Друг на замену: беспокоит ли Пекин сближение Москвы и Пхеньяна

Василий Кашин, директор Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ

Среди оценок состоявшегося в середине июня визита президента Путина в КНДР были и такие: сближение Москвы и Пхеньяна не только тревожит Запад, Южную Корею и Японию, но и раздражает Китай. Дескать, Пекину не понравилось, что Россия посягнула на его статус главного друга и покровителя Северной Кореи. Но так ли это на самом деле, и что вообще в КНР думают о происходящем на российско-северокорейском направлении?

До недавнего времени КНДР имела практически единственное «окно в мир» – Китай. На него в 2022 году приходилось около 96% всей северокорейской внешней торговли. Остальные страны, даже сочувственно или нейтрально относившиеся к Пхеньяну, вынуждены были в 2010-е свернуть торговлю с КНДР, не желая нарушать санкции Совбеза ООН, введенные против этой страны.

Китай же мог продолжать развивать двусторонние отношения по двум причинам. Во-первых, благодаря своему статусу глобальной экономической сверхдержавы, которую США и их союзникам трудно было бы серьезно наказать за нарушение санкций. Во-вторых, благодаря протяженной сухопутной границе с КНДР – отследить все идущие через нее грузоперевозки попросту невозможно.

Высокий уровень зависимости Пхеньяна от связей с Китаем имел двоякие последствия.

Пекин превратился в ключевого политического игрока на Корейском полуострове. При каждом новом кризисе безопасности Америка, Япония и Южная Корея должны были обсуждать ситуацию именно с ним. Периодически Китай с определенным успехом использовал северокорейский фактор в своей дипломатии для достижения более широких целей внешней политики.

Но у этой медали была и обратная сторона. Соединенные Штаты и их союзники склонны возлагать на Пекин едва ли не полную ответственность за поведение КНДР на международной арене, обвинять в систематическом нарушении санкций ООН, способствовании развитию северокорейских военных программ.

Тем самым парировались попытки КНР критиковать милитаризацию Японии и Южной Кореи, а также рост американского военного присутствия в Северо-Восточной Азии. На все эти претензии Китаю всегда можно ответить, что он «сам виноват».

Сейчас Москва превращается во второго значимого партнера КНДР. Она может положить конец ситуации, когда Китай обладал фактически монополией на связи с Северной Кореей. Результатом усиления российской политики на этом направлении стали многочисленные спекуляции относительно недовольства Пекина действиями Москвы, якобы подрывающими его влияние или даже «контроль» над Пхеньяном.

Однако в реальности российско-северокорейское сближение имеет свои пределы, которые хорошо осознаются китайскими специалистами. С этим, видимо, связана и спокойная реакция Пекина на последние события.

Как отмечает научный сотрудник Института Евразии Китайской академии международных проблем Ли Тяньи в комментарии, опубликованном агентством "Синьхуа", таких ограничений два: слабая взаимодополняемость экономик России и КНДР и сохраняющийся интерес Москвы к поддержанию конструктивных отношений с Сеулом. Эффект низкой базы пока позволяет России и КНДР наращивать двустороннюю торговлю высокими темпами, но в долгосрочной перспективе Россия не способна заместить Китай.

По данным Корейского института международной экономической политики, КНДР в 2023 году импортировала китайских товаров на $2 млрд, а экспортировала в КНР товаров на $290 млн. Эти данные, особенно в части северокорейского экспорта, могут быть существенно занижены из-за использования во внешней торговле КНДР различных серых схем для обхода санкций.

Прежде всего это касается северокорейского угля и морепродуктов, торговля которыми Пхеньяну была запрещена санкциями ООН 2017 года. Если учитывать эти товары, то объем северокорейского экспорта в Китай может быть заметно больше указанной выше суммы. До введения против нее всеобъемлющих санкций в период между 2011 и 2016 годами КНДР экспортировала в Китай товаров на $2,4–2,8 млрд в год. Крупнейшими компонентами северокорейского экспорта были уголь, текстиль, морепродукты, растительные продукты (главным образом женьшень).

По мере ухудшения отношений Китая с Америкой, Японией и Южной Кореей его интерес к соблюдению санкций в отношении КНДР снижался. Северная Корея продолжала экспортировать в КНР уголь и морепродукты, однако оценить масштабы этих поставок сложно. Сохраняется и существенный экспорт северокорейских услуг (например, в области офшорного программирования), а также рабочей силы.

Помощник президента России по международным делам Юрий Ушаков сообщил журналистам накануне поездки Владимира Путина в Пхеньян, что «в 2023 году товарооборот, по нашей статистике, вырос в девять раз, до 34,4 миллиона долларов». Сам Путин заявил во время визита, что в первые пять месяцев 2024-го товарооборот вырос еще на 54%. Таким образом, можно предположить, что при сохранении нынешних темпов роста торговля России и КНДР в текущем году составит где-то $50–60 млн, т. е. несущественную на фоне торговли с Китаем величину.

Однако возможно, что названные цифры – это лишь верхушка айсберга, а основу торговли России и КНДР составляет северокорейская продукция военного назначения, которая оплачивается по бартеру встречными поставками энергоносителей, продовольствия, гражданских промышленных товаров. Разумеется, если западные и южнокорейские публикации на тему этих поставок хотя бы отчасти верны, речь идет о суммах совершенно другого порядка, способных сильно повлиять на объемы внешней торговли КНДР и дать мощный экономический эффект.

Такой эффект, видимо, действительно имеет место – южнокорейские чиновники указывают на «значительное улучшение» положения дел в экономике КНДР в последние месяцы. Однако после завершения СВО этот фактор перестанет играть роль.

Уход России от соблюдения введенных против Северной Кореи в 2006–2017 годах тотальных экономических санкций позволит, вероятно, нарастить объемы двусторонней торговли. Но потенциал такого роста не стоит переоценивать. Основная экспортная продукция КНДР в мирное время – уголь, руды цветных металлов, морепродукты – не слишком востребована в России, поскольку всем этим она и сама богата.

Заинтересовать Россию северокорейцы могут разве что вольфрамовой рудой (ее в настоящее время КНДР поставляет в Китай). В период до СВО общий объем импорта данного сырья, используемого в оборонной промышленности, в Россию исчислялся считаными миллионами долларов ($4 млн в 2021 году) – даже при его росте на порядок из-за долгосрочного увеличения выпуска военной продукции это коренным образом ситуацию не изменит.

КНДР имеет определенный потенциал в сфере гражданской обрабатывающей промышленности, главным образом в текстильном производстве и в выпуске отдельных видов промышленного оборудования. Экспорт северокорейского текстиля в Китай на пике в 2015-м превышал $800 млн. В основном это была отшитая в КНДР одежда китайских брендов.

Насколько Северная Корея будет в состоянии осуществить экспансию на российский рынок, где нет недостатка в предложении продукции легкой промышленности, пока не ясно. Китайские и турецкие компании с их опытом работы в России никуда из нашей страны не уходили.

Экспорт северокорейского промышленного оборудования в Китай до введения санкций Совбеза ООН был заметной величиной и достигал в 2015 году $58 млн (по статье машины и электрооборудование). КНДР способна производить станки с ЧПУ, 3D-принтеры и простые типы промышленных роботов.

Китайский рынок машин и оборудования является высококонкурентным – то, что может продаваться в Китае, может продаваться и в России. Здесь может быть потенциал роста – производители станков, которым плевать на санкции, нужны Москве. Осталось наладить каналы сбыта, а также систему обслуживания и поддержки поставленной продукции.

Таким образом, из основных товаров северокорейского экспорта мирного времени в России могут быть востребованы главным образом текстиль, промышленное оборудование и вольфрамовая руда. Суммарно, с учетом эффекта санкций и политической заинтересованности сторон в сотрудничестве, они позволят довести северокорейский экспорт товаров в Россию до нескольких сотен миллионов долларов в год. В лучшем случае оборот торговли товарами невоенного назначения удастся нарастить в ближайшие несколько лет до миллиарда.

Это будет существенное подспорье для северокорейской экономики, ряд секторов которой, вероятно, пойдут в гору. Но заменить Китай в качестве главного торгового партнера КНДР Россия не сможет. Никаких драматических последствий для расстановки сил в Северо-Восточной Азии такое развитие событий не несет.

Эффективно использовать экономические рычаги влияния на позиции Пхеньяна по вопросам, которые северокорейцы считают для себя важными, практически невозможно. Китай, выступавший ключевым партнером КНДР в 1990–2010-е годы, не смог ни остановить ракетную и ядерную программы Северной Кореи, вызывавшие у Пекина изрядное раздражение, ни удержать северокорейцев от периодических военных акций в отношении южан.

В период, длившийся с начала 2020-го по середину 2023 года, КНДР сама над собой поставила экстремальный эксперимент, практически прекратив все связи с внешним миром. В 2020–2021 годах страна фактически существовала на осадном положении, в последующем, до лета 2023-го, торговля осуществлялась в крайне ограниченном режиме, а пересечение границы людьми было практически запрещено.

Иначе говоря, ради обеспечения стабильности и устойчивости во время пандемии КНДР сама на себя наложила санкции, превосходящие все меры Совбеза ООН, и выдержала их. Вероятное падение доли Китая во внешней торговле Пхеньяна с прежних 96–99% до 70–80% и рост доли России с 1–2% до 20–30% политически не меняют ничего.

Статья о взаимной военной помощи в случае войны в новом российско-северокорейском договоре фактически воспроизводит норму, существовавшую и в старом советско-северокорейском, и в действующем китайско-северокорейском договоре 1961 года. По сути, это всего лишь обязательства Москвы и Пекина не допустить полного военного уничтожения КНДР в случае нападения США и их союзников.

Вероятность такого развития событий была крайне невелика и без этих гарантий в силу значительного военного потенциала Северной Кореи и наличия у нее ядерного оружия. Крупные поставки современного российского оружия в КНДР пока остаются маловероятными, поскольку, как уже было сказано, Москва стремится по возможности сохранить конструктивные отношения с Сеулом.

Пхеньян остается уникальным игроком на мировой политической арене. Его политика по-прежнему нацелена прежде всего на обеспечение устойчивости и «стратегической автономии» северокорейского государства, исключение возможностей для любых внешних сил (даже «дружественных») влиять на ситуацию в стране и диктовать ее руководству условия. И в этом вопросе Пхеньян не признает компромиссов.

Москва и Пекин еще в 1950-е утратили как рычаги влияния на ситуацию внутри КНДР, так и серьезные каналы получения информации о том, что происходит в северокорейском руководстве. С учетом этого говорить о каком-то их соперничестве за влияние на Пхеньян весьма странно – это влияние всегда было эфемерным.

По мере развития российско-северокорейского сотрудничества Пекин мало что теряет с точки зрения реальных возможностей ведения дел с Пхеньяном. В то же время Китай избавляется от роли единственного внешнего покровителя Северной Кореи, несущего ответственность за ее действия в военно-политической сфере. В новых условиях резко возрастает важность координации политики России и Китая на Корейском полуострове. Вероятно, соответствующие вопросы затрагивались во время встреч Путина и Си Цзиньпина, прошедших в мае в Пекине и в июле в Астане.

Профиль. 18.07.2024