Гражданская война в головах россиян не закончилась

100 лет назад в России произошли экстраординарные события. Как оценивать революцию 1917 г.? Практически не оспаривается тезис о том, что российский порыв к справедливости оказал серьезное влияние на социальную сферу тогдашнего капитализма. Установка на равенство, которую декларировала и во многом реализовала Октябрьская революция, быстро приобрела европейскую, если не всемирную популярность. Словом, социальность – основное благо, которое дала Октябрьская революция.

Подрыв и уничтожение колониальной системы – также во многом результат попыток СССР обеспечить равноправие народов.

Несомненное достижение русской революции – внедрение цивилизационных форм жизни в Центральной Азии. Практически безвозмездно СССР осуществил здесь грандиозную благотворную миссию, превратив ее в регион с развитым для того времени образованием, здравоохранением, наукой и культурой.

Что-то похожее относится и к Китаю. Ведь именно СССР в 50-е годы внес основной вклад в построение материально-технической базы его экономики, на которой, собственно, и состоялось китайское экономическое чудо.

При этом нельзя забывать, что советское государство, особенно на его сталинском этапе, по своей природе было неправовым и репрессивным по отношению к собственному народу. Так что великие дела в СССР сопровождались не менее великими преступлениями, жертвами которых оказались миллионы советских граждан. Разве не скандал и не позор для страны, что сегодня в массовом общественном сознании Иосиф Сталин предстает в качестве чуть ли не самого успешного правителя России. Конечно, во многом это реакция на ельцинскую полуанархию и собственные иллюзии по поводу несбывшихся надежд на быстрое процветание в 90-е годы. Но дело не только в массовой жажде порядка растерявшегося, обедневшего и беззащитного населения.

Я полагаю, что российская интеллигенция, волею судьбы, оказавшая решающее влияние на политику первого откровенно либертарианского гарнитура постсоветской власти, страдает некими пороками, которые не удалось изжить за эти 100 лет. И сегодня наши беды – и экономические, и социальные – по-видимому, напрямую связаны с ее, так сказать, генетическими особенностями. Одна из них – онтологизация теоретических схем. На простом языке это означает, что мы свято верим во всемогущество самых модных в данный момент теорий и, если представляется такая возможность, пытаемся внедрить их в жизнь любой ценой. Я это называю «принуждением к счастью».

В сущности, речь идет о том, что в октябре 1917 г. мы взяли курс на справедливость. Тогда, можно сказать, вся планета была беременна справедливостью. Ужасающая капиталистическая действительность того времени требовала ее, и Россия совершила скачок к этой справедливости, полностью проигнорировав ценность свободы, хотя марксизм уже претерпел к тому времени заметную эволюцию. Все большее влияние получали в начале XX в. его отдельные течения, указывавшие на возможность мирного врастания капитализма в социализм. Но у нас, как правило, побеждают крайности. Вот и в данном случае в октябре 1917 г. победила крайне левая доктрина в мировоззренческом арсенале Запада, воплотившись в России в форме отвергающего личные свободы и коммерческие отношения «военного коммунизма».

Нечто подобное произошло и в начале 90-х, когда после 70 лет коллективного молчания мы, получив свободу практически из рук одного человека, ошибочно решили, что она и есть справедливость, и восприняли ее как необходимое и достаточное условие сытой и цивилизованной жизни, по-ребячески уверовав в то, что колбаса вырастает прямо из свободы. Это, конечно, было большой ошибкой, ставшей следствием до сих пор не изжитой склонности к онтологизации теоретических схем.

Не можем мы до сих пор избавиться и от нетерпения в русском демократическом движении, которое берет начало еще от народовольцев, а отчасти и от декабристов. Нам кажется, что справедливое общество можно создать одним махом.

Нельзя не сказать и об абсолютно ненормальном отношении к Западу, которое можно кратко охарактеризовать как смесь комплекса неполноценности и мании величия. Сплошь и рядом россияне воспринимают Запад только в черно-белом формате или в бинарной логике «любовь – ненависть». Непредвзятое сбалансированное деловое отношение к нему редкость. Мы, например, в конце 80-х годов безоговорочно принимали все рекомендации, которые давал Запад, причем выполняли то, что они говорят, а не то, что они делают, хотя между первым и вторым была большая разница. Наш капитализм оказался особенно зверским, поскольку принял установку на демонтаж всего того «социального», что было при советской власти. Казалось, что самодеятельность народа приведет к цивилизованному развитию общества, на самом деле она вылилась в простой хаос, а в результате народ через некоторое время после начала очередной смуты устал от свободы и предъявил спрос на «закон и порядок».

Еще один порок нашей ментальности – тотальное отсутствие договороспособности политических элит. Как и в 1917 г. в постфевральской России не было стремления найти точки соприкосновения различных политических сил, так и сегодня, спустя 100 лет, правые и левые, западники и самобытчики не проявляют заинтересованности в поиске зон взаимного согласия, с порога отвергая любую возможность правоты «чужой» мировоззренческой секты. Культура диалога, культура компромисса, культура консенсуса практически на нуле. Отсюда совершенно естественна «народная» тоска по твердой, сильной руке, которая, будто бы, только и может решить проблемы развития страны.

Вот здесь и таится большая угроза: если авторитаризм затягивается и всякие «сдержки и противовесы» приобретают имитационный характер, как это, похоже, и происходит в современной России, ранее желанная стабильность превращается в застой со всеми известными последующими событиями. Это константа российской истории. Автократия приносит какой-то порядок, проходит время – она надоедает, возникает стремление к разного рода либеральным перестройкам. Когда же побеждает либеральная идея, в результате ее реализации страна впадает в очередной хаос, и тогда опять возникает тоска по сильной руке – и все начинается сначала. Пора преодолеть эту дурную бесконечность...

Руслан Гринберг