Ближний Восток в контексте нового мышления. Перестройка и еврейская эмиграция
Выступление перед представителями Корпорации развития Израиля. Нью-Йорк, 25 октября 1998 г.
Судьба распорядилась так, что я оказался причастен к важным событиям в жизни еврейского народа – восстановлению дипломатических отношений между СССР и Израилем, прекращению ограничений на выезд евреев из Советского Союза, проведению международной конференции по Ближнему Востоку. Все это связано с новым мышлением во внутренней и внешней политике, в частности с переменой советской позиции в ближневосточном конфликте.
Начну с последнего.
Общеизвестно, что Советский Союз сыграл большую роль при образовании государства Израиль в 1947 г. И. Сталин приказал А. Громыко чуть ли не первым поставить свою подпись под признанием израильского государства Организацией Объединенных Наций. Каковы бы ни были скрытые мотивы такой позиции, объективно это был гуманный акт, позитивное, правильное решение. Однако за этим не последовало нормальных межгосударственных отношений. Вскоре в Советском Союзе была развернута дикая антисемитская кампания. Она получила у нас наименование «космополитизм», и неизвестно еще, чем бы закончилась, если бы И. Сталин не умер. Кампания нанесла всему нашему обществу колоссальный нравственный и политический вред. От последствий мы до сих пор, пожалуй, не до конца избавились.
Поэтому очень даже понятно, что в условиях разгоравшейся холодной войны и одновременно начавшегося ближневосточного конфликта Израиль стал для нас «агентом империализма». Идеологическая конфронтация в нашей политике на Ближнем Востоке стала определяющей, а в отношении Израиля такой подход усугублялся скрытым антисемитизмом.
Ненормальность всего этого остро ощущалась в широких кругах советского общества, не говоря уже о несовместимости антисемитизма с интернационалистской по форме советской идеологией. Поэтому официально его тщательно прятали, как тайный грех. А вообще говоря, еврейский вопрос давно был по существу «русским вопросом». В русской культуре с середины ХIХ в. это обстоятельство присутствовало постоянно, хотя и противоречиво. Им основательно занимались наши великие философы, начиная с В. Соловьева, Н. Бердяева и всей плеяды мыслителей, писателей и художников Серебряного века.
В 1970-е годы брежневской разрядки Израиль стал в советской политике также и предметом торга с американцами. Брежневское руководство нуждалось в разрядке. Почему – особый вопрос, он может увести нас от темы. Советский Союз не был заинтересован в разжигании конфликта на Ближнем Востоке. Господин Г. Киссинджер может подтвердить, как они вместе с Л. Брежневым пытались остановить разрастание войны 1973 г. Фактом является и то, что Л. Брежнев отказал Г. Насеру, когда тот панически взывал послать советские войска спасать его от израильского контрудара, а потом резко ограничил поставки оружия в Египет.
Послабления по части эмиграции евреев в те годы делались ради «разрядки». И дозировалась эта эмиграция в зависимости от приливов и отливов разрядки.
То, что после победы над фашизмом, сыграв огромную роль в спасении тех, кого можно было спасти от геноцида, мы, СССР, поссорились с еврейством, – огромная историческая ошибка. А как легко все это было исправить после ХХ съезда! Но этого не было сделано.
Сейчас может показаться парадоксальным такой факт: лично ни Л. Брежнев, ни Ю. Андропов, а до них Н. Хрущев, ни большинство членов Политбюро и секретарей ЦК, которых я знал, не были антисемитами. Но если кто-то в их среде попытался бы официально поставить вопрос об антисемитизме в СССР, они сочли бы его как минимум «политически незрелым» человеком, идейно сомнительным. Будто действовала какая-то негласная договоренность проводить антисемитскую по сути линию, но вещи своими именами не называть, табу. А аппараты и номенклатура четко улавливали, чего от них хотят и за что не «поругают», если они даже переборщат.
Именно в то время, в октябре 1974 г., многомиллионный «Огонек» опубликовал откровенно антисемитскую статью некоего Д. Жукова, после которой пошли разговоры, а не грядет ли еще одно «дело врачей».
Антисемитизм, хотя и скрываемый, нравственно разлагал советское общество. Он был одним из выражений его идейного и общего кризиса. Более того, усугублял этот кризис, потому что унизительные ограничения, а то и преследования в отношении талантливейшего народа, который давно и органично «вписался» в русскую культуру, науку, даже в какой-то степени в общенациональный российский менталитет (а уж советский – точно), не могли не сказаться на интеллектуальном, техническом и экономическом потенциале страны.
Обо всем этом я, конечно, знал или догадывался, работая в провинции. Внутренне у меня вызывала и непонимание, и отвращение такая политика. Тем более что с университетских времен и потом на комсомольской и партийной работе я был в прекрасных отношениях со многими евреями, искренне и глубоко их уважал. Среди них у меня были настоящие друзья.
Говорю это, чтобы подчеркнуть: когда я стал во главе партии и государства, никакого внутреннего барьера, каких-либо предубеждений в подходе к «еврейскому вопросу» у меня не было. Однако его решение шло в контексте с более общим – на путях ликвидации «холодной войны» и урегулирования ближневосточного конфликта, а значит, в тесной увязке с улучшением советско-американских отношений.
В апреле 1987 г. в Москву приехал госсекретарь Дж. Шульц. Состоялась чрезвычайно важная встреча. Проблема Израиля обсуждалась, но пока только в русле «прав человека» и свободы эмиграции. В феврале 1988-го Дж. Шульц вновь в Москве. Главный вопрос опять – ядерное разоружение. Но на этот раз он привез свой план ближневосточного урегулирования.
Новым был, на что я сразу обратил внимание, сам факт, что американцы захотели советоваться с СССР по Ближнему Востоку. Позже Дж. Буш признал, что до этого США всячески стремились вытеснить СССР с Ближнего Востока.
Мой ответ был таким: «Мы выступаем за всеобъемлющее, справедливое урегулирование, с учетом интересов арабов, в том числе палестинцев и Израиля. Никакой иной подход здесь не имеет шансов на успех. Игнорировать чьи-то интересы, в том числе Израиля, невозможно, игнорировать интересы любой из сторон недопустимо».
Я вновь пригласил Дж. Шульца присоединиться к нашей идее международной конференции по Ближнему Востоку и посоветовал освободиться от подозрений в отношении намерений СССР. У вас, говорил я, все еще старая концепция, будто на всех параллелях и меридианах СССР и США должны сталкиваться. Я же считаю, что пора на всех параллелях и меридианах искать возможности сотрудничества.
С этого момента, можно считать, мы, СССР, начали осуществлять новый подход к самому Израилю. Отныне Израиль получил для нас в международных делах самостоятельное значение. Более того, специфическое – с намерением исправить ненормальное положение в отношениях с ним. Я заявил тогда на Политбюро, что это ошибка, когда мы сами изолировали себя от страны, «с населением которой мы связаны и исторической памятью, и тысячами различных живых нитей».
Мы начали налаживать контакты с Израилем, на первых порах неофициальные. А на встречах с представителями арабского мира – Я. Арафатом, Х. Мубараком, Х. Асадом, их министрами – я заявлял, что отныне никому в ближневосточном конфликте мы не будем отдавать предпочтение, всех «ставим на одну доску».
В сентябре 1990 г. я принял в Кремле двух израильских министров – И. Модая и Я. Неемана. Это уже был своего рода дипломатический прорыв. Им я повторил то, что ранее говорил арабам, Дж. Бушу и всем другим: «У нас нет предвзятого отношения к Израилю. Отношения были разорваны в конкретной ситуации. Они могут быть восстановлены в новой конкретной ситуации».
Процесс нормализации отношений по государственной линии, дипломатического признания Израиля завершился в 1991 г., причем в тесной увязке с подготовкой и проведением в Мадриде международной конференции по ближневосточному урегулированию, где я и президент Дж. Буш были сопредседателями.
Здесь же произошла первая за всю историю существования Государства Израиль встреча на высшем уровне – между мной и премьер-министром И. Шамиром. Она запомнилась открытостью, доброжелательностью, юмором.
Без всякой «разминки» установилась атмосфера взаимопонимания и взаимной симпатии. Многие члены израильской делегации понимали и даже говорили по-русски. У всех было ощущение, что наконец-то состоялось то, чего оба столь близких народа давно и искренне желали. Противоестественная, нелепая, никому не нужная плотина была прорвана.
Кстати, в эти же дни министр иностранных дел СССР (тогда им был Б. Панкин), выступая на Генассамблее ООН, осудил одиозную резолюцию 1975 г., приравнивавшую сионизм к расизму, заявил о необходимости ее отменить.
Мадридская конференция, в подготовке которой СССР сыграл ведущую роль, положила начало реальному процессу урегулирования на принципах равноправного участия всех сторон в конфликте. Произошел перелом в ходе событий на Ближнем Востоке, в положении Израиля как влиятельного члена международного сообщества, в деле укрепления легитимных гарантий его национальной безопасности. Словом, было положено начало мирному процессу, хотя впереди лежал еще долгий путь. И сейчас, когда значительная часть этого пути пройдена, остается много сложных проблем. Привыкание к мирному сожительству происходит с трудом – слишком много обид накопилось, слишком много жертв принесено, слишком много совершено несправедливостей. Но я уверен, что мир на Ближнем Востоке восторжествует. Но это одна сторона вопроса. Другая, не менее для нас важная, – судьба советских евреев.
Если, как мы видим, отношения с Государством Израиль имели мировой контекст, то изменение положения евреев в СССР тоже имело свой контекст – перестройку и демократизацию всей жизни советского общества.
Прежде всего было покончено с неофициальным, но практически существовавшим государственным антисемитизмом. В атмосфере перестройки и раскрепощения общественного сознания поведение людей менялось само собой – в духе здравого смысла и обычной человеческой морали.
Дискриминация евреев прекращалась, потому что на всех уровнях государственной и общественной жизни всем стало ясно, что действия подобного рода не будут поддержаны и одобрены. Разумеется, существенную роль играли гласность, свобода слова. В газетах и журналах, ни на кого не оглядываясь, печатались статьи, восстанавливавшие попранные и оклеветанные имена знаменитых когда-то наших граждан-евреев, высоко оценивались заслуги еврейского народа перед Родиной, резко и непримиримо осуждались проявления антисемитизма в прошлом и настоящем.
Важным сигналом изменения общей атмосферы в этом отношении стало возрождение еврейских школ, восстановление еврейского театра в 1988 г., создание еврейского Культурного центра в 1989-м, издание книг на иврите, популярность еврейской эстрады, открытие синагог. Наконец, свобода выезда и въезда. Принципиально важным было то обстоятельство, что принятый закон касался всех граждан и не связывал право на выезд только с воссоединением семей. Многие евреи смогли осуществить желание выехать в Израиль. В каждом случае для этого были свои мотивы – моральные, политические, экономические, личные. Но была еще одна, пожалуй главная, причина массовой эмиграции евреев – антисемитизм, о котором я говорил выше и который оставил в сознании евреев тяжелый осадок от былых унижений и несправедливости, ощущение, что с ними обращаются как с людьми второго сорта. Я сожалею, что уезжали люди, для которых Россия была Родиной, которые внесли незаменимый, огромный вклад в развитие ее науки, культуры, экономики, которые вместе с другими народами сражались за нее, искренне ее любили.
В 1992 г. я посетил Израиль, проехал страну из конца в конец. Я увидел нацию, нашедшую себя как целостность. Увидел страну, которая, сохраняя приверженность своим древним ценностям, ищет новый облик, осваивает свою новую роль в этом мире.
И могу сказать: народ, который столетиями стремился обрести и возродить свое древнее отечество, прошел ради этого через муки и гонения, понес невероятные жертвы и добился в конце концов цели, народ, который за столь короткий срок – в труднейших природных условиях и не менее трудных внешних обстоятельствах – сделал свою страну процветающей, такой народ действительно является великим, заслуживает высокого уважения и восхищения.
В Иерусалиме я посетил музей Холокоста. Это произвело на меня страшное впечатление, хотя я, конечно, знал, что такое нацистский геноцид. Массовое уничтожение еврейского населения в годы Второй мировой войны – одно из самых страшных преступлений всех времен. Трагедия Холокоста не должна быть забыта. Она должна служить вечным предупреждением о том, что попрание нравственных ценностей, отказ кому бы то ни было в праве на жизнь грозит обществу вырождением, заканчивается установлением диктатуры, тоталитаризмом.
Казалось бы, человечество сделало из этого выводы. Тем не менее вспышки антисемитизма мы наблюдаем то тут, то там в разных концах света. Микробы этой страшной болезни пытаются сейчас распространять и в России.
Лечение этой болезни (соглашусь с таким определением), как, кстати, и всякого другого националистического экстремизма и шовинизма, есть. Это демократия.
Думаю, все мы понимаем, что демократия – нечто большее, чем просто политический принцип или выборы парламентов и президентов. Это и политическая культура, которой нам часто так не хватает. Это и нравственные ценности, без которых демократии грозит вырождение. Это и стабильные политические институты, основанные на примате законности и права.
Особенно хотел бы подчеркнуть – истинная демократия немыслима без соединения политики с моралью.
Если в самой обобщенной форме ответить на вопрос, который содержится в формуле приглашения меня на эту с вами встречу, а именно – в чем «причина принятого мною решения открыть ворота свободы», то ответ будет таким: в том, что новое политическое мышление, которое я положил в основу политики перестройки и своей деятельности на международной арене, включает в качестве одного из главных принципов подход ко всем проблемам также и с позиции морали.
В заключение коснусь еще двух моментов.
Первый – перспективы ближневосточного урегулирования.
Историческое значение Мадридской конференции 1991 г. состоит и в том, что она закрыла военную перспективу решения этой застарелой международной проблемы, перевела его на путь политического поиска. И попытки с чьей-либо стороны, в любой форме, сорвать этот поиск применением силы является преступлением против народов своих стран и всего региона, против международного сообщества. Отвратительные акты терроризма нельзя терпеть. Но и отвечать на них методами государственного террора тоже неправомерно. Это только разжигает страсти и отдаляет решение вопроса.
Моя позиция неизменна: в основе урегулирования должно лежать признание реальностей и прав всех живущих на этой земле. Их предки жили здесь и когда не было никаких государств, и когда государства появились. Живут их потомки, новые поколения и надеются жить дальше, сохраняя свои обычаи, религию, моральные ценности, право на независимое государство и развитие страны по собственному усмотрению, без вмешательства извне. Здесь их родные места. Здесь родина всех, кто ее выбрал для себя.
И задача политиков – уважать стремление народов к мирной жизни. Рассматривая проблемы крайне запутанного ближневосточного узла, нужно искать компромисс, делать шаги навстречу друг другу, договариваться и достигать согласия.
С перспективой урегулирования связана проблема накопления оружия в этом регионе, проблема ядерного оружия здесь. Поставки вооружений и перевооружение стран Ближнего Востока – гибельная политика. А позицию тех, кто вынашивает планы обзавестись здесь ядерным оружием или другими средствами массового уничтожения, я не могу называть иначе, как политической шизофренией. Занимать такую позицию – значит уготовить своему народу, народам-соседям, да и всему миру настоящую катастрофу.
Второй момент и последнее, чем хочу закончить, – это связи между Россией и Израилем. В их успешном развитии, думаю, заинтересованы все евреи, где бы они ни жили. Насколько мне известно, эти связи набирают темп и наполняются конкретным содержанием. Для этого есть много хороших предпосылок. Наверное, одной из них является то, что выходцы из России сейчас играют большую роль в современном Израиле – в общественной жизни, политике, экономике, культуре. Они представлены в парламенте, правительстве, в местном управлении. Отношения между нашими странами и народами подкрепляются семейными, личными и культурными связями, знанием многими евреями русского языка.
Я надеюсь, что в исторической памяти наших народов навсегда сохранится все то дорогое и значительное, чем они так долго делились друг с другом. И переплетение культур, и родственные корни во многих поколениях, и оставленные в наследство другим плоды своего технического, экономического и научного гения. Такая память понадобится всем нам и в нынешних условиях, и на будущее.
Михаил Сергеевич Горбачев – генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и последний президент СССР (г. Москва).
