России нужна собственная платформа для интеграции в мировую экономику
Интеграционные процессы в рамках Евразийского экономического союза сравнивают как с экономическим объединением европейских стран, так и с советским опытом интеграции. Что же собой представляет ЕАЭС на самом деле, кому он выгоден и каковы его перспективы – мы поговорили с Ярославом Лисоволиком, главным экономистом Евразийского Банка Развития (ЕАБР).
- Евразийский экономический союз существует относительно недолго, но в то же время, наверное, уже можно дать какие-то оценки эффектам от евразийской интеграции для его стран-членов и в особенности для России? Насколько Евразийский экономический союз оправдал себя?
- Мы, действительно, находимся только на начальном этапе развития. И, наверное, было бы несправедливо сравнивать достижения Евразийского экономического союза с достижениями Европейского союза, который существует уже многие десятилетия. Но результаты определенно уже есть.
Самое очевидное – события на рынке труда входящих в союз стран. Посмотрим на денежные переводы мигрантов. В Кыргызстане, который входит в ЕАЭС, – рост показателей. А вот в Таджикистане, который не входит в ЕАЭС, – обратная ситуация, здесь приток средств мигрантов находится в отрицательной области.
Обе эти страны являются мировыми лидерами по объему переводов денежных средств мигрантов по отношению к ВВП. В отдельные периоды этот показатель достигал 35% ВВП в Кыргызстане и 50% ВВП в Таджикистане. Для последнего это несколько годовых бюджетов.
Оборот внешней торговли с третьими странами за 2016 год, $ млрд (Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”)
Такие денежные переводы, в отличие от официальной помощи развитых стран развивающимся, являются более адресным, идут непосредственно семьям мигрантов. Это очень важный фактор и для экономического развития, и для экономического роста таких стран. По оценкам ООН, если мы говорим о Кыргызстане, переводы мигрантов способствовали снижению уровня бедности от 5 до 7 процентных пунктов.
Одновременно страны-члены Евразийского экономического союза показывают рост товарооборота и экспорта по отношению друг к другу. Например, Армения, продовольственный экспорт которой использовал ниши, образовавшиеся на российском продовольственном рынке после ухода западных производителей.
Объем взаимной торговли государств — членов ЕАЭС за 2016 год, $ млрд (Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”)
Большим вопросом для многих остаются дивиденды России. И здесь, мне кажется, нам, экономистам и исследователям, надо просто больше поработать, поскольку, как это ни парадоксально, эффекты от интеграции в Европейский экономический союз для России гораздо меньше изучены. Я не думаю, что это связано с тем, что этих дивидендов нет.
Как минимум, Россия активно вступает во внешнеторговые альянсы на основе зоны свободной торговли именно с партнерами по ЕАЭС, потому что это усиливает ее переговорную позицию, и потому что совместно со своими партнерами по ЕАЭС Россия более интересна как рынок.
Также важным фактором для России является и создание «пояса добрососедства» и «пояса стабильности и роста». Это серьезно повышает устойчивость и предсказуемость нашего экономического развития и снижает интенсивность внешних шоков, которые могут идти по экономическим или политическим каналам, что мы видели, собственно говоря, в последние десятилетия. Исследования и Всемирного банка, и МВФ доказывают наличие положительных эффектов для долгосрочного роста стран в случае, если у них динамично и позитивно развиваются ближайшие торговые партнеры.
Так что то, что делает Россия с точки зрения интеграции, абсолютно соответствует мировым трендам и ее национальным интересам.
- Вы сказали, что участие России в Евразийском экономическом союзе повышает интерес других стран к ней, так как получается более емкий рынок. Но компетенция пока не в полной мере передана на наднациональный уровень, а торговые соглашения сегодня уже вышли далеко за рамки вопросов исключительно торговли товарами. Возникает вопрос, как заключать соглашения, которые включают более широкий круг вопросов, например, торговлю услугами, не снижает ли это интерес у третьих стран? Плюс есть другие ограничения – экономические санкции, продовольственное эмбарго.
- Конечно, все эти вызовы есть, но остается вопрос, какова была бы ситуация, если бы не было Евразийского экономического союза. Что, этих ограничений не было бы? Скорее всего, их было бы еще больше. Думаю, что даже можно говорить о том, что Евразийский экономический союз как раз увеличивает многократно противоречивость и противоестественность этих ограничений.
Товарная структура экспорта в ЕАЭС, $ млрд. (Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”)
Еще раз повторю, мне кажется, что без такого интеграционного проекта и совместных усилий по снятию этих барьеров ситуация была бы намного хуже.
- Какой потенциал для развития есть у Евразийского экономического союза с точки зрения передачи большего числа компетенций на наднациональный уровень и расширения сфер сотрудничества между уже существующими странами-членами? Есть ли кандидаты на присоединение к ЕАЭС? И если мы смотрим на перспективу до 2035 года, каким может быть союз к этому году или каким он должен быть?
- Если брать такой долгосрочный горизонт, здесь возможно очень многое, и хотелось бы верить, что возможны достижения, сопоставимые с теми достижениями, которые мы видели у Европейского союза. На самом деле, даже самые первые годы существования Евразийского союза показывают, насколько огромен масштаб географии возможных альянсов и изменений в рамках этого союза.
Уже сегодня интерес к заключению альянсов с Евразийским экономическим союзом высказывают страны в самых разных уголках земного шара. Здесь можно отметить такую европейскую страну, как Сербия, которая, скорее всего, будет активно двигаться в направлении создания альянса, а также Южную Корею и Сингапур, очень динамичные страны Азии. Новая Зеландия в свое время приостановила ведение переговоров, но в последнее время выразила обеспокоенность тем, что может отстать в реализации потенциальных соглашений в условиях, когда многие страны — я слышал цифру около 40 — фактически проявили интерес к заключению соглашений с ЕАЭС. Камбоджа как страна, которая имеет определенный опыт позитивного взаимодействия с нашими странами, высказывает очень большой интерес именно к полномасштабному вступлению в союз.
Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”
Это говорит о том, что с фактором мягкой силы мы можем достичь очень серьезных результатов в области построения более масштабной группировки. Но очень важно, когда мы смотрим на такой долгосрочный горизонт — 2035 год, не думать о максимизации количества стран или сфер регулирования и помнить об опыте Европейского союза, который имеет и свои негативные стороны с точки зрения чрезмерных волн расширения, подчас не всегда в должной степени учитывавших экономические реалии. Поэтому возможности очень большие, но есть еще и преимущество — знание европейского опыта и как достижений, так и ошибок, которые наши европейские друзья совершали в процессе создания своей интеграционной группировки.
- Когда Евразийский экономический союз только формировался, было очень много разговоров, например, о введении единой валюты. В последнее время этот вопрос особо не поднимается. Какие сейчас перспективы с этим?
- Да, в апреле я был на конференции в Армении, и меня поразило, что самым распространенным вопросом был как раз вопрос относительно единой валюты. Видимо, это идет из прошлого, и бытует мнение, что главная цель Евразийского экономического союза — как можно скорее внедрить или алтын, или рубль, или что-то еще. Должен сразу сказать, и, собственно говоря, на этот счет есть очень ясное заявление страны-представителя Евразийской экономической комиссии, что вопрос о введении единой валюты на повестке дня не стоит. Он вообще не обсуждается. Обсуждается координация экономической политики, обсуждается сближение ориентиров денежно-кредитной политики с точки зрения уровня инфляции, и как один из ориентиров для наших стран сейчас фигурирует цифра в 4% по уровню инфляции. Я думаю, это более реалистично и прагматично.
Инфляция в государствах — членах ЕАЭС, % декабрь к декабрю. (Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”)
Если через 10, 20, 30 лет возникнут условия для введения единой валюты, этот вопрос сначала, наверное, нужно будет дополнительно изучить, опять-таки, взвесив все «за» и «против», в том числе в свете европейского опыта, а потом уже принимать решение. Но я абсолютно согласен с теми экспертами, которые говорят, что в нынешних условиях без всякой подготовки, без сближения экономической политики и экономического фундамента между нашими странами введение единой валюты, скорее, навредит, чем принесет какую-то пользу.
- В последнее время в СМИ стала упоминаться такая инициатива, как «большое Евразийское партнерство». Что это за инициатива, и есть ли уже какие-то планы по ее реализации?
- Я думаю, что концептуально это попытка развить идею о евразийской интеграции до какого-то предела. Есть изначальное ядро, которое формирует сейчас Евразийский экономический союз. Наверное, некоторые исследователи хотят заглянуть в будущее и представить, до каких же границ может дойти создание партнерств с участием ЕАЭС.
Концепция большой Евразии предполагает целый ряд связующих звеньев на всем пространстве евразийского континента — между ЕАЭС и Европейским союзом, между ЕАЭС и крупнейшими странами Евразии, такими как Китай и Индия, и между ЕАЭС и странами АСЕАН. То есть это попытка вобрать по возможности весь спектр стран, которые могут полноценно на долгосрочной основе стать участниками большого евразийского проекта в рамках континента.
Перспективы ЕАЭС
Насколько это реалистично? Это большой вопрос. Особенно в условиях, когда даже ядро Евразийского экономического союза подчас испытывает серьезные проблемы.
Как концепция, как видение этот формат имеет право на существование. Вспомним о том, что когда только создавался Европейский союз, мало кто из отцов-основателей предполагал, каких масштабов он сможет достичь, не говоря уже о том, что частью этого проекта смогут стать и страны восточного блока. Поэтому в какой-то степени такого рода видение раздвигает границы и показывает возможности того, каким образом эта интеграция может развиваться. Но ни в коем случае не должно быть так, что этот проект становится самоцелью и подрывает реалистичность и прагматичность тех проектов, которые реализуются сейчас на евразийском пространстве.
- А может быть так, что эта идея большого Евразийского партнерства появилась как ответ на формирование таких крупных мегарегиональных соглашений, как Транстихоокеанское партнерство? Хотя оно сейчас под вопросом, как и Трансатлантическое партнерство. Не является ли это просто попыткой России или Евразийского союза организовать подобный проект?
- Да, это вполне возможно, и я думаю, что, наверное, России действительно надо искать форматы, которые могут быть адекватным ответом на очень серьезный вызов. Потому что мировая экономическая интеграция — это такой же серьезный вызов для наших стран, как и ВТО. Когда Россия не была членом ВТО и 20 лет вступала в эту организацию, мы были поставлены в неравноправные условия и пытались достичь равноправия за счет обретения членства в этой организации. В какой-то степени свой проект, собственная платформа, с помощью которой Россия может проводить интеграцию в мировую экономику, нужна, потому что, как мы видели, попытки использовать чужие платформы несут определенные издержки и требуют времени. Возможно, эта идея большого Евразийского партнерства способна стать для этого фундаментом.
Структура внешнеторгового оборота ЕАЭС с третьими странами в 2015 и 2016 годах, % (Источник: Доклад Центра интеграционных исследований ЕАБР “Евразийская экономическая интеграция – 2017”)
Вызов со стороны океанических или трансокеанических блоков, я думаю, обязательно вернется через один или два электоральных цикла. Откат трансокеанических партнерств — временный, и эти интеграционные группировки, мега-блоки, неизбежно будут формироваться. Нам нельзя терять темп, и пока у нас есть время, надо найти тот оптимальный формат, который позволит нам в должной степени совладать с такого рода вызовами. Будет ли это именно большое Евразийское партнерство или что-то, может быть, более реалистичное, можно будет увидеть, наверное, в ближайшие годы. Потому что если в ближайшие годы Россия не создаст или не наметит контуры эффективной платформы, можно будет говорить о том, что в очередной раз, к сожалению, Россия потеряла инициативу.
Сейчас очень важное время с точки зрения того, чтобы забрать инициативу в свои руки, с точки зрения формирования альянсов в мировой экономике.
Формат ШОС плюс АСЕАН, который был сформулирован как ответ на эти трансокеанические группировки, на мой взгляд не эффективен, и, наверное, надо искать другие форматы. А вот инициатива относительно БРИКС+ и возможного взаимодействия всех региональных интеграционных группировок стран БРИКС между собой, то есть МЕРКОСУР — Бразилия, Евразийский экономический союз — Россия, Южноафриканский таможенный союз в Африке и так далее, может вполне быть одной из платформ, к которой имеет смысл присмотреться именно в контексте того, чтобы взять инициативу в свои руки.
- Обязательно ли нужно формировать какую-то альтернативу? Нельзя ли присоединиться к тем процессам, которые уже происходят? Например, если Евразийский союз образует зону свободной торговли с АСЕАН, у него есть возможности подключиться к Всеобъемлющему региональному экономическому партнерству.
Я думаю, что это возможная опция, но важно, чтобы всегда был выбор. Когда не было выбора, что мы видели на примере с ВТО, и не было Евразийского экономического союза и региональных опций интеграции, мы от этого очень теряли. И в темпах присоединения к ВТО, и с точки зрения торговых уступок. Если платформа, к которой мы хотим присоединиться, уже существует, мы должны понимать, что будет и плата, скажем так, за входной билет для посетителя. Выигрывать же и удерживать инициативу будет именно та регионально-интеграционная группировка и именно та страна, которая более привлекательна с точки зрения динамики интеграционных процессов и которая привлекает в свои ряды новых членов. Вот к этому, мне кажется, нам надо стремиться. Это ни в коем случае не должно исключать того, что и китайский, и АСЕАНовский проект — это все возможные форматы участия для нас.
В то же время, если мы посмотрим на Россию на карте, не говоря уже о странах Евразийского экономического союза, то мы поймем, что Россия — настолько глобальная, трансрегиональная страна, что участие в какой-то одной региональной группировке для нее ограничительно невозможно. Поэтому, конечно, для такой гигантской страны важно найти оптимальный формат. Нельзя останавливаться на Евразийском экономическом союзе, нужно смотреть на различные форматы ЕАЭС+, которые задействуют инструменты интеграции в рамках и БРИКС, и АСЕАН, и возможных китайских альянсах. Здесь надо развивать во многом новую для нас науку — заключение экономических альянсов по всему миру. До этого долгие десятилетия мы существовали в условиях tunnel vision, когда цель была только одна — вступление в ВТО. Сейчас наконец-то мы можем выпрямиться во весь рост, оглянуться вокруг и увидеть то многообразие возможных альянсов, которое перед нами открывается.
Россия будущего: 2017 → 2035. 13.07.2017
