В ЕС готовят евразийскую стратегию

Елена Алексеенкова

Несмотря на то что ЕС сейчас сосредоточен на внутренних вызовах, в Брюсселе скоро начнут формирование собственной стратегии в отношении евразийского региона. С таким тезисом выступил на минувшей неделе спецпредставитель ЕС по вопросам Центральной Азии Петер Буриан на круглом столе в Тутцинге (Германия), где обсуждался совместный доклад Фонда имени Фридриха Эберта (ФРГ) и Стокгольмского института исследования проблем мира (SIPRI, Швеция) «Экономический пояс Шелкового пути: проекты сотрудничества ЕС и КНР и последствия для безопасности».

По мнению чиновника и европейских экспертов, ЕС стоит всерьез задуматься над созданием общей зоны безопасности для Европы и Азии, причем обеспечение этой безопасности возможно исключительно посредством развития государств региона и формирования общего экономического евразийского пространства. У стран Центральной Азии ключевое положение на этом пространстве. ЕС на протяжении многих лет является одним из крупнейших доноров этих государств (1 млрд евро ежегодно с 2014 по 2020 год).

Недавно ЕС в четвертый раз пересмотрел свою стратегию в Центральной Азии 2007 года. Но, как признает директорат ЕС по вопросам внешней политики, несмотря на выработку за последние десятилетия многочисленных механизмов сотрудничества, ЕС остается игроком с наименьшим влиянием в регионе. Но в Брюсселе не могут не замечать, что этот регион становится все более нестабильным.

В ЕС признавали, что конкурировать с Россией и Китаем в Центральной Азии он не может, и хотели сконцентрироваться на проектах, в которых можно достичь конкретных результатов. И вот на арену вышел Китай со своей инициативой «Один пояс – один путь», предполагающей комплексное развитие евразийского региона, прежде всего Центральной и Южной Азии (в основном Пакистана). Обещанные под реализацию проектов Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) гигантские финансовые ресурсы Фонда Шелкового пути, Азиатского банка развития, Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, стремление Китая «вынести вовне» избыточную рабочую силу и строительные мощности – все это говорит о решимости Китая реализовать свои планы.

В ЕС возникает озабоченность относительно того, как это будет реализовано. Там нервничают из-за скудности информации о конкретных экономических проектах, которые предполагает инициатива ЭПШП, и поэтому настаивают на необходимости многосторонних форматов для обсуждения этой инициативы, максимальной прозрачности и публичности. Очевидно, что в ЕС попытаются связать ЭПШП по рукам и ногам, чтобы максимально институционализировать все форматы сотрудничества, процедуры финансирования и процессы переговоров в рамках проекта.

Чего же боятся в ЕС? Ни для кого не секрет, что Центральная и Южная Азия – регионы со значительным сектором серой экономики, большой ролью неформальных практик и непрозрачно принимаемых решений – как в политике, так и в экономике. Понятно, что двусторонние переговоры элит и легкий доступ к финансовым потокам из Китая, заложенным под финансирование ЭПШП, – наиболее очевидный путь развития событий. Последствиями этого могут стать усиление коррупции, дальнейшее социальное расслоение и рост социальной напряженности в обществах, где и без того преобладает молодое население, наиболее подверженное влиянию вербовщиков экстремистских организаций.

Еще один немаловажный фактор: обеспечение экономического подъема невозможно без развития человеческого капитала. Казалось бы, на уровне риторики это понимают не только в ЕС, но и в Китае. Однако никаких конкретных предложений в сфере образования, повышения квалификации и профессионального обучения с китайской стороны не прозвучало. Значит, есть вероятность развития сценария, когда КНР возводит инфраструктуру на китайские деньги китайской же рабочей силой, выгоды от использования инфраструктуры получает правительство, а для местного населения ничего не меняется.

Другая опасность – формирование сильной зависимости государств региона от Китая. Китайские кредиты, как известно, недешевы и в перспективе могут обернуться непосильными для центральноазиатских экономик долгами. Это, вероятно, повлечет за собой и политическую ориентацию центральноазиатских и южноазиатских государств на Китай. А Евросоюзу, долго пытавшемуся оторвать Центральную Азию от России после распада СССР, очень не хотелось бы полностью отдавать регион во власть Китая. Опасаются в ЕС и геополитических последствий реализации китайской инициативы – в частности, усиления конфликта между Пакистаном и Индией и соперничества между Индией и Китаем.

И самое главное – в ЕС не видят почти никакой пользы от китайской инициативы для Афганистана. Да, южный маршрут «Пути», выходящий на порты Пакистана («Экономический коридор Китай–Пакистан»), большой выгоды Афганистану не сулит. А это значит, что проблема экономического развития Афганистана скорее всего останется лежать на плечах США и ЕС.

В ЕС появляется понимание того, что реализации инициатив Китая невозможно противостоять и потому предстоит задача «встраивания» в текущую ситуацию с тем, чтобы затем попытаться повлиять на ее развитие изнутри. С этой целью ЕС будет пытаться создать максимально институционализированный и многосторонний формат реализации инициативы ЭПШП, чтобы снизить потенциальные риски и извлечь максимум пользы.

Что это означает для России? В ЕС есть мнение, что соглашение о сопряжении проектов ЭПШП и ЕАЭС является для России скорее «браком поневоле», чем результатом анализа реальной совместимости двух проектов. В то же время там сомневаются, что Москва будет спокойно реагировать на усиление позиций Китая в сфере безопасности Центральной Азии. Однако позитивным сдвигом является то, что ЕС, очевидно, будет настаивать на инклюзивности проекта ЭПШП для всех заинтересованных акторов, а значит, пространство для диалога будет расширяться. И для России самое время подготовить конкретные предложения.

Независимая газета. 22.02.2017