы в Азию и в обход России может стать вызовом для российской экономики и привести к ее исключению из мировых взаимосвязей. Уход России с Балкан в политическом смысле может привести к усилению натиска ее конкурентов в Восточной Европе и Закавказье. Наконец, усиление военного присутствия НАТО на Балканах чревато нарастанием давления на юг России. Все это является основанием для сохранения позиций России в Юго-Восточной Европе.
С 2000-х гг. российские подходы к отношениям с балканскими странами руководствовались статическими императивами, которые сохраняются и сегодня. Однако процессы в Юго-Восточной Европе становятся более динамичными, следовательно, такой подход перестает быть актуальным.
Ситуация с вступлением в НАТО Черногории стала неприятным «звоночком», заставляющим задуматься об эффективности российской дипломатии. Как показывает дипломатический скандал Россия и Греции летом 2018 г., возможно охлаждение отношений и с другими странами, которые принято относить к некой российской «орбите». Исходя из этого, совершенно не исключены изменения отношений с Сербией, которая сочетает комплиментарную риторику с евроатлантическим креном.
Если считать целью России недопущение расширения НАТО, то здесь многое уже упущено. Вполне вероятно вступление в НАТО Македонии, а Сербия уже проводит учения Альянса на своей территории.
С другой стороны, расширение НАТО не означает решения внутренних проблем региона, которые становятся хроническими. Вполне возможно, что евроатлантическая интеграция не станет панацеей, и Балканам предстоит возвращение к модели «коллективных гарантий», которая некоторое время назад называлась «концертом держав». России следует быть готовой к этому.
Пример Болгарии и Хорватии показывает, что в течение трех-четырех лет двусторонние отношения могут совершить обратную эволюцию — от солидарности с НАТО и торпедирования российских проектов до теплых дипломатических визитов вежливости и деклараций сотрудничества[18]. Как показывает пример Греции, сочетающей сотрудничество в области вооружений с Россией с размещением новых баз НАТО, а также Сербии, связанной с НАТО основополагающими соглашениями, но сохраняющей некую форму партнерства с Россией (именуемого стратегическим), ситуативная дипломатия и двурушничество пока являются возможными. Вероятно, по мере усложнения экономической проблематики ситуативность будет нарастать, и однажды на примере Сербии и Греции будет создана форма компромиссного формата Россия — НАТО. Однако также возможно, что при возобладании евроатлантического крена будут возрастать требования, связанные с политической лояльностью блоку.
На наш взгляд, ситуация в регионе в ближайшие годы будет усложняться. Следовательно, российские дипломатические подходы в краткосрочной перспективе должны стать менее формалистскими. Они должны основываться на глубоком понимании региональных тенденций и быть ориентированы на «эксклюзивное» партнерство не с избранными странами, а со всеми странами региона. Усложнение внешнеполитической проблематики повышает вероятность создания ситуативных альянсов между Россией, США, ЕС, Турцией, Китаем и другими игроками. В нынешней ситуации многовекторности историческое влияние России может быть заменено влиянием других внешних сил. Однако именно Россия может стать стороной, партнерство с которой будет для многих желательным. Созданию предпосылок для этого, вероятно, должны быть посвящены внешнеполитические усилия России в Юго-Восточной Европе.
РСМД. 30.12.2018
