Европа национальных государств возвращается
Случившийся 23 июня 2016 года Brexit Великобритании поставил вопрос о перспективах Европейского союза. На саммите ЕС, состоявшемся в Брюсселе спустя шесть дней после британского голосования, лидеры 27 остальных стран Евросоюза договорились вновь встретиться 16 сентября на саммите в Братиславе с тем, чтобы договориться о проведении реформ Евросоюза, разумеется, для его укрепления. После каникул на старте нового политического сезона значительная часть внутрисоюзных дипломатических усилий руководства ЕС направлена на поиск общей основы для запланированной в Братиславе встречи. Консультации, как известно, открылись 22 августа 2016 года переговорами канцлера Германии Ангелы Меркель с ее французским и итальянским коллегами на живописном итальянском острове Вентотене. Кроме того, как стало известно, в конце прошлой недели канцлер Меркель на пару с президентом Франсуа Олландом провели конфиденциальные по содержанию переговоры с председателем Еврокомиссии Жаном-Клодом Юнкером по перспективам ЕС.
Каково основное направление идей преобразования Евросоюза? В конце августа группа старших европейских аналитиков и официальных лиц опубликовала документ с призывом к «континентальному партнерству» и проектом преобразования единого рынка, который включал бы Великобританию на западной периферии ЕС, а Турцию и Украину — на восточной. Кроме того, как сообщали СМИ, по информации с Вентотенской встречи сторонники укрепления Европейского союза реанимируют старый проект по созданию общей постоянной армии ЕС и общеевропейской разведывательной службы. Из Вентотене тройка лидеров ведущих государств-членов призвала к более тесному оборонному сотрудничеству в рамках Евросоюза. Спустя несколько дней, министры иностранных дел Германии, Франции и Польши рассуждали о «европейском гражданском и военном потенциале в области планирования и управления». 26 августа подал голос по означенной теме имеющий репутацию enfant terrible Европейского союза венгерский премьер Виктор Орбан. Орбан призвал всех глав Европейского союза к созданию единой общеевропейской армии. Однако в главном — в вопросе о перераспределении беженцев из стран «Старой Европы» в страны «Новой Европы» позиция Орбана остается нерушимой. Более того, консолидированная им позиция стран Вышеградской четверки относительно приема у себя беженцев остается также непоколебимой. Дополнительные аргументы вышеградцам даст запланированный на 2 октября референдум в Венгрии по вопросу приема беженцев. «Суверенный» ответ на референдуме венгров заранее известен.
Тем не менее, обсуждение оборонной инициативы Вентотене продолжилась. На исходе минувшей недели министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер и генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг приветствовали предложения Венгрии и Чехии расширять военное сотрудничество стран Евросоюза вплоть до создания общеевропейской армии. Правда, Столтенберг от лица НАТО (т. е. американцев) сделал обычную оговорку: при создании «общеевропейской армии» необходимо избегать появления дублирующих структур. Под последними понимаются структуры военного управления и планирования.
До последнего момента европейское военное «строительство» изображалось созданием «европейских боевых групп». Под ними подразумевались бригады, демонстрирующие европейское братство по оружию, когда, к примеру, один венгерский батальон базировался в Венгрии, другой итальянский батальон — в Италии, третий польский — в Польше. Военные управления трех стран договаривались, что данной «европейской боевой группой» на уровне бригадного командования будут, к примеру, управлять польские офицеры. Далее на практике следовали учения по боевой слаженности, когда итальянский батальон на место учений посылал свою роту (хорошо, если не взвод). Аналогичным образом действовали поляки и венгры. И эту бутафорию «братства по оружию» до последнего времени называли «европейским военным строительством». Между тем, тот же имеющийся опыт по военным действиям на Западном фронте в 1944 году союзников демонстрировал, что национальные подразделения — американские, британские, канадские, польские до дивизий, корпусов и армий, включительно, могут эффективно действовать под другим национальным руководством на уровне фронтов. Очевидно, что этот союзнический опыт военного управления и проведения общих военных операций был использован в текущем военном строительстве НАТО. В этом плане возражение политического руководства НАТО против «дублирования» заранее сводит на нет и сам проект «общеевропейской армии». Без создания европейских структур управления, командования и планирования проект не идет. Но зачем эти структуры нужны, если таковые уже имеются в виде структур НАТО?
В конечном итоге, становится ясно, что без конфликта с американцами проект «общеевропейской армии» останется декларативным пожеланием, пропагандистским трюком, не более того.
По большому счету, если смотреть на проект «общеевропейской армии» трезвым взглядом, то государства-члены ЕС имеют разные стратегические приоритеты и мало желания уступать военный суверенитет Брюсселю. С точки зрения Соединенных Штатов, кризисный ЕС представляет собой серьезную проблему, но проблема эта не фатальна, поскольку компенсируется ростом значения в политике безопасности для Европы американцев. Рассуждения европейских лидеров об «общеевропейской армии» лишь служат прикрытием этой политической реальности.
Что остается в остатке от прокламируемых реформ Евросоюза? В конечном итоге, все направления связаны с намерением преодолеть возникшие в предшествующие годы кризисы, которые в 2016 году приобрели хронический характер. Болезни с обострениями стали хроническими. Консилиумы, подобные намеченному в Братиславе, не сходятся в прописываемых лекарствах.
На предстоящем саммите в Братиславе предстоит определить общую политическую позицию государств-членов по двум основным вопросам:
— по отношению к британскому Brexit-у, как бы сделать так, чтобы остальным было не повадно идти британским путем, но одновременно при этом и не наказывать строго влиятельную Британию;
— перспектив решения наиболее острых проблем Евросоюза, вызывающих протест со стороны населения так, чтобы все остались довольны. Речь идет об экономике, финансах и политике в социальной сфере.
В отношение Британии сейчас Brexit вовсе не демонстрирует кризисных явлений собственно для нее. На конец лета, как оказалось, Еврозона пострадала (с влиянием или без влияния Брексита) сильнее, чем британская экономика. Сейчас британский фунт отыгрывает свои позиции относительно евро, а показатели британской биржи вернулись к «добрекситным» отметкам. А между тем, на пороге Еврозоны стоит гигантский банковский кризис в Италии размером в пару сотен миллиардов евро плохих кредитов.
Что касается кризиса суверенных долгов, потрясшего Еврозону в 2012 году, то принятая политика контроля Еврокомиссии за бюджетными дефицитами имела один результат — рост суверенных долгов приостановился, но не был повернут вспять. И опять же лето 2016 года показало, что, спустя четыре года после запуска бюджетного контроля, он не стал всеобъемлющим и строгим правилом. Испании и Португалии вновь было позволено превысить установленную для всех планку допустимой нормы бюджетного дефицита. В конечном итоге, из всего получилось так, что кризис суверенных долгов лишь обнажил неспособность валютного союза разрешать конфликты между его членами. Углубление финансовой интеграции в зоне евро с проектом оформления общих банковских схем страхования депозитов и надгосударственным министром финансов в Брюсселе остается пока на стадии размышлений общего порядка, а не практическим руководством к действию.
Выяснилось — для разрешения конфликта необходимо доверие. С этой точки зрения, для Евросоюза нужно создание подлинного общего экономического пространства с устранением существующих дисбалансов в пользу стран Старой Европы. Фундаментальным решением проблемы могло бы стать выравнивание социальных стандартов, например, в сфере минимальной оплаты труда между Старой и Новой Европами. Однако подобная реформа совершенно невозможна. С точки зрения сохранения остатков конкурентоспособности Европы перед лицом азиатов, европейские транснациональные концерны нуждаются в существовании в рамках Евросоюза эксплуатируемой периферии. Но здесь со ссылкой на свою бедность вышеградская четверка «новоевропейцев», фактически, в качестве реформы Евросоюза предлагает на практике добрекситный британский проект Кэмерона — сделать шаг или даже два шага назад в деле евросоюзной интеграции с тем, чтобы сохранить общий рынок. Полезное дополнение от вышеградцев — сохранить и дотации на инфраструктуру для них. И потом, ссылка на бедность является для них основанием голосовать против единой миграционной политики. Тогда как прокламируемые из Германии известным руководством проекты углубления интеграции идут рука об руку вместе с идеей общей миграционной политики. Это та самая болезненная точка, которая обрекает интеграционный реформистский проект. Именно в ней хронические кризисы сплетаются в единый неразрешимый клубок.
В прошлом году после того, как Венгрия отстроила у себя забор вдоль своей южной границы, канцлер Германии Ангела Меркель осудила этот шаг как напоминающий о разделении Европы времен холодной войны. Министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус тогда заявил, о «неуважении общих ценностей Европы». Прошел год и тон коренным образом изменился. 1 сентября 2016 года Меркель заявила, что она считает решительную репатриацию мигрантов из Германии главной задачей в решении кризиса с беженцами. «В ближайшие месяцы важнейшим будет: репатриация, репатриация и еще раз репатриация», — заявила она. Глава МВД Германии Томас де Мезьер подчеркнул важность возвращения к Дублинскому соглашению. Он считает, что ситуация в Греции в последние годы улучшилась и это позволяет возвращать прибывших оттуда беженцев. Пусть Греция сама разбирается с ними. На 2016 год в Германии ожидают прием 300 тыс беженцев. Больше — не хотят. Однако обратная отсылка проблемы мигрантов к Греции только поднимает ее протесты. Между тем, на очереди в Греции решение по очередному пакету финансовой помощи, которое будет сопровождаться требованием от нее очередных бюджетных сокращений. Переговоры ЕС с Грецией по очередному пакету финансовой помощи идут тяжело. Кризисы переплетаются и в этой конфликтной точке на территории Евросоюза.
Между тем, сделка Евросоюза с Турцией по беженцам остается в силе, но турецкая сторона требует выполнения невыполнимого — безвизового режима. Критическим в этом отношении для ЕС и Турции обещает стать октябрь или ноябрь.
Уже понятно, что решить в один присест на саммите в Братиславе пакет кризисных проблем не получится. Хронические кризисы ЕС под аккомпанемент соответствующей риторики уходят в следующий 2017 год. Поскольку у Европы не получается справиться с экономическими проблемами, и у нее не оказалось никаких ответов на кризис мигрантов, сейчас остается только рассуждать о первенстве политики безопасности, памятуя за скобками этих рассуждений о гарантиях НАТО. Конкретное европейское решение кризиса на Украине посредством Минска тоже не работает.
Выходит, что Европа национальных государств возвращается. Нидерланды, Ирландия, Италия и Франция особенно уязвимы в вопросе о будущем ЕС. Дополнительным признаком слабости ЕС стало появление внутренних региональных группировок национальных государств в его составе. Возвращение национальных государств с их полными прерогативами выглядит предпочтительней неэффективному и непопулярному Евросоюзу. Но здесь США достаточно уверенно смотрит вперед в обстановке нарастающего кризиса. Евросоюз продемонстрировал и продемонстрирует в случае с «общеевропейской армией», что не может решить проблемы безопасности. Следовательно, внутренние прерогативы возвращаются к национальным государствам, а внешние — к США с их НАТО.
EADaily. 05.09.2016
