"Экономика не может жить в бескультурье"
В России начался парад экономических программ. Может ли вообще экономика страны развиваться по написанным и утвержденным государственным программам? "Огонек" расспрашивал об этом Евгения Гавриленкова, заведующего кафедрой прикладной макроэкономики НИУ ВШЭ, партнера Matrix Capital.
— Обществу предлагается одна экономическая программа за другой. Стоит ли связывать надежды на экономическое оживление с этими интеллектуальными демаршами?
— У меня сложное отношение к программам. Их пишут уже, наверное, лет тридцать. В 1990-х годах была программа "500 дней" Явлинского, потом программа Гайдара... Даже жанр такой сложился — "написание программ". Пишутся они долго, и пока это происходит, в стране многое меняется. Потом начинается реализация программы, и это тоже дело не быстрое. Так было, например, с программой Грефа (2000 год). Она предполагала длительный период переустройства всей системы. Но выполнить ее удалось только на 40 процентов — об этом говорил сам Герман Греф. Я уж не говорю о других программах, которые в следующие годы тоже писались весьма регулярно. И речь идет не только об общеэкономических, но и об отраслевых — по развитию транспорта, строительства и т.д. На их обсуждение, доработку и реализацию уходило больше времени, чем предполагалось, внешняя среда менялась, менялись и внутренние условия, порой обстоятельства складывались таким образом, что появлялась необходимость в программах антикризисных мер — жизнь всегда динамичнее и интереснее любых программ.
— Получается, всегда возникает разрыв между намерениями, записанными в программах, и конечным результатом?
— Практически так. Большинство госпрограмм расписывает, кому сколько дать денег и кто куда должен их инвестировать. Я не сторонник такой раздачи. Например, когда лет 10 назад был создан довольно обширный набор госкорпораций, ожидалось, что это приведет к ускорению экономического роста и диверсификации экономики. Вложили очень большие деньги. Но пока, судя по всему, не получили ожидавшегося результата — среднегодовой рост экономики за последние 10 лет, включая ожидания на год нынешний, не превышает 1 процента. Что-то, конечно, продвигается, в частности в оборонном сегменте, но динамичного развития экономики в целом пока незаметно. Мир развивается более динамично. И никто не даст гарантий, что все пойдет успешно, если мы опять будем управлять экономикой таким же способом.
— Это только наша российская особенность?
— Нет, например в 2010 году тройка кредиторов (европейский Центробанк, Еврокомиссия и Международный валютный фонд) приняла программу экономической стабилизации для Греции. Но результат получился не тот, какой был написан на бумаге. Внешний долг вырос, экономический спад продолжается, безработица превысила 20 процентов. Ведь экономическая реальность постоянно изменяется, программа встречает внутреннее сопротивление людей. В результате она устаревает, не успев реализоваться. Это относится и к программам, которые сейчас создаются в России.
На мой взгляд, главное, что должно быть в программе,— это философия или, точнее, непротиворечивая идеология развития экономики. Помимо честного осмысления того, где мы сейчас находимся и почему мы там оказались, нужно понятным языком сказать, как двигаться дальше с учетом не только объективных ограничений, демографических в частности, но и своего рода социально-психологических, в силу которых общество отторгает многие реформы. Пока ни в одной из программ я ничего подобного не вижу. Но дело еще и в том, что каждая новая программа у нас периодически означает какие-то "инновации" в регулировании экономики и правил игры для бизнеса, а чрезмерно частые изменения ограничивают горизонт планирования бизнеса.
— А в программе Грефа 2000 года была такая философия?
— Да. С ней можно соглашаться или нет, но в целом она ориентировалась на построение свободной от избыточного регулирования экономики со стабильными и более простыми, чем раньше, правилами игры. Например, были разработаны Налоговый и Бюджетный кодексы, многие другие законы. То есть поставлена и решена задача более высокого уровня, чем раздача денег. В этой части программа была выполнена, и сейчас эти кодексы успешно работают, бюджетная политика стабилизировалась. Но философия этой программы стала подвергаться ревизии. Появилось множество других регулирующих актов, постановлений, что в какой-то степени выхолостило дух программы. Можно сколько угодно спорить, была программа Грефа более или менее либеральной, прозападной или пророссийской, но экономика развивается вне этих дискуссий, у нее свои законы. Кстати, ревизия идеологии программы экономического развития началась, когда стали расти цены на нефть, года с 2004-го.
— Зачем нужна философия, если денег навалом?
— Надо смотреть, что мы получили за 10 лет такого спонтанного развития. До 2008 года доходы бюджета росли быстрее, чем расходы. Неизрасходованные средства откладывали в Резервный фонд. Но, несмотря на накопление резервов, много вкладывали в ВПК, и там, как я уже говорил, действительно заметны некоторые сдвиги. Но что касается гражданской сферы, то здесь результаты более скромные. Посмотрите ключевые отрасли, которые получали государственное финансирование. Результаты АвтоВАЗа в 2016 году — очередное сокращение выпуска автомобилей и чистый убыток (правда, при общем падении рынка). Это несмотря на многочисленные денежные вливания и продажу контрольного пакета акций. Мы за 8 лет после первой выкатки самолета "Суперджет-100" построили 130 машин. Это мало для того, чтобы производство стало рентабельным. Хочется надеяться, что авиационная промышленность начнет набирать динамику. Космическая отрасль еще дышит, но участились аварии при запусках ракет. Эта отрасль по динамике, похоже, стала явно отставать от мировой космонавтики, и пока нам не удается опередить эксперименты Илона Маска. Возможно, там ожидается серьезный прорыв: возврат и повторное использование первой ступени ракеты существенно снизит основные издержки запуска космических аппаратов. При том что госпрограмм у нас много, рост российской экономики за последние 10 лет не впечатляет.
— Многие экономисты говорят, что необходимо наращивать инвестиции и они года через три обеспечат экономический рост. Вот и МВФ прогнозирует увеличение инвестиций в России в этом году на 2 процента. Но у нас нефтяная и оборонная отрасли под санкциями. А куда еще можно вкладывать?
— И Росстат тоже показал рост инвестиций в первом квартале на 2,5 процента. Но у нас инвестиции два года подряд сокращались довольно значительно, и сейчас рост на 2 процента — это немного. Все-таки экономика не замерла полностью, реализуются инфраструктурные проекты, идет дорожное строительство, РЖД обновляет вагонный и локомотивный парки. В сельское хозяйство тоже идут инвестиции. Но инвестиции, то есть долгосрочные вложения в основной капитал предприятий, будут увеличиваться устойчиво только при условии, что у инвесторов есть понимание, как будет расширяться внутренний спрос и каковы возможности экспорта товаров и услуг. Пока же наш внутренний потребительский спрос остается вялым — в этом смысле рост инвестиций на 2-3 процента вряд ли можно считать большим достижением. Надо не забывать, что мы уже лет 10 отстаем от мировых темпов развития. Прогноз роста мировой экономики в этом году — рост на 3,5-3,6 процента. В США новый президент ставит задачу достижения стабильного трехпроцентного роста экономики ежегодно. Но для Америки 3 процента — это прирост более чем на полтриллиона долларов, а весь российский ВВП сейчас не превышает полутора триллионов. Я уже не говорю об экономической динамике Китая и других развивающихся стран. У нас, прогнозирует правительство, экономика прибавит в этом году примерно 2 процента.
— Можем ли мы переориентировать экономику на внутренний спрос, как это сделал в свое время Китай?
— Наш внутренний потребительский рынок относительно невелик по мировым меркам. По численности населения он в два раза меньше американского, а по объему — на порядок меньше. Здесь важны два фактора — масштаб рынка и спрос. Инновационному продукту, на котором может вырасти новый бизнес и завоевать рынки других стран, легче заявить о себе на масштабном рынке. В США объем ВВП — 18-19 трлн долларов и 325 млн человек. В Европейском союзе — примерно 16-17 трлн долларов и полмиллиарда человек. В этом смысле создание Таможенного союза и общего экономического пространства было очень разумной идеей. Но кроме масштабов рынка важна положительная динамика внутреннего спроса. А он у нас сейчас придавлен жесткой денежной политикой ЦБ.
— Какая тут связь, поясните, пожалуйста.
— В период роста нефтяных цен внутренний спрос рос очень быстрыми темпами. После того как цены на нефть перестали расти, внутренний спрос активно поддерживался расширением потребительского кредитования. Исключением был лишь кризисный, 2009 год. К середине 2012 года рост потребительских кредитов составлял 3-4 процента в месяц, то есть в год 46-48 процентов. Но это подогревало не только отечественное производство, но и импорт. Почему население отдавало предпочтение импорту на разных сегментах рынка — это отдельная тема. Причем потребительские кредиты росли на фоне очень высоких процентных ставок. В результате к началу 2013 года мы пришли к ситуации, когда объем кредитов стал близок к 10 трлн рублей. Однако при ставке свыше 20 процентов (возьмем для простоты счета 24 процента) обслуживание кредитов стало примерно равно их ежемесячному приросту — это было около 200 млрд рублей. То есть потребительское кредитование перестало быть фактором роста внутреннего спроса, с точки зрения экономического роста оно стало бессмысленным. Это одна из причин того, что наша экономика перестала развиваться в 2013 году: при идеальной внешней среде, высоких ценах на нефть у нас рост составил 1,3 процента. Это неудовлетворительный темп.
— Но если сейчас денежная политика стала жесткой, дурных денег нет, почему внутренний спрос все равно не растет?
— Потому что после 2013 года мало что поменялось. Объем потребительских кредитов заморозился на уровне 10-11 трлн рублей. Но ставка по кредитам, хотя она и понизилась, все равно остается запредельно высокой, особенно на фоне затормозившегося роста номинальных доходов населения. Совокупный объем потребительских кредитов (то есть долг населения перед банками-кредиторами) по отношению к ВВП небольшой. Но поскольку ставка высокая, заемщики ее выплачивают банкам, а не покупают товары и услуги. Ну представьте: человек взял трехлетний кредит на миллион под 15 процентов. 450 тысяч, по 150 тысяч в год, должен отдать банку. А среднестатистическая зарплата растет темпами 6-7 процентов. В результате часть текущих доходов населения, которые могли бы быть направлены на потребление, снижается, внутренний спрос стагнирует, оборот розничной торговли не растет (а в предыдущие два года он даже и снижался). Сейчас появились признаки стабилизации внутреннего спроса, но они незначительные. Поэтому, я считаю, призывы вливать деньги в промышленность, что предлагается в программах, о которых мы говорим, несвоевременны. Вкладывать-то можно, продать на рынке нельзя и надежно просчитать, какова будет будущая траектория внутреннего спроса, пока тоже затруднительно.
— Но мы же не всегда тащились в хвосте мирового развития.
— Конечно. Были времена, когда страна делала прорывы — в петровскую, екатерининскую эпоху, в отдельные десятилетия в XIX и XX веках. Но времена успехов сменялись застоем. В Крымскую войну 1853-1856 годов у англичан и французов было нарезное оружие, а у наших солдат — гладкоствольные ружья образца победного, 1812 года. Но потом, как это часто бывало, после шока поражений, начинались реформы и экономический рост. К сожалению, реформы, как обычно, оказывались непоследовательными и незавершенными, а рост экономики начинал затухать. Мне кажется, Россия способна лучше противостоять угрозам, но в спокойные времена она менее динамична.
— А рост, если он происходил, то не благодаря государству, создававшему программы развития и вкладывавшему деньги?
— Я думаю, что успех больше зависит от участия людей в экономике. В России помимо политиков, чиновников и экспертных сообществ есть еще и другие люди, и большинству из 146 млн человек надо что-то делать, проявлять инициативу и не ждать, когда с неба что-то хорошее свалится. Экономику делают люди.
— Проблема в головах?
— Думаю, это культурологическая проблема. Я убежден, что есть глубокие внутренние связи между экономикой и культурой. Например, экономический подъем конца XIX — начала XX века сопровождался расцветом философии, искусства, это был Серебряный век русской культуры. И в конце 20-х — начале 30-х годов прошлого века, до начала массовых репрессий и лагерей, тоже был взлет культуры — достаточно вспомнить русский конструктивизм. Вряд ли были бы возможны великие стройки первых пятилеток, если бы не энтузиазм людей. Может, он был ошибочным и наивным, может, те молодые люди, строившие Магнитку и Кузбасс, заблуждались. Но они строили заводы. Вряд ли все это могло быть построено только с использованием рабского труда заключенных. Или 1950-1960-е годы. После восстановления разрушенной войной жизни страна совершила колоссальный экономический рывок: наука, космос, спутники, Юрий Гагарин, реактивные самолеты, атомоходы и атомные электростанции... И вместе с этим поэзия — Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Ахмадулина, проза — журнал "Юность", театр, кино — "Девять дней одного года", "Битва в пути"... Все это формировало образ нового человека. Возможно, сейчас это выглядит наивным, но тогда люди втягивались в этот процесс создания новой жизни, частью которой была экономика. Этот энтузиазм на протяжении десятилетий частично компенсировал недостатки той системы. Не знаю, что первично — экономика или культура, наверное, они идут рядом, они взаимозависимы. Экономика не может развиваться без культуры.
Мне всегда интересен пример Швеции. Страна с небольшим населением, около 10 млн человек. Но они создали очень диверсифицированную экономику, причем всего лишь за несколько десятилетий. И не только создали, но и сохранили. Шведы делают современные автомобили, самолеты (военные), телекоммуникационные системы... Это очень много для такой небольшой страны. В этой стране рабочая сила высочайшей квалификации. При этом в Швеции достигнут высокий уровень образования и культуры. Бескультурная среда ничего полезного для людей не генерирует.
— Но размышления 1990-х годов, о которых вы говорите, не привели к развитию. Наступило время псевдоразвития, когда пришли высокие цены на нефть.
— Именно благодаря накопленному ранее образовательному и культурному потенциалу в эпоху либеральных, хотя, возможно, и хаотичных 1990-х и возник очень широкий слой новых руководителей предприятий. Я в первую очередь говорю не о крупном, а о среднем бизнесе. Этот сектор составляет основу нашей экономики. Эти люди, формировавшиеся как лидеры в 1990-е годы, к злоупотреблениям тех лет, вроде "семибанкирщины", отношения не имеют. Но именно они смогли развить и укрепить бизнес в 2000-е годы. Благодаря их усилиям тогда создавалась новая экономическая база, возникали новые предприятия, особенно в регионах. Именно средний бизнес обеспечил рост в начале нулевых годов. Наверное, их беда в том, что наступила эпоха высоких нефтяных цен, а потом очередной кризис, и при этом лидеры экономики не обеспечили себе смены. "Дети бизнеса", выросшие в 1990-х и в начале 2000-х годов, окончили школы и вузы, но оказались не готовы или не захотели продолжать и развивать дело отцов.
Наверное, нынешний застой в философии и культуре не случаен, я не говорю об отдельных исключениях, когда российские режиссеры и музыканты получают международное признание, но их мало. За последние годы СМИ, литература, кино не дали ни одного положительного образа человека, связанного с бизнесом, экономикой, наукой, производством. Я краем глаза изредка поглядываю в телевизор, там в основном сыщики и те, кого они ищут. Вот такой рисуется образ современника на телеэкранах. Нет ни одного привлекательного героя — лидера бизнеса. Но в реальной жизни-то они есть. А если в искусстве нет положительного образа человека бизнеса, то молодежь и стремится либо в чиновники, либо в нефтегазовый сектор. Наверное, государству, если оно контролируют средства массовой информации, имело бы смысл создавать положительный культурный фон для бизнеса. Нужны не только отсылки к нашему прошлому, чем сейчас занято и телевидение, и кино. Очень требуется философское и художественное осмысление текущей жизни и, наверное, будущей.
Беседовал Александр Трушин
Огонек. №22. 05.06.2017
