Неравные итоги реформ
Сергей Гуриев
Не только СССР, но и все остальные страны бывшего советского блока, а также бывшие советские республики столкнулись 25 лет назад (или чуть больше) с необходимостью кардинальных экономических реформ.
Переход от плановой экономики к рыночной, осуществленный в 30 странах, привел к разным результатам. В некоторых странах построена рыночная экономика и демократическая политическая система, в других – институты «капитализма для своих» (crony capitalism). Во многих странах первые годы реформ были настолько болезненными, что в конечном итоге к власти пришли популистские политики, которые обратили экономические и политические реформы вспять. Для того чтобы понять, как и почему это произошло, нельзя ограничиться анализом динамики ВВП – необходимо понять, кто именно выиграл и проиграл от реформ, достались ли выгоды от реформ всем (или хотя бы большинству) или их получило меньшинство населения. Именно этим вопросам посвящен ежегодный доклад ЕБРР «Реформы для всех». Оказывается, что для большинства населения посткоммунистических стран реформы не привели к сокращению отставания от развитых стран. Особенно болезненными были первые несколько лет реформ, когда примерно 90% домохозяйств столкнулись с падением доходов – доходы выросли лишь у 10% самых богатых домохозяйств.
Сегодня с подобными вызовами сталкиваются и развитые страны. В некоторых западных странах большая часть роста доходов за последние 20–30 лет сосредоточена в верхних 20% распределения доходов – среди самых образованных специалистов, выигравших от глобализации и технологического прогресса. В то же время менее образованные слои населения теряют рабочие места, соглашаются на более низкую зарплату или перестают искать работу. Впервые за последние десятилетия в США растет смертность и сокращается продолжительность жизни. Вопросы неравенства доходов и неравенства возможностей играют ключевую роль и в политической повестке дня – не случайно и в Великобритании, и в США большинство голосует против глобализации. Вслед за исследованием неравенства богатства в работе «Капитал в XXI веке» Тома Пикетти широкую известность получила и книга Бранко Милановича «Глобальное неравенство». Особенно часто обсуждается график «слона Милановича», на котором изображен рост дохода в 1988–2008 гг. для каждого перцентиля глобального распределения доходов в 1988 г. График действительно выглядит как профиль слона и показывает, что доход вырос больше всего для «глобального среднего класса» (индийцев, китайцев и жителей других развивающихся рынков), а также для глобального top 1%. При этом рост реальных доходов вторых 10% глобального распределения был равен нулю. Обычно этот факт интерпретируют как доказательство того, что в большинстве развитых стран доходы среднего класса практически не выросли. Это не так. За исключением Японии и Италии, в других развитых странах доходы среднего класса все же росли – пусть и гораздо медленнее, чем доходы элиты.
Кто же эти вторые 10% глобального распределения с нулевым ростом доходов за последние 20–25 лет? Оказывается, что кроме Японии и Италии эти люди в основном живут в посткоммунистических странах. Мы проанализировали эволюцию доходов домохозяйств с 1989 г. и выяснили, что за период 1989–2008 гг. рост доходов нижних 50% домохозяйств был действительно равен нулю. Весь выигрыш от реформ в эти 20 лет достался более богатой половине населения (чьи доходы выросли примерно на 40%), и особенно верхним 10% (рост на 70%).
Если проанализировать данные за 1989–2016 гг., ситуация существенно лучше: доходы выросли у всех. Но и в этом случае лишь у 27% самых богатых доходы росли темпами выше среднего по стране. Что это означает, легко увидеть на примере России, где рост среднего дохода за 1989–2016 гг. составил 70%. У скольких россиян доходы выросли на 70%? Оказывается, что лишь у 20% самых богатых. У подавляющего большинства – 80% более бедных домохозяйств – рост доходов был меньше. А у 10% самых бедных доходы в 2016 г. были ниже, чем в 1989 г.
Насколько неизбежным был опережающий рост доходов самых богатых? На самом деле во многих развивающихся странах «слон Милановича» выглядит совсем по-другому. Например, в Турции доходы всех слоев населения росли практически одинаковыми темпами, а в Бразилии или Чили быстрее росли доходы бедных, а не богатых. Да и во многих западноевропейских странах выгоды от роста, пусть и медленного, распределялись вполне равномерно.
Результаты перехода к рынку можно оценить не только с точки зрения роста доходов в абсолютном выражении, но и с точки зрения сокращения отставания от развитых стран. Оказывается, что лишь у 44% населения посткоммунистических стран рост доходов опережал средний рост доходов жителей G7. В России это всего лишь 40% (более благополучных) домохозяйств.
Безусловно, сравнение доходов с дореформенными временами не дает точного представления об изменении качества жизни. Поэтому мы анализируем и субъективные представления о качестве жизни, и объективные показатели, такие как рост или вес. Экономисты, исследующие развивающиеся страны, давно показали, что дети, сталкивающиеся с неблагоприятными социально-экономическими условиями в первые два года жизни, вырастают менее высокими. Мы сравнили сегодняшний рост жителей посткоммунистических стран, родившихся в годы начала реформ, с ростом тех, кто родился до или после. Оказалось, что рост «детей реформ» на один сантиметр меньше, чем у предыдущих или последующих когорт. Это совсем не мало – например, рост тех, кто провел первые два года жизни в стране, в которой были вооруженные конфликты, меньше тоже примерно на сантиметр. В развитых странах один сантиметр – это различие в росте между когортами, отстоящими друг от друга на 10 лет по году рождения (рост уровня жизни приводит к увеличению роста тех, кто родился позже).
Эти результаты говорят о том, что первые годы реформ были действительно очень трудным временем для большинства населения. При этом переход к рынку особенно сильно ударил по наименее обеспеченным и наименее образованным семьям. В какой мере социально-экономические издержки тех лет до сих пор влияют на удовлетворенность жизнью людей, родившихся в годы начала реформ? Оказывается, что в целом люди, родившиеся во время перехода к рынку, не менее – и даже более – счастливы, чем те, кто родился до или после них. Сегодня эти люди имеют примерно те же доходы и уровень занятости, но более образованны и, видимо, обладают большими возможностями, чем более старшие поколения (в то время как младшие поколения пока еще учатся). Конечно, это верно лишь «в среднем»: люди, выросшие в менее обеспеченных семьях, менее счастливы.
В целом последние данные по удовлетворенности жизнью – это, скорее, хорошие новости. Впервые с начала реформ мы не обнаруживаем существенных различий в уровне удовлетворенности жизнью между жителями посткоммунистических и других стран с тем же уровнем дохода. И в 1990-е, и в 2000-е жители посткоммунистических были существенно менее счастливы, чем жители других стран (с учетом дохода, пола, возраста, образования и т. д.). Сейчас это различие наконец-то исчезло. В этом смысле с субъективной точки зрения жителей посткоммунистических стран переход к рынку завершен. Опять-таки это имеет место в среднем, но не везде. В отдельных странах, в том числе и в России, люди по-прежнему существенно менее счастливы, чем люди в развитых или развивающихся экономиках с сопоставимыми доходами.
Итак, кто же выиграл и кто проиграл от реформ? Наши результаты говорят о том, что первые годы реформ были очень болезненными для подавляющего большинства семей – кроме самых богатых и самых образованных. Последующий рост привел к росту доходов почти для всех, но больше всего от реформ выиграло опять-таки наиболее образованное и обеспеченное меньшинство. В этом смысле те проблемы, с которыми сегодня сталкиваются развитые страны, проявились в переходных экономиках гораздо раньше. Несмотря на рост ВВП, большинство населения было недовольно происходящим и голосовало за популистов – как раз потому, что выгоды от реформ доставались меньшинству. При этом во многих странах популисты не выполнили своих обещаний, перераспределяя ресурсы в первую очередь в пользу своего окружения, а также инвестируя их в пропаганду и цензуру – с тем чтобы остаться у власти, несмотря на отсутствие ощутимых социально-экономических достижений.
Еще один интересный результат нашего анализа – это различия между измерением неравенства на основании статистических данных и опросов домохозяйств о доходах, с одной стороны, и субъективным восприятием уровня неравенства гражданами, с другой. Очевидно, что статистические данные о неравенстве по определению не включают ни самых богатых, ни самых бедных, в то время как обычные граждане видят и нищих на улицах, и миллиардеров в новостях и социальных сетях. Оказывается, что посткоммунистические страны опережают остальные страны (кроме развитых) по отношению совокупного богатства миллиардеров к ВВП. Более того, именно в посткоммунистических странах большая часть активов миллиардеров связана с природными ресурсами – в то время как в остальных странах ресурсная рента облагается налогами, так что большинство миллиардеров зарабатывают деньги в других секторах. Эти факты и сами по себе могут объяснять отношение большинства населения посткоммунистических стран к сегодняшнему распределению богатства как к несправедливому. Но самая важная проблема – это не только и не столько наличие сверхбогатых людей, сколько восприятие их привилегированного доступа к СМИ, к политической и судебной системе. Если сверхбогатые люди используют доходы от своего бизнеса для изменения правил игры в свою пользу (через влияние на СМИ, политиков и судей), то возникает «институциональная экономия от масштаба»: чем богаче бизнесмен, тем больше у него преимуществ перед конкурентами и тем менее справедливыми и конкурентными являются экономические и политические институты.
С проблемой неравенства справиться непросто. Необходимо обеспечение равенства возможностей. Это включает и равный доступ к качественному образованию (начиная с дошкольного!), и широкий доступ к финансовым услугам. Это и верховенство права – независимая и эффективная судебная система и правоприменение для всех, а не только для самых богатых. Это и антимонопольная политика. Это и прозрачность финансирования политических кампаний и СМИ. Все эти решения давно известны, но по-прежнему актуальны. Ведь они до сих пор не были реализованы как раз потому, что во многих странах статус-кво устраивает находящиеся у власти элиты.
Ведомости. 23.12.2016
