Вопросы о важном. Часть 4.
Почему лидеры «бархатных революций» в странах ЦВE в душе благодарят М. Горбачева, а в публичной сфере чаще связывают свой успех с его якобы человеческой слабостью?
А. Бардин
Данная ситуация вполне закономерна складывается из тех событий, которые произошли в годы перестройки в странах Восточного блока. Политические лидеры любой «бархатной революции» для собственной легитимации в глазах народа всегда должны ставить на первое место именно себя и народ, который их выбрал, а не доброго сюзерена, давшего вассалу суверенитет.
По моему мнению, ни в одной стране бывшего социалистического лагеря не принижается огромная заслуга М. Горбачева в создании условий для демократизации восточноевропейских политических режимов, особенно в Германии. Однако в целях создания образа национальных лидеров такие руководители, как В. Гавел, Л. Валенса и многие другие их коллеги по проведению «бархатных революций» в странах ЦВЕ, предавали критике и люстрации местных просоветских аппаратчиков, представляя их восставшим народам как прокоммунистических московских вассалов.
Однако этот процесс был бы невозможен, если бы не видение М. Горбачевым того, что «бархатные революции» в страна ЦВЕ являются звеньями единого процесса становления общеевропейского дома, в котором должен был бы впоследствии оказаться и Советский Союз.
Трудно себе представить, чтобы М. Горбачев путем применения грубой военной силы старался бы удержать коммунистические режимы в ЦВЕ, полностью растерявшие народную поддержку, как это неоднократно происходило до перестройки. Однако известно, что такая сила применялась в союзных республиках. Представляется, что лидер перестройки по-разному расценивал национальные движения в ЦВЕ и внутри СССР. Не желая распада собственного государства, М. Горбачев в то же время показывал Западу, что готов даровать добрую волю народам подконтрольных европейских государств, что также было одним из звеньев процесса завершения холодной войны.
Артем Борисович Бардин – научный сотрудник Музея Бориса Ельцина (г. Екатеринбург).
Ю. Батурин
Ничего не знаю о том, что творится в душах лидеров «бархатных революций».
Юрий Михайлович Батурин – член-корреспондент РАН, летчик-космонавт России (Москва).
Б. Гетта
Хотел бы я твердо верить, что лидеры «бархатных революций» в странах ЦВE благодарны М. Горбачеву, но я вовсе не убежден в этом. Некоторые мои польские друзья, в частности А. Михник, Л. Валенса и Т. Мазовецкий, знали, сколь многим ему обязаны, но в глазах большинства поляков он был последним коммунистом, которому они бы тысячу раз предпочли Б. Ельцина.
В Венгрии и Чехословакии отношение к М. Горбачеву было более взвешенным. Участники румынского переходного периода были с ним на одной волне. Восточные немцы (да и западные тоже) питали чуть ли не влюбленную благодарность к первому и последнему президенту СССР. Как и многие россияне, жители Восточной Европы так в сущности и не поняли, кем был М. Горбачев. Осознать это им помешала их собственная история, и именно эта историческая обида на империю, от которой они так долго страдали, делает их благодарность весьма сдержанной в той или иной степени.
Они должны были бы почитать его как освободителя, но отправили его в чистилище вместе с А. Дубчеком, И. Надем и Б. Тито.
Бернар Гетта – французский журналист, член Европарламента (Париж).
Э. Глезин
Почему лидеры «бархатных революций» в странах ЦВЕ в душе благодарят М. Горбачева, а в публичной сфере чаще связывают свой успех с его якобы человеческой слабостью? Очевидно, тут сказывается общее ложное представление о М. Горбачеве как о слабом и нерешительном политике. И здесь надо напомнить о том, что нерешительный человек едва ли отважился бы на проведение столь масштабных реформ.
Уже забылось то ощущение чуда, то боязливое неверие в реальность происходящего, когда с апреля 1985 г. М. Горбачев начал действовать совершенно в непривычной, мягко говоря, для генсека манере. Затаила дыхание, не в силах поверить, интеллигенция. Вслушивались, с робкой, усталой надеждой на перемены к лучшему, «рядовые труженики». Насторожился всемогущий аппарат, мгновенно уловивший в поведении лидера партии угрозу для себя...
Примерно год-полтора М. Горбачев практически один вел «разведку боем», пока все увереннее и смелее не устремилась в пробитые им в бастионах идеологического официоза первые небольшие бреши творческая интеллигенция, прежде всего журналисты. То, что последовало затем, изменило ход истории.
Так уж исторически сложилось, что в нашей стране и в странах бывшего соцлагеря основная масса населения довольно своеобразно понимает решительность политика – как его способность «решительно» наплевать на существующие законы и действовать по формуле «Как я сказал, так и будет!» Не менее высоко ценится и умение главы государства следовать принципу «революционной целесообразности». Желание же первого лица в стране выслушать мнение представителей различных сторон перед принятием ответственного решения неизменно воспринимается как его слабость. А уж после того, как М. Горбачев позволил открыто критиковать себя как в печати, так и с высоких трибун, прозвище «хлюпик» прочно закрепилось за ним в народных массах. Образ руководителя страны, пытавшегося выслушать все мнения и подробно объясняющего каждый свой шаг, не слишком вписывался в патриархальные представления русского народа о суровом, но справедливом «царе-батюшке».
Хотя именно такое «нерешительное» поведение и является сутью любой политики – от внутрисемейной до межгосударственной. И суть эта – согласование интересов различных групп, заинтересованных в принятии того или иного решения. Помимо этого следует учесть и несоответствие новой обстановки в стране сложившемуся менталитету. У людей, столетиями фактически находившихся на положении крепостных у государства, сложилась некая привязанность к несвободе, проживанию в клетке. Ведь в неволе тебя хорошо или плохо, но в любом случае накормят, а на свободе уже все только от тебя зависит...
С другой стороны, многие из решений, принятых Горбачевым, выглядят слишком запоздалыми. И порой кажется, что выступить с каким-либо заявлением или издать какое-нибудь постановление можно было гораздо раньше. Но при этом не следует забывать, что каждый свой шаг М. Горбачев был вынужден делать с оглядкой на «пассивно-непослушное» большинство партаппарата и хозяйственной номенклатуры. Складывается впечатление, что, выступив с какой-либо преобразовательной инициативой, М. Горбачев (чтобы оформить ее в виде официального документа) терпеливо дожидался, пока идея полностью овладеет массами и необходимость ее внедрения дойдет до самых влиятельных охранителей канонов марксизма-ленинизма.
Как опытный политик, искушенный в «борьбе бульдогов под ковром», прошедший по всем ступеням партийной лестницы (к тому же помнивший о печальной судьбе реформатора Н. Хрущева), М. Горбачев отчетливо понимал, что можно сказать сегодня, а что – только завтра. М. Горбачев всегда пытался реально оценивать ситуацию, быть реалистом, иначе он не продержался бы у власти и года.
Он, словно Нильс из известной сказки, увел за собой партократов, играя на своей дудочке убаюкивающие мелодии про «необходимость сохранения социалистического выбора», и в конце концов утопил их в море народовластия.
Политическая история не знает аналогов тому, что удалось М. Горбачеву. Ведь никогда не существовало деспотизма, обладавшего столь изощренным идеологическим прикрытием, с таким уникальным опытом выживания и столь далеко зашедшего по концентрации власти. Никто и никогда не мог, проникнув по ступеням подобной авторитарной иерархии на самый ее верх, навязать ей бой и выиграть его. Только неимоверная политическая воля и решительность генсека помогли ему осуществить революцию сверху.
Кроме того, как и любой государственный деятель, он все время учитывал баланс сил на политическом Олимпе. Отсюда его политика лавирования и поиска компромисса с различными сторонами политического спектра. М. Горбачев оказался в классическом положении канатоходца, о котором пел В. Высоцкий: «Вправо, влево шагнет – упадет, пропадет». В этом и трагедия М. Горбачева, как убежденного центриста, руководившего страной крайностей.
Хотя шесть лет, за которые прошла перестройка, для истории не такой уж большой срок, тем более для проведения столь масштабных и глубоких реформ, изменивших вектор развития страны. Например, Александру II потребовалось столько же времени только на подготовку Манифеста об отмене крепостного права.
Таким образом, несмотря на кажущуюся нерешительность, именно благодаря смелости и целеустремленности М. Горбачеву удалось начать перестройку и добиться того, о чем говорилось выше.
Что до непосредственных руководителей «бархатных революций» в странах бывшего соцлагеря, то никто ведь не застрахован от соблазна преувеличить свою роль в истории за счет преуменьшения роли другого...
Еще на заре перестройки, 26 апреля 1985 г., выступая в столице Польши перед лидерами европейских стран – участниц Организации Варшавского Договора, М. Горбачев провозгласил отказ от «доктрины Брежнева» и заверил присутствовавших, что отныне СССР не будет вмешиваться во внутренние дела восточноевропейских государств. Все произошедшее позднее в этих странах является следствием осознанного выбора М. Горбачева.
Эдуард Ефимович Глезин – кандидат исторических наук, ныне гид по Майами (г. Майами, США).
А. Голдовский
Крушение социалистических режимов в странах ЦВЕ стало одним из самых неожиданных последствий перестройки. М. Горбачев предлагал реформировать отношения между СССР и странами, входившими в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Суть этих изменений сводилась к введению хозрасчета в отношения между странами. Имея собственные экономические проблемы, СССР больше не мог оказывать существенную финансовую помощь странам ЦВЕ. Дело не ограничивалось только вопросами экономического сотрудничества. В книге «Новое политическое мышление для нашей страны и для всего мира», вышедшей в 1987 г., М. Горбачев признавал за всеми странами, включая социалистические, право выбора пути общественного развития. Таким образом, М. Горбачев сам подталкивал страны ЦВЕ к выходу из социалистического блока. «Доктрина Брежнева», подразумевавшая сохранение соцлагеря любой ценой, даже ценой военного вмешательства, сменилась «доктриной Синатры». «Доктрина Синатры» получила название по песне Ididitinmy way, что в переводе на русский означает «Я сделал это по-своему». Страны ЦВЕ теперь могли жить сами по себе, без оглядки на Москву.
Окончательно судьба стран ЦВЕ была решена на мальтийской встрече (1989) Дж. Буша и М. Горбачева, заверившего американского президента, что СССР не станет вмешиваться в события, разворачивающиеся в странах соцблока.
М. Горбачев вообще старался не мыслить категориями двух противопоставленных друг другу блоков. Он хотел завершить холодную войну раз и навсегда, создать новую систему безопасности в «общем» доме – объединенной Европе, от Лиссабона до Владивостока. Подобная политика М. Горбачева не просто открывала возможности для «бархатных революций», но и подталкивала в этом направлении страны ЦВЕ.
Роль М. Горбачева в событиях, развернувшихся в странах ЦВЕ в 1989 г., сложно переоценить. «Бархатные революции» произошли только потому, что М. Горбачев допустил их. «Бархатными» (кроме Румынии) они получились тоже исключительно благодаря позиции М. Горбачева. Безусловно, лидеры «бархатных революций» не могут этого не понимать. Они регулярно об этом говорят в своих выступлениях вплоть до сегодняшнего дня.
Для СССР потеря союзников, а также распад СЭВ и ОВД никаких положительных последствий не принесли. Баланс сил на геополитической карте Европы оказался нарушенным, что ослабляло переговорные позиции СССР/России в дальнейшем. Страны ЦВЕ в очень сжатой исторической перспективе присоединились к Евросоюзу и НАТО. Это тоже очевидный и известный факт. С этим и связывается скепсис в оценках восточноевропейской политики М. Горбачева. Благодаря ему страны ЦВЕ разорвали связь с СССР, однако сам М. Горбачев никаких значимых внешнеполитических приобретений не получил.
Алексей Александрович Голдовский – заведующий научно-просветительским отделом Государственного музея политической истории России (г. Санкт-Петербург).
А. Грачев
Все не так просто. Если первые лидеры стран Восточной Европы, освободившихся от опеки СССР и угрозы применения к ним «доктрины Брежнева» (как в Будапеште в 1956-м или в Праге в 1968-м) – В. Ярузельский, Л. Валенса, В. Гавел и др., – испытывали по отношению к М. Горбачеву чувство признательности за неожиданно подаренные им самостоятельность и реальный суверенитет (в отличие от лидеров бывшей ГДР Э. Кренца и Х. Модрова, считавших себя принесенными в жертву ФРГ), то следующие поколения стремились затушевать определяющую роль М. Горбачева и перестройки в обретении ими независимости, подчеркивали приоритет их собственной оппозиции советскому господству и даже готовы были приписать своим странам решающую роль в распаде СССР.
Они же вместе с лидерами новых балтийских государств по этой причине стали главными противниками проекта М. Горбачева о создании «общего европейского дома», который объединил бы постсоветскую Россию с остальной Европой.
Андрей Серафимович Грачев – кандидат исторических наук, был пресс-секретарем М. Горбачева, писатель (Париж).
Д. Драгунский
Увы-увы, обыкновенное свинство, плюс желание эпатировать публику, тут ничего больше не скажешь. И у нас такое встречается, к сожалению: люди, которым перестройка и последующие реформы дали все – высокие должности, влияние, большие деньги, – с умным видом говорят: «Вот если бы гэкачеписты были решительнее, не было бы ужасов 1990-х»...
Но ведь были бы ужасы 1970-х, с экономическим отставанием, политическим параличом, кадровым застоем и Комитетом партийного контроля. Где были бы вы, чем бы вы занимались, дорогие депутаты и бизнесмены? То же самое можно спросить и у лидеров «бархатных революций».
Денис Викторович Драгунский – писатель (Москва).
С. Дубинин
Практика реализации государственного строительства на постсоветском пространстве и в бывших государствах социалистического лагеря столь многообразна, что сложно четко сформулировать общие для всех стран закономерности. Вместе с тем целесообразно попытаться выделить некоторые характеристики, проявившие себя в истории этих государств за последние три-четыре десятилетия.
Прежде всего можно констатировать, что неизбежные трудности перехода к созданию нового типа национального государства и рыночной экономики готовы были переносить те из них, где уже сложилась идеология «национального освобождения». Существовало широкое общественное убеждение, что социализм их народам был навязан доминированием и военной силой СССР. Выход из союзнических отношений с Россией легко оправдывался пропагандой отказа от подчинения «имперской российской власти». Практически все восточноевропейские страны пошли именно таким путем для обоснования ориентации на членство в Европейском союзе и НАТО.
В бывших советских республиках, за исключением стран Балтии, подобные тезисы не были поддержаны столь единодушно, национальное единство не складывалось ни в оценке советского прошлого, ни в отношении планов на будущее. Строительство институтов демократического общества зачастую носило формальный характер. Реальные решения принимались исходя не из написанных красиво законов, а «по понятиям» кланового общества, подкрепленным коррупционными «стимулами». При этом многие политики-популисты, произносившие яркие демократические лозунги, быстро превращались во вполне ординарных авторитарных «отцов нации». Классический пример – А. Лукашенко, первый и единственный президент Республики Беларусь. Его кандидатуру поддержала на президентских выборах в 1994 г. самая широкая демократическая коалиция, что принесло победу над В. Кебичем. Последний с 1984 г. работал заместителем председателя СМ БССР и с 1991 до 1994 г. – председателем СМ РБ.
В России произошел подлинный общественный раскол именно в ходе бесконечных псевдоисторических дискуссий. Это одна из давних традиций российской интеллигенции вести разговоры якобы на исторические темы, чтобы обосновать свое отношение к актуальным проблемам сегодняшнего дня. Однако данное общественное противостояние носит вполне конкретный характер и привело к самым значительным последствиям. Напомним, что на протяжении всех 1990-х годов на выборах в Государственную думу партии реформаторской демократической ориентации ни разу не смогли завоевать парламент ского большинства. Именно на это отсутствие поддержки демократических либеральных реформ со стороны российского народа чаще всего ссылались лидеры соседних с Российской Федерацией стран, когда им требовалось объяснить свое дистанцирование от всего российского и необходимость присоединиться к западным европейским союзам.
России предстоит пройти свой путь перехода от выборов «любимого царя» к построению легитимных государственных институтов, пользующихся доверием гражданской нации. Иначе, как показывает опыт отечественной истории, разочарование в лидере часто приводит к тому, что «царь оказывается подменным». Российские императоры-реформаторы Александр II и Николай II были убиты революционерами-террористами, лидеры Российской республики, руководители демократических российских партий А. Керенский (социалисты-революционеры), П. Милюков (конституционные демократы) были свергнуты в ходе радикального вооруженного переворота и закончили свою жизнь в эмиграции, руководители коммунистической партии, пытавшиеся вернуться к истокам советского строя, такие как Н. Хрущев или М. Горбачев, были отстранены от власти своим ближайшим окружением. Перечень имен популярных деятелей российского государства, прошедших путь от любимых народом вождей до осмеянных героев анекдотов, чрезвычайно длинен.
Ориентация российской общественности на поддержку политического лидера как яркой личности, а не его программы характерна для стран догоняющего развития. Сегодня их именуют странами формирующихся рынков. Несколько таких стран по своим темпам экономического роста и объему ВВП вошли в Группу 20 ведущих экономик мира. Но при этом в них нет движения в направлении создания четко работающих государственных систем.
Многие такие государства могут быть названы также странами формирующихся политических систем и государственных институтов. Стабильность российского государства должна будет строиться на растущем благополучии его граждан и на четких процедурах выработки, принятия и исполнения законов. Движение по этому пути – долгий процесс, который часто бывает болезненным, и он может длиться в течение десятилетий или даже столетий.
Сергей Константинович Дубинин – доктор экономических наук, доцент, председатель Центрального банка РФ (1995–1998) (Москва).
В. Кувалдин
Почему лидеры «бархатных революций» в странах ЦВE в душе благодарят М. Горбачева, а в публичной сфере чаще связывают свой успех с его якобы человеческой слабостью? Да потому что чувство благодарности не является ходовой монетой политики. Слишком велик соблазн зарабатывать очки за чужой счет. Профессия такая.
Виктор Борисович Кувалдин – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой общественно-гуманитарных дисциплин Московской школы экономики МГУ им. М. В. Ломоносова (Москва).
В. Мироненко
Я знал некоторых из лидеров стран ЦВЕ, где происходили «бархатные революции», и не слышал от них подобных утверждений. Разве что от тех, кто при прежнем режиме очень неплохо себя чувствовал, не утруждая себя мыслями о тех, кому не так повезло, и о том, чем это может закончиться.
В этой связи мне припомнилось, как М. Горбачев пригласил меня – тогда первого секретаря ЦК ВЛКСМ – на заседание Политбюро ЦК КПСС по итогам состоявшихся выборов народных депутатов СССР. В нашем разговоре накануне по телефону на его вопрос о том, как я оцениваю эти выборы, я ответил, что мне теперь будет легче разговаривать с молодежью, поскольку могу ей говорить не только о том, что мы собираемся сделать, но и то, что мы уже делаем.
Я понял, что он опасался реакции членов Политбюро, не избранных депутатами. Но таких оказалось немного и они предпочли не обострять этот вопрос. Когда обсуждение закончилось, М. Горбачев предложил мне что-нибудь сказать «от имени советской молодежи». Я повторил то, что сказал ему накануне по телефону, а потом добавил, что недавно я встречался с одним из лидеров социалистических стран, и мне очень понравилось то, что он мне сказал.
«С кем ты встречался?» – спросил Михаил Сергеевич. – «С товарищем Густавом Гусаком», – ответил я. – «И что он тебе сказал?» – спросил он. Я рассказал, что осмелился в беседе с ним в Праге спросить, не испытывает ли он чувства обиды за то, что был и остается признанным лидером чехов, а реальная власть принадлежит партийному лидеру М. Якешу. Внимательно посмотрев на меня, Г. Гусак ответил: «Для политика, молодой человек, нет большей глупости, чем обижаться на собственный народ».
М. Горбачеву мой ответ понравился. Может быть, потому что он своими глазами видел то, что происходило в Праге в 1968 г. Я это к тому, что те, кто так считает и говорит, по-видимому, не понимают: то, что они называют «слабостью Горбачева», было как раз его самой сильной стороной. Он не верил, что в наше время можно что-то большое и важное решить насилием.
Виктор Иванович Мироненко – кандидат исторических наук (Москва).
А. Рар
Элиты стран Восточной Европы почему-то забыли, что свободу и демократию им дала Москва, а не Запад. Перестройка в СССР принудила тоталитарные режимы в странах Восточной Европы на реформы. При другом генсеке в СССР не было бы перестройки, не было бы нового мышления, не было бы реформ. Плохо, что Россия отвергает свою историческую роль первопроходца в избавлении народов от коммунизма, считает М. Горбачева предателем. В странах Восточной Европы сейчас преобладает западный нарратив: мол, СССР не освободил Европу от нацизма, а оккупировал ее и внедрил в нее свой тоталитарный строй. Страны Восточной Европы воспринимают себя как «вечные жертвы» российского империализма. А М. Горбачева косвенно винят в том, что он так и не смог поставить Россию на путь демократии и свободы и не смог искоренить реваншистские стремления и реставрацию прошлого.
Александр Глебович Рар – политолог, почетный профессор МГИМО МИД РФ, почетный профессор Высшей школы экономики (Берлин).
М. Федотов
Полагаю, гораздо важнее то, как относятся к М. Горбачеву народы этих стран. А они, как представляется, благодарны ему и его политике нового мышления за то, что они позволили им обрести независимость от Кремля.
Мне довелось в 1990-х годах многократно бывать в этих странах и неизменно ощущать на себе самые добрые чувства к нашей стране. С течением времени эти чувства сильно потускнели, однако к роли М. Горбачева это уже не имеет отношения.
Михаил Александрович Федотов – доктор юридических наук, министр печати и информации РФ (1992–1993), постоянный представитель РФ при ЮНЕСКО (1992–1998), председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (2010–2019), советник президента РФ (2010–2019) (Москва).
В. Фесенко
Я бы не делал столь чрезмерных обобщений. М. Горбачев открыл окно возможностей для демократических преобразований в странах ЦВE. И в этом регионе возникшими шансами воспользовались. А вот на постсоветском пространстве это произошло далеко не везде. Поэтому дело не только в М. Горбачеве, а и в способности конкретных обществ и их элит к успешным преобразованиям и к демократической консолидации.
Обвинения М. Горбачева в политической слабости происходят, как правило, по трем мотивам. Во-первых, такие обвинения высказывают прежде всего политики, придерживающиеся авторитарных позиций. Для них любой демократ является априори «слабаком», они уважают только силу, отдают приоритет насильственным, авторитарным методам. Во-вторых, Михаила Сергеевича в слабости упрекают сторонники Realpolitik, которые исходят из факта потери М. Горбачевым власти и распада СССР.
В-третьих, упреки М. Горбачева в слабости должны косвенно подчеркнуть силу и успешность тех политиков, которые воспользовались горбачевскими преобразованиями в СССР для демократических изменений в своих странах.
В странах ЦВЕ доминирует именно третий мотив.
Владимир Вячеславович Фесенко – политолог (Киев).
В. Халимочкин
Не очень понимаю, кто имеется в виду под «лидерами “бархатных революций” в странах Центральной и Восточной Европы». Насколько мне известно, изначально «бархатной» называли только революцию в Чехословакии. И не слышал, и не читал каких-то высказываний В. Гавела или А. Дубчека по поводу «слабости» М. Горбачева.
В. Гавел, насколько мне известно, положительно оценивал роль первого президента СССР в позитивных изменениях в истории стран Центральной и Восточной Европы, не связывая это с его «слабостью».
Некоторые историки и публицисты используют термин «бархатная» для всех революций в странах Варшавского блока в конце 1980-х годов. Если соглашаться с такой трактовкой термина, можно, наверное, вспомнить слова Л. Валенсы о «вынужденности» позитивных изменений, на которые М. Горбачев пошел, или о его «слабости» как политика, которая не позволила ему сопротивляться изменениям, происходившим в Польше и других странах соцблока. Видимо, Л. Валенса подразумевал, что М. Горбачев хотел сопротивляться, но не был способен. Действительно ли так думает экс-президент Польши, или он сказал это в угоду некоей конъюнктуре, неизвестно. В любом случае, я с ним не согласен.
Других высказываний о «слабости» М. Горбачева от лидеров «Осени народов» я не знаю. Что интересно, сразу после смерти М. Горбачева о его исторической роли активно высказывались лидеры пост советского пространства и Западной Европы. Реакция прошлых и нынешних руководителей стран бывшего Варшавского договора была куда более сдержанной, как на высшем, так и на человеческом уровне, там нет неприятия личности М. Горбачева и преобладает благодарность ему.
Владимир Сергеевич Халимочкин – магистр истории СПбГУ (г. Санкт-Петербург).
Н. Хрущева
В странах Центральной и Восточной Европы за последние десятилетия стало принято не давать СССР или России никаких кредитов ни в чем и ни за что. На самом деле все должны благодарить Михаила Сергеевича за свободу. Не послать танки в Восточную Европу было не слабостью, а силой.
Он с легкостью мог бы пойти по пути наименьшего сопротивления, и танки бы двинулись на Берлин, Варшаву и Прагу в конце 1980-х годов. На М. Горбачева тогда давили и румынский диктатор Н. Чаушеску, и советские военные. И ему потребовалась огромная сила, чтобы идти наперекор ожидаемому, отстаивать ценности свободы, которые он потом обсуждал с Дж. Бушем.
Обвинять М. Горбачева в слабости – это типичное политическое лицемерие, за последние годы ставшее еще более тотальным, чем в период холодной войны.
Нина Львовна Хрущева – профессор международных отношений университета New School (г. Нью-Йорк, США).
А. Ципко
У меня, как бывшего консультанта ЦК КПСС в Отделе стран социализма, который был рядом и с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, и с Александром Николаевичем Яковлевым, и с Вадимом Андреевичем Медведевым, и с Георгием Хосроевичем Шахназаровым, то есть с теми руководителями КПСС, которые определяли судьбу европейских социалистически стран, сложилось впечатление, что практически все они – сознательно или нет – желали того, что произошло осенью 1989 г. во время «бархатных революций». То есть освобождения стран Восточной Европы от советской системы, навязанной им И. Сталиным в конце 1940-х годов. И тут коренное отличие между мотивами решения ЦК КПСС, состоявшегося в апреле 1986 г., – освободить страны социализма от так называемого «ограниченного суверенитета». Ведь именно «ограниченный суверенитет» давал право Л. Брежневу ввести войска в Прагу в августе 1968 г.
Руководство Венгрии еще в июле 1989 г. воплотило решение ЦК КПСС об отказе от «ограниченного суверенитета» стран Восточной Европы. А руководитель ВСРП И. Ньерш и без одобрения ЦК КПСС разрешил беженцам из ГДР пересечь границу Венгрии с Австрией. Уже тогда произошло разрушение «берлинский стены» на территории Венгрии. Интересно, что, как только это произошло, секретарь посольства ВНР в СССР И. Балок прибежал ко мне в ЦК КПСС и попросил рассказать Яковлеву, который тогда стал руководителем международного отдела ЦК КПСС, о неожиданном решении И. Ньерша. Я был тогда помощником А. Яковлева и сразу пошел докладывать ему об историческом, на мой взгляд, событии. Александр Николаевич меня выслушал и сказал с улыбкой: «Уже начался распад мировой социалистической системы».
Но в отличие от А. Яковлева, Михаил Сергеевич Горбачев и его помощник Георгий Хосроевич Шахназаров видели, что социализм в странах Восточной Европы можно спасти путем воплощения в жизнь в этих странах идеи перестройки, то есть путем расширения демократических свобод. И кстати, апрельская «бархатная революция» 1989 г. в Польше была воплощением в жизнь идеи Г. Шахназарова легализовать конструктивную «оппозицию» и разрешить ей принимать участие в демократических выборах. Именно эта идея – разрешить польской «Солидарности» принимать участие в июньских выборах в Сейм в июне 1989 г. – привела к тому, что ПОРП утратила большинство в польском национальном парламенте.
В ЦК КПСС я был консультантом, ответственным за Польшу и ГДР. Уверен, М. Горбачев сыграл особую роль в объединении ГДР с ФРГ, в смерти власти СЕПГ ГДР. Правда, не осознавая того, что он делает. Но на самом деле начало смерти власти СЕПГ ГДР положила речь М. Горбачева, которую он произнес в октябре 1989 г., посвященная 40-летнему юбилею ГДР. В этой речи М. Горбачев в борьбе между Э. Хонеккером и его оппонентами в Политбюро СЕПГ встал на сторону последних и намекнул, что в СЕПГ есть неиспользованный «интеллектуальный потенциал», могущий сделать то, чего до сих пор не смог сделать Э. Хонеккер. Именно этой фразой М. Горбачев не только подтолкнул к переменам в руководстве СЕПГ, но и привел к гибели социализма на немецкой земле с последующим объединением ГДР с ФРГ. Сегодня остался жив только один человек из тех, кто имел отношение к созданию «мины замедленного действия» – слов об «интеллектуальном потенциале» СЕПГ в речи М. Горбачева. Это я. Эта самая «мина» была заложена руководителем международного отдела ЦК КПСС В. Фалиным и его командой.
Премьер-министр земли Шлезвиг-Гольштейн (ФРГ) Б. Энгхольм, наверное, не случайно появился в ЦК КПСС 25 сентября, за неделю до отъезда М. Горбачева в Берлин, появился сначала в кабинете В. Фалина, а затем в кабинете его помощника, тоже известного германиста Н. Португалова. В тот же день после беседы с Б. Энгхольмом Н. Португалов пришел ко мне в кабинет и попросил, чтобы я от своего имени, как сотрудник ЦК, ответственный за ГДР, отослал наверх высказанные его гостем советы М. Горбачеву по поводу его предстоящей речи в Берлине. Николай сказал мне, что это не его личная просьба, а самого В. Фалина. При этом Н. Португалов сказал, что после его предложения руководству ЦК согласиться на объединение ГДР с ФРГ, пока за это немцы дают большие деньги, ему больше «нельзя засвечиваться».
Главная мысль, которую Б. Энгхольм внедрял в сознание М. Горбачева и его помощников, – судьба ГДР во многом зависит от того, что скажет он в своей приветственной речи по поводу неразрывной связи социализма и демократии. «Ни один разумный человек в ГДР, – говорил гость ЦК КПСС из ФРГ, – конечно, не ждет, что советский лидер осудит Хонеккера и его сподвижников, их категорический отказ от реформ и диалога с собственным населением, что он открыто выступит против полного оцепенения нынешнего руководства ГДР». Главное, несколько раз повторял Б. Энгхольм, чтобы сам М. Горбачев сказал немцам ГДР о неразрывном единстве социализма и демократии, о своей вере в демократическое будущее ГДР.
Г. Шахназаров выполнил просьбу Б. Энгхольма и вставил слова об «интеллектуальном потенциале СЕПГ» в речь М. Горбачева, а М. Горбачев, как я знаю, сознательно произнес эти слова – призыв к смещению Э. Хонеккера. Теперь понятно, почему 9 октября, спустя несколько дней после речи М. Горбачева в Берлине, никто не разгонял в Лейпциге демонстрантов, выступавших за открытие границ ГДР. Они верили, что М. Горбачев станет преградой между ними и их властью.
При этом надо быть аккуратным при оценке мотивов, которыми руководствовались и Г. Шахназаров, закладывая «бомбу» в речь М. Горбачева, и сам Михаил Сергеевич, который сознательно способствовал своей речью отстранению Э. Хонеккера от власти. Г. Шахназаров, как я точно знаю, до конца своей жизни был человеком марксистских убеждений. В 1989 г. он верил, что, способствуя отстранению Э. Хонеккера от власти, он открывает возможности демократии в этой стране и спасению социализма на немецкой земле. Тут качественная разница между мировоззрением романтика-коммуниста Г. Шахназарова и мировоззрением моего (с 1988 г.) шефа А. Яковлева, который в августе 1989 г., после эпопеи с переходом туристов из ГДР в Австрию через границу Венгрии, сказал мне с радостью на лице: «Все, Александр, социализму в Восточной Европе конец».
Я не знаю, верил ли в конце 1989 г. сам М. Горбачев, что путем отстранения «мракобеса Хонеккера» от власти он спасает социализм в ГДР. Но знаю точно, что тогда М. Горбачев относился к Э. Хонеккеру как к своему врагу, который, как Г. Гусак и Ф. Кастро, были категорическими противниками перестройки в СССР. Конфликт между М. Горбачевым и Э. Хонеккером усилился после того, как орган СЕПГ «Нойес Дойчланд» в марте 1988 г. перепечатал из «Советской России» антигорбачевский манифест Н. Андреевой. И уже тогда война нервов привела к тому, что М. Горбачев начал искренне радоваться углубляющемуся кризису ГДР. Косвенная поддержка М. Горбачевым и А. Яковлевым руководства Венгрии, открывшего в августе 1989 г. для беженцев из ГДР границы с Австрией, была вызвана этими же причинами.
Берлинская стена напоминает нам, что без отмены свободы передвижения человека, этой ценности европейской цивилизации, без нового крепостного права, без жесткого прикрепления человека к социализму он, социализм, не мог существовать. Оказывается, чтобы принудить человека к воображаемому социалистическому счастью, его обязательно надо лишить свободы выбора. История показывает, что механизмы реализации крепостнической сути социализма могут быть разными. В СССР они предполагали лишение подавляющей части населения – колхозников – паспортов. Нигде античеловеческая сущность марксистского социализма не проявлялась так явственно, как в СССР, и особенно при И. Сталине. Но главное для всех социалистических стран было в том, чтобы их граница с капиталистическим Западом была на замке. Нужен был «железный занавес», тысячи и тысячи километров колючей проволоки на границах не столько для того, чтобы не пришел враг, а чтобы жители соцстран не сбежали от навязанного им социалистического счастья.
Трагедия социализма в ГДР была в том, что, в силу незначительной территории и наличия совсем рядом свободной, соблазнительной, процветающей Германии, цепь, привязывавшая страну к социализму, была более короткой, чем у нас в СССР. В 1985 г. я читал лекции в Берлине, мне было достаточно двух недель, чтобы понять, что процветающая на первый взгляд ГДР является самым слабым звеном социализма, ибо немцы ГДР внутри себя раздвоены. Днем они живут на своей территории, а вечером, прильнув к экранам телевизоров, они душой и помыслами погружаются в ФРГ.
Понять суть глубинного протеста против жизни в ГДР мне помогло признание моего переводчика. Он сказал, что немцы ГДР ощущают себя людьми, которых «загнали на поле стадиона, заставили жить в палатках и показывать образцы веры в социализм всему миру». Но учтите, никто в ГДР не забыл о 1953 г., о том, как советские танки давили протестующих рабочих. Разрыв между внешней жизнью, между ценностями напоказ и реальными ценностями не мог сохраняться долго.
Социализм в странах Восточной Европы не был выбором людей, он был им навязан силой, а значит, нежизнеспособен. Он все равно скоро умер бы, не будь перестройки М. Горбачева, ибо у жителей Восточной Европы жизнь человеческая стоила намного больше, чем у русских. Постепенно угасала готовность коммунистической власти в странах ЦВЕ убивать людей во имя сохранения навязанного им социализма. Еще в 1970 г. поляк В. Гомулка дал согласие на расстрел бастующих рабочих Гданьска из пулемета. Но уже в 1980 г. руководство ПОРП – и Э. Герек, и С. Каня, а потом и В. Ярузельский – согласилось и с Церковью, и с оппозицией: поляк в поляка не стреляет. Надо сказать, что начавшие в августе 1980 г. забастовку рабочие Гданьской судоверфи все-таки были готовы к тому, что по ним будут стрелять. Они не случайно пригласили к себе на судоверфь близких им по духу ксендзов из ближайших костелов. Но, как оказалось, то, что было возможно еще в конце 1960-х – начале 1970-х годов, стало невозможным даже для власти коммунистов.
К началу 1980-х годов была исчерпана возможность народов Восточной Европы приспосабливаться к противоестественной для них политической и экономической системе. Это только русские могли целый век истязать себя, уничтожая корневую систему нации и своего национального государства, истребляя думающих и работоспособных людей, крепкого крестьянина и интеллигенцию, чтобы показать человечеству, чего нельзя ни в коем случае делать, – нельзя строить новое общество по рецептам «Коммунистического манифеста» К. Маркса и Ф. Энгельса. Мучились, убивали друг друга, а всего через 85 лет вернулись к тому, от чего ушли, – к рынку, капитализму, частной собственности...
Александр Сергеевич Ципко – доктор философских наук, главный научный сотрудник Института экономики РАН (Москва).
Г. Явлинский
Что чувствуют в душе лидеры «бархатных революций» в странах ЦВЕ, думаю, никто не сможет сказать, кроме них самих. Но наблюдая за этими политиками, я вижу, что им часто недостает, извините, ума или, говоря вежливее, – квалификации, профессионализма, ответственности и приверженности ценностям.
Для многих из них смысл пребывания в политике сводится в основном к личной власти, привилегированному положению, карьере и, в конечном счете, деньгам. Такой подход к жизни, распространенный среди западных политиков, толкает их к приписыванию успеха революций своим собственным действиям, а не реформам М. Горбачева.
Сегодня М. Горбачев уже не воспринимается как влиятельная фигура и авторитет на международной арене. Мир как будто прошел мимо него и пошел дальше. Отчасти это связано с нынешним конфликтом между Россией и Украиной. Запад в этой ситуации наступает на «версальские грабли», пытаясь унизить Россию и ее народ всеми возможными способами. Поскольку М. Горбачев ассоциируется с Россией, его роль и авторитет сознательно принижаются. Его представляют как слабого лидера, который все проиграл и просто потерял власть.
Кроме того, это свидетельствует о более глубокой проблеме – тревожно низком уровне современной политики и интеллектуальных качеств политиков. Современные технологии, социальные сети выхолащивают политику, активно вытесняют глубокие, содержательные обсуждения, заменяя их на популистские лозунги. Политика тонет в сетевой интернет-болтовне и популизме, становится все более поверхностной и несравнимо менее содержательной, чем во времена М. Горбачева.
Григорий Алексеевич Явлинский – доктор экономических наук, профессор, политический деятель (Москва)
