«Внутренние резервы исчерпаемы»

Палитру экономических прогнозов развития России пополнило исследование «2018: Не говори гоп, пока не перепрыгнешь» одного из бизнес-гуру ЕС, советника премьера Франции по внешней торговле Людовика Субрана, презентованное недавно в московском Ritz-Carlton. «Огонек» поговорил с автором о страновых рисках.

Визитная карточка

Людовик Субран — директор департамента макроэкономических исследований холдинга Allianz, главный экономист одного из лидеров в области кредитного страхования Euler Hermes. До прихода в группу занимал ответственные посты в Минфине Франции, ООН и Всемирном банке. При его непосредственном участии были разработаны экономические стратегии 30 стран. Входит в топ-100 лидеров французской экономики (по версии Le Figaro), является советником премьера Франции по внешней торговле.

— Вы назвали свое исследование «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Вы к кому обращались — к инвесторам, намеревающимся вкладывать в Россию, или к главе Минэкономразвития, пообещавшему недавно россиянам «длительный экономический рост»?

— Думаю, что слова министра — скорее, пожелания. Однако его оптимизм легко объясним: когда от отрицательных чисел переходишь даже в малый плюс, это всегда повышает настроение. Рост есть, но он крайне невысок — по нашим расчетам, 1,5 процента ВВП, и увеличение этой цифры ограничено рядом структурных причин, не всегда зависящих от российских властей. На первом месте тут санкции и не восстановившееся до сих пор доверие Запада к торговле с Россией. Есть и внутренние причины. Например, тот факт, что политика импортозамещения уже изжила себя: плюсы от ее введения были получены в самом начале, а теперь, по мере того как она продолжается, будет расти ущерб от падения уровня производительности и конкуренции. Да и деловая среда в стране не улучшилась за эти годы.

— Так все же: к кому вы обращались?

— К Орешкину тоже. Поэтому и убеждаю инвесторов, поглядывающих с интересом на российский рынок как на место для возможного проведения выгодных спекулятивных сделок, проявлять осторожность даже при самых оптимистичных прогнозах.

— Неужто остались спекулянты, кто еще не в России? Было ощущение, что все уже давно тут — с 2014-го...

— Скажу иначе: для российских властей сегодня актуален вопрос, какая часть из таких спекулятивных денег преобразуется в долгосрочные прямые инвестиции. Как перевести краткосрочную привлекательность в долгосрочную?

— А такое бывает? Спекулятивный капитал становится долгосрочными инвестициями?

— Есть определенные основания полагать, что часть спекулятивных инвесторов, наблюдая укрепление рубля и контролируемую инфляцию, могут задержаться на рынке. Впрочем, не обязательно, что это будут те же самые люди и деньги. Я имею в виду не принадлежность капитала, а его объемы. То есть объем инвестиций сохранится, даже если произойдет частичное перераспределение средств: спекулятивные выйдут, а на их место зайдут долгосрочные инвестиции. Схема чем-то напоминает сообщающиеся сосуды...

— Каковы условия такого замещения?

— В конечном счете все сводится к созданию справедливых условий для бизнеса, желающего вкладывать свои средства в Россию. Бизнес пуглив, и его может остановить, например, негативная оценка ситуации в стране. Значит, нужно сделать так, чтобы выгода пересилила такую первичную реакцию, а кроме того, предоставить западным инвесторам информацию о рынке. Информацию, которой они поверят. Наша команда, по-моему, демонстрирует как раз такой реалистичный взгляд на ситуацию. Мы приводим к балансу мифы о России и реальности ее рынка.

— И как выглядит баланс?

— В российской экономике есть сегодня хорошее, плохое и безобразное.

— Давайте о последнем...

— Самые уязвимые места в российской экономике — это ситуация в банковском секторе и неплатежи. С последними Euler Hermes сталкивается ежедневно. Мы даже разработали собственный индекс неплатежеспособности экспортеров (IDEX). По нему российские показатели, кстати, снизятся в 2018 году на 3 процента (что хорошо). Пока же нам приходится производить расчеты со страхователями, не получившими свои деньги (в кризис 2014-2015 годов Euler Hermes выплатила 31 млн евро), а потом пытаться вернуть свое с должников. Что сложно: нынешняя версия закона о банкротстве — серьезное препятствие на этом пути. Зная это, понимаешь, почему объемы страхования, например, в Турции и Китае у нас значительно больше, чем в России. Притом что процент неплатежей там больший, долги легче взыскивать. С другой стороны, в России сокращается число банкротств, тогда как во всем мире этот показатель растет. Кстати, каждое четвертое банкротство в мире связано с задержками оплаты поставщикам: 25 процентов компаний вынуждены ждать денег в среднем 88 дней за отгруженные товары или оказанные услуги. В среднем по миру этот показатель составляет 64 дня. В России — 58 дней, в Германии и Великобритании — 53 дня, в Норвегии — 56, в Бразилии — 61 день.

— Хотелось бы с вашей помощью оценить страновые риски России. Каковы они?

— Мы поставили России оценку «С4», опираясь на данные по неплатежам внутри страны. Наша методика отличается от S&P (Standard & Poor's.— "О") и Moody's, которые дают оценку по суверенным транзакциям. Буква в нашей классификации — показатель макромодели и бизнес-среды: то, что у России «С», означает, что оба этих параметра находятся на весьма среднем уровне. И, скорее всего, останутся на нем, пока не повысится прозрачность расчетов и платежеспособность компаний. Должен отметить, что в России существуют определенные структурные ограничения, позволяющие добиваться успеха на рынке только крупным игрокам, тогда как возможности для роста мелких и средних компаний почти нулевые.

— А что значит «четверка»?

— Цифра в рейтинге — это общее состояние экономики: «4» говорит о том, что Россия находилась в кризисе. И в отличие от буквы, цифра может смениться уже в ближайший квартал, став «тройкой».

— Кризис отступил?

— Мы прогнозируем рост российской экономики — незначительный, но все же рост. Драйверами в этом случае выступят внутрироссийские факторы на фоне увеличения объемов кредитования, смягчения денежно-кредитной политики, роста доверия со стороны потребителей и бизнеса. Да и санкции оказывают все меньшее влияние на приток иностранных инвестиций в Россию, что и объясняет в конечном счете рост российского ВВП. По нашим прогнозам, в будущем году вырастет цена на нефть — до 56 долларов за баррель марки Brent. Показатель крайне важный для российской экономики, к тому же влияющий на курс рубля, который в этом случае еще укрепится, да и экспорт вырастет — на 26 млрд долларов. Словом, ситуация в российской экономике стала выправляться и все выглядит уж точно лучше, чем в разгар кризиса — в 2014 году. Для страны, находящейся уже не первый год под санкциями, это поразительный результат.

— Как вы его объясняете?

— С одной стороны, сыграла роль устойчивость экономической системы. Ведь Россия переживает не первый кризис в своей новейшей истории: вспомнить хотя бы начало ельцинского правления, 1998-й, кризис 2008-2009 годов... Как говорится, видели, плавали, знаем. С другой стороны, сказывается и решительная политика властей. Это удивляет, по крайней мере, нас, иностранцев. Особенно то, что происходит в банковском секторе.

— Что больше: закрытие банков или их господдержка?

— И то, и другое. В моей стране после 2009 года власть наотрез отказалась впредь поддерживать банки, потому что пришлось заплатить за это слишком высокую цену. Но в России власти явно готовы платить и платить. А политика импортозамещения...

— Что с ней не так? Хорошая же идея.

— Безусловно. Несмотря на враждебное международное окружение, а скорее, благодаря ему России и удалось самостоятельно встать на ноги. Но значит ли это, что здешним властям надо и дальше двигаться по этому пути? N-Y-E-T! Произошла смена фазы: кризис сменился выходом из него, но этот момент как раз и не учитывается. Так уж получается, что российские власти и экономика хорошо показывают себя в первом случае, но теряют свои гиперспособности кризис-менеджеров в период роста экономики. Как только картинка из черно-белой становится если не цветной, то, по крайней мере, в ней появляются разного рода оттенки, проблемы начинаются множиться. Крайне сложно вписать мобилизационную экономику в окружающее международное пространство.

— Выходит, России не нужна отмена санкций? Чем хуже, тем лучше?

— За годы санкций россияне научились изыскивать внутренние резервы. Проблема тут одна: эти резервы исчерпаемы. В любой закрытой системе есть пределы того, что та или иная страна может сделать самостоятельно. Да, в режиме закрытой экономики Россия показала себя неплохо в кризис, но сейчас антураж сменился и возник риск, которого вчера еще не было — длительного пребывания на одном уровне — в районе «нуля». Рост в такой ситуации просто невозможен за счет собственных ресурсов, требуются новые экспортные возможности и, что еще важнее, импорт инноваций и лучших практик. То есть дыры в экономике тут худо-бедно залатали, но, для того чтобы стать успешными, нужен обмен технологиями, а Россия из этого мейнстрима исключена из-за санкций. Даже Китай с его почти 2 млрд жителей столкнулся с таким негативом закрытой системы и активно работает по исправлению ситуации.

— А что будет, если санкции не только не снимут, а усилят?

— Хорошая новость в том, что Россия — не единственная страна, которую Дональд Трамп занес в свой черный список. Если повезет, он быстро переведет внимание с России на Китай, КНДР, Иран «и далее по списку». Я думаю, что ему не хватит настойчивости продолжать бороться с Россией. Так что весь вопрос в том, как поведет себя Европа.

— И как?

— У меня ощущение, что Франция и Германия относятся к России куда теплее, чем о ней отзываются в Вашингтоне. Согласен: у ЕС пока нет сил выступить в отношении России иначе, чем США, но ситуация меняется...

— У страновых рисков есть две составляющие: экономика и политика. Про экономику вы сказали, а что с политическим фактором? Тут вы видите риски?

— С точки зрения политической составляющей есть хорошие моменты. Это преемственность курса и твердость в принятии и проведении решений. Но есть и рискованные: ограничение влияния бизнес-сектора, сосредоточение львиной доли богатств в тех компаниях, которые связаны с приватизацией 90-х годов. В обсуждении нуждаются вопросы налогообложения, децентрализации, проблем банковского сектора.

— Рискну предположить, что при взгляде на политическую перспективу иностранные инвесторы не слишком теряются?

— Да, Путин — понятный для них «игрок». Именно поэтому мало кто из иностранных инвесторов сегодня в принципе вникает в детали программ других возможных кандидатов в президенты России.

— Кстати, что вы по долгу службы говорите инвесторам, желающим вложить средства в Россию?

— Будьте объективны, старайтесь так же подробно изучать особенности России, как вы это делали бы с Китаем. Россия — не менее сложная страна.

— По сравнению со временами вашей службы в Минфине Франции стал ли российский рынок более рискованным?

— Да, несомненно.

Беседовала Светлана Сухова

Огонек. №44. 06.11.2017