Возможна ли Большая Евразия без Европы
Александр Гущин, доцент Российского государственного гуманитарного университета, эксперт Российского совета по международным делам
Сегодня мало кому требуется доказывать, что события вокруг Украины – не только апогей самого украинского кризиса, но важнейший момент в трансформации международных отношений в глобальном масштабе. Украина в этом контексте лишь элемент противостояния коллективного Запада и России. От его результатов зависит будущее не только самой Украины, но и России, Евразии и мировой архитектуры безопасности в целом.
В связи с этим вряд ли уместно выглядят попытки представить действия России, предпринятые 24 февраля, как начало конфликта. Такие представления могут иметь место либо от незнания реальной обстановки, либо являются элементом информационно-психологической войны. События февраля 2022 года следует рассматривать как важнейший, но промежуточный этап в общем изменении отношений России и Запада, вызванном систематическим неприятием последним российских инициатив по организации равноправного диалога по стратегической стабильности и многолетним использованием Украины как острия давления на Москву.
В первую очередь следует отметить, что принимаемые в отношении России санкции сегодня направлены уже не столько на сдерживание Москвы, но носят тотальный характер. И направлены они прежде всего на изменение внутриполитического курса и через внутриэлитный раскол, и через возбуждение общественного недовольства. Собравшийся под эгидой США на время коллективный Запад вряд ли способен даже в случае заключения перемирия в Украине и нахождения рамочного modus vivendi по украинскому вопросу привести к формированию условно новой Ялты.
В то же время надежды Запада на трансформацию России изнутри не учитывают много факторов развития страны в последние годы. Эти факторы связаны с пусть медленно, но все же идущей национализацией элиты, развитием импортозамещения, активизацией связей на Востоке и Юге, отсутствием даже потенциальных возможностей для российских элитариев получить на Западе место партнера, а не занимающего откидное место. Тем не менее эти потенциальные возможности еще нужно суметь использовать.
Переговорный процесс в рамках украинского кейса вряд ли способен стратегически повлиять на реальную перезагрузку отношений Москвы и Запада, прежде всего Москвы и Вашингтона. Безусловно, те требования, которые были выдвинуты Москвой в области демилитаризации и признания Крыма как составной части России, а ЛДНР как субъектов, с одной стороны, не могут быть изменены, а с другой – даже гипотетическое решение этих вопросов вряд ли может стать базой для нового позитивного витка отношений России и Запада.
Таким образом, даже если украинский кризис по-настоящему выйдет в переговорную стадию, это вряд ли изменит общий тренд отношений России и Запада. Сегодня проведение Россией операции фактически ставит вопрос о том, какое место Россия готова и может занять в будущей мировой системе, на каких идеологических и социальных основах будет строиться страна. И все это в условиях, когда наши заокеанские «партнеры», как справедливо отмечает Даян Джаятиллека в своей статье на сайте Российского совета по международным делам, фактически полностью отказались от киссинджеровских представлений о совместной организации мировой системы.
Сомнительно, что полноценную демилитаризацию и денацификацию можно когда-либо было провести без серьезной трансформации режима. Но сами по себе декларируемые цели в виде нейтрального статуса или той же демилитаризации вряд ли могут увлечь за собой еще лояльную, но уже не такую большую часть населения востока Украины.
Ключевая необходимость сегодня – безальтернативность по-настоящему приоритетного развития условного «восточного проекта» и евразийских подходов к нашей внешней политике. Термин «евразийские» здесь должен восприниматься вовсе не как отсылка к идеологии, а как выстраивание коллективного Востока. В то время как двери к Западу могут и должны быть открыты только в случае изменения позиции по выталкиванию России из мировой экономики и отказа европейцев от своей десубъективизации. В это пока верится с трудом.
Именно борьба за коллективный Восток, принимая во внимание смещение инвестиционных и технологических центров в Азию, будет определяющей. И именно эта борьба позволит уйти от игры на субрегиональном уровне и формировать свою стратегическую повестку, а не играть с Западом в игру в реактивном режиме, где на его стороне традиционно стратегическая инициатива.
В этом контексте развитие отношений с Китаем, безусловно, является приоритетным. Однако ни в коем случае оно не должно подменять собой стремление выстраивания сеть двустороннего и многостороннего взаимодействия с другими странами, прежде всего Индией, странами АТР, Ближнего Востока. Стремление, преодолевая действия США по нейтрализации нашего влияния на Востоке, а также неизбежные противоречия между партнерами, через многостороннее сотрудничество постепенно формировать Большую Евразию, пусть пока и без Европы.
Только такой многосторонний подход способен в известной степени преодолеть и риски попадания в зависимость от Пекина по тем параметрам, где это действительно возможно, притом что риски такой зависимости порой явно преувеличиваются. Только такое видение, попытка переиграть коллективный Запад на метауровне, на уровне создания многопрофильных сетей взаимодействия, многостороннего сотрудничества и интеграции Евразии, способно принести успех, не допустить автаркии и изоляции. Важны и тактические шаги, которые делаются, но в недостаточной степени – к примеру, до сих пор закрыта сухопутная граница с Беларусью.
Вышеописанные подходы должны обеспечиваться не только на внешнем контуре, но и внутри страны через развитие промышленной, логистической инфраструктуры, информационной среды, прежде всего на востоке России. Вопрос заключается в том, что такую трансформацию может осуществлять элита, заинтересованная не только в собственном выживании, но и в развитии. А это подразумевает не только кардинальные изменения в сфере защиты от вводимых санкций, но и выработку и реализацию проактивных национально ориентированных стратегий в области социальной политики, идеологии, культуры, информационной политики, образования и науки. Причем осуществляемых в том числе посредством обновления кадрового ресурса и более системной национализации управленческого класса.
Независимая газета. 14.03.2022