Парижская хартия как упущенный шанс

25 лет назад, 21 ноября 1990 г. в столице Франции главы государств и правительств стран – участниц Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (позднее переименованного в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе – ОБСЕ) подписали и провозгласили знаменитую Парижскую хартию. Документ, как тогда представлялось, безвозвратно открывший для всех европейских народов «новую эру демократии, мира и единства». Именно так было записано в первых строках Парижской хартии.

Это было не только подтверждение приверженности подписантов целям и принципам, сформулированным в Заключительном акте исторических Хельсинкских соглашений, принятом единогласно лидерами 33 европейских государств 1 августа 1975 г. Парижская хартия конкретизировала и дополняла Хельсинкские соглашения, признав 10 их известных принципов «путеводной звездой в продвижении Европы к желанному будущему». В каком-то смысле Парижская хартия – это «дорожная карта» по реализации Заключительного акта Хельсинкских соглашений. Но до советской перестройки их осуществление было еще невозможно. Вовсю бушевала идеологическая война двух систем. Слишком сильно тогда крутился маховик «холод-ной войны». И как тягостный ее символ пока крепко стояла Берлинская стена, разделяя, по сути, не только Германию, но и Европу в целом, да и весь мир на враждебные блоки.

Принципиально изменилась ситуация к осени 1990 г., когда пала «нерушимая» Берлинская стена, и два германских государства – результат Второй мировой войны – объединились в единую Германию. В Европе и в мире стало много спокойнее. Появились условия для реального воплощения в жизнь и всего того, что провозглашалось Заключительным актом Хельсинкских соглашений, и всего конструктивного, что было накоплено европейским опытом за прошедший пятнадцатилетний период.

Та международная атмосфера в Европе и мире, что обусловила саму возможность появления Парижской хартии – неотделима от очень важных, судьбоносных перемен во внешней и внутренней политике нашей страны, когда ее лидером был Михаил Сергеевич Горбачев. Советский Союз и его политика кардинально менялись, демократизируясь, открывшись миру и становясь понятней ему. Москва не на словах, а на деле предприняла ряд шагов, способствовавших доверию, добрососедству, упрочению всеобщего мира.

Впрочем, в таком же направлении менялись и недавние наши оппоненты в Европе. До их знаменитого Маастрихтского договора, отражавшего бурный процесс внутриевропейской интеграции и положившего начало созданию Евросоюза, оставалось всего два года.

Увы, еще меньше – всего девять месяцев – оставалось в СССР до антигорбачевского путча номенклатурной советской хунты. И до последующего безвременья ее победителей, цели которых, как оказалось, тоже не очень-то совпадали с горбачевской политикой гуманизма, гласности и открытости миру. Затем наступила эра, к сожалению, далекая по сути и смыслам от той «новой эры в Европе», о которой говорилось в Парижской хартии. Не могу дать исчерпывающий ответ на вопрос: почему ни на Западе, ни в России Парижская хартия так и не стала сводом законов прямого действия. Но, подозреваю, что все дело в том, что глухая, а зачастую открытая враждебная настороженность между нами и Западом, прежде всего, обусловлена ложны-ми ожиданиями и иллюзиями с обеих сторон.

Запад рассчитывал, что мы станем такими же, «как они», экстраполируем на себя западные нормы и принципы, систему ценностей и по-рядки. Мы же хотели жить, как на Западе, наивно полагая, что для это-го достаточно отказаться от коммунистической идеологии и перенять актуальные западные правила без учета «места и времени». И когда обнаружилось, что такой подход не ведет к кисельным берегам и молочным рекам, отвернулись от Запада, приписав ему вину за собственный массовый инфантилизм. Словом, глубинный конфликт между Западом и Россией зиждется главным образом на «конфликте иллюзий».

Можно ли сегодня изменить ситуацию к лучшему, выстроить новый тренд наших взаимоотношений? Уверен, что можно. Если, отбросив былые иллюзии, прошлые и нынешние амбиции, обе стороны начнут учитывать интересы друг друга и сотрудничать, руководствуясь не отжившими идеологемами, а практическими задачами. В том числе и применительно к событиям на международной арене.

«Европа освобождается от прошлого», гласила Парижская хартия. И в ней было все необходимое, чтобы «дать возможность нашим народам жить в соответствии с их чаяниями».

Вот говорящие сами за себя разделы этого документа: «Права человека, демократия и верховенство права», «Экономическая свобода и ответственность», «Дружественные отношения между государства-ми-участниками», «Безопасность», «Единство», «Безопасность и сотрудничество в Европе и мир», «Ориентиры на будущее», «Человеческое измерение», «Экономическое сотрудничество», «Окружающая среда», «Культура», «Рабочие-мигранты», «Средиземноморье», «Неправительственные организации», «Новые структуры и институты процесса укрепления безопасности и сотрудничества в Европе». И в каждом из этих разделов детально расписана программа совместных действий стран, подписавших Парижскую хартию, дабы как можно скорее, полнее и эффективнее ее можно было претворять в жизнь.

Что же происходит со всеми нами – и на Западе, и в России, и в соседних с Россией, в прошлом вроде бы дружественных и даже братских странах, как, например, Украина, или «братушечных», как, на-пример, Болгария. Как получилось, что Парижская хартия – эта заповедь мира, взаимопонимания, добрососедства – стала всего лишь воспоминанием, достоянием архивов и библиотек?

Санкции и ответные санкции, санкции на ответные санкции. Ныне это, а не Парижская хартия – квинтэссенция кипучей деятельности политического истеблишмента и на Западе, и у нас. Упование на силу внутри и во вне своих государственных границ, милитаризация общественного сознания, размежевание социумов на «своих» и «чужих». И куда же, осмелюсь спросить, заведет человечество такой процесс?

Мне вспоминается в этой связи притча про человека, который залез с топором на дерево, уселся на толстый сук и стал его рубить. Случайный прохожий, увидев это, крикнул: «Мужик, ты ведь рубишь сук, на котором сидишь. Упадешь, разобьешься!». «Я знаю что делаю, проходи мимо» – последовал с дерева ответ. Прохожий ушел. А когда возвращался, увидел под тем же деревом стонавшего окровавленного человека. Корчась от боли, тот закричал: «Ты во всем виноват, ты на-каркал, проклятый колдун!».

Это к тому, чтобы предупреждающих о тяжких последствиях политики конфронтации не упрекали в том, что они накаркали эти последствия. Еще, слава Богу, не поздно бросать топоры и слезать с деревьев…

Руслан Гринберг