Россия: вчера, сегодня, завтра

Выступление в Южном методистском университете Далласа. Техас, 13 октября 1998 г.

Обвал российского финансового рынка в августе (17 августа 1998 г. Россия объявила «технический дефолт» по своим долговым обязательствам и перестала поддерживать завышенный курс рубля) прозвучал для многих как гром среди ясного неба. Между тем проницательные аналитики и в России, и за рубежом давно предупреждали о возможности такого поворота событий. Но Кремль оставлял предупреждения без внимания.

Что же произошло и почему? Те, кто думает, что дело в финансах, – ошибаются. В действительности это было кульминацией кризиса общества, социально-экономической и политической системы, созданной в 1990-е годы.

Чтобы понять настоящее России и приблизиться к более или менее достоверному предвидению будущего, надо знать ее прошлое. Такой подход необходим нам, русским, но он важен и для тех на Западе, кто так или иначе имеет дело с Россией.

Как вы знаете, я не являюсь профессиональным историком. Но каждый серьезный политик обязан быть немного историком или хотя бы обладать историческим чутьем, ощущать пульс истории. Нынешнему поколению россиян приходится вновь осмысливать, что такое Россия и вообще кто мы, называющие себя русскими, россиянами. У России тысячелетняя история. Как и любой стране, ей присущи свои особенности.

Нынешние споры о судьбах России нередко сводятся к двум крайностям. Одни требуют отказа от представления об ее исключительной «особости». Другие, напротив, защищают тезис о «святости» Руси, о ее особом пути и предназначении в мире. Я же считаю, что реанимация споров между западниками и славянофилами, сотрясавших российское общество в ХIХ в., непродуктивна и не даст ответа, что же делать теперь. Итак, о чем идет речь, если говорить более конкретно.

Россия как общество и как государство формировалась в результате синтеза западной и восточной культур. В ХIII–ХV в. она на два с половиной столетия попала под монголо-татарское иго. В то время и несколько столетий спустя страна находилась в относительной изоляции от Запада.

Особенности России связаны с природно-климатическими, геополитическими и социокультурными условиями:
• рассредоточение населения на необъятных пространствах, огромные расстояния, изначально слабые связи между относительно замкнутыми локальными мирами;
• суровый климат на большей части территории, что отразилось на способах хозяйствования, вынуждало людей расходовать энергию, скорее, на борьбу за выживание, чем на экспериментирование и накопление;
• уязвимость для нашествий извне, с востока и запада, что и обусловило многовековой процесс территориального расширения в стремлении выйти на защищаемые естественные рубежи, потребовало крайнего напряжения сил народа, стоило ему огромных жертв.

Названные фундаментальные факторы имели несколько важнейших следствий долговременного характера.

Слабость внутренних интеграционных связей компенсировалась особой ролью сильного государства как социального интегратора. Поддержание целостности большого общества и управление им требовало жесткой централизации власти.

Отсюда – самодержавие, просуществовавшее до 1917 г., а в иной форме и после. Огосударствление распространялось на все сферы жизни общества. В этом истоки постоянного антагонизма между местными интересами и государством, основная причина нескончаемых больших и местных крестьянских восстаний, городских бунтов, а в ХХ в. – общенациональных революций.

Государство выступало ведущим фактором развития и инициатором реформ в России. С конца XVIII в. предпринимались попытки либерализации. В 1861 г. было отменено крепостное право. Однако меры, направленные на то, чтобы форсировать товарно-денежные отношения, оборачивались для основной массы населения новыми тя готами и встречали сопротивление.

Исследователи характеризуют Россию как «расколотое» общество. В этом наблюдении схвачена, может быть, главная особенность, и это вполне корреспондирует с нынешней ситуацией. В самом деле, тенденция к расколу проходит красной нитью через всю нашу историю – от введения христианства «сверху» (не без насилия) в конце Х в. и принудительной «европеизации», когда Петр Великий, по словам А. Пушкина, «Россию вздернул на дыбы», до попытки прорыва в коммунистическое будущее, с жестоким насилием над народом. Причины раскола надо искать не в этнических особенностях русского характера, а в противоречии двух логик развития, в столкновении двух типов нравственных идеалов и соответствующих им двух цивилизационных типов – традиционного и модернизационного, ориентированного на эффективность.

Такие социокультурные противоречия существуют в любом обществе, особенно на этапе модернизации. Однако Запад достаточно рано научился смягчать и преодолевать их прежде всего благодаря срединной культуре, носителем которой выступало третье сословие.

Еще одна особенность связана с характером циклов российской истории, с ее «прерывностью». На всем ее протяжении можно проследить качание «маятника» общественно-политических процессов между противоположными полюсами: от разочарования властью – к слепой вере в нее, от усиления государства – к ослаблению, от авторитаризма – к распаду и смуте, от реформ – к контрреформам. Конечно, это не было топтанием на месте, движение шло как бы по спирали, то есть в целом по восходящей линии.

Цикличность – черта не только российской истории, она прослеживается и в истории западных стран, в том числе Соединенных Штатов. Циклы американской истории исследовал, в частности, ваш соотечественник А. Шлезингер-младший. Его известный труд на эту тему переведен и издан у нас.

Но существенно различие циклов российской и американской истории. Оно состоит в том, что первые развертываются в противостоянии локальных интересов и целей государства, а вторые – в противостоянии частных интересов и целей общества. Полюса циклов в истории России – это смута, анархия или полное огосударствление. В истории США – ослабление или усиление государственного регулирования, преобладание погони за прибылью во что бы то ни стало или демократических целей.

Обращаясь к сегодняшнему дню России, прежде всего бросается в глаза то кардинальное обстоятельство, что у нас не выработались действенные механизмы согласования целей, идеалов, интересов. Нам еще предстоит создать систему разрешения конфликтов путем диалога и компромиссов.

Советский период – это своеобразная попытка преодолеть раскол и обеспечить общественное согласие с использованием коммунистической идеологии, путем подавления инакомыслия. Но тем самым можно было создать лишь видимость единства, единогласия. Все составляющие раскола подспудно сохранялись, образуя почву для нового взрыва конфликтности.

Перестройка выявила это со всей очевидностью. Она была жизненно необходима. Закрытое общество, каким была советская система, было обречено к концу ХХ столетия. Наступивший в экономике, социальной жизни застой свидетельствовал об исчерпании прежних стимулов развития. Переход к открытому обществу стал неизбежным.

На это и была нацелена перестройка. Мы стремились осуществить этот переход постепенно, эволюционным путем, через включение механизмов гласности, плюрализма, демократических выборов, формирование политической культуры диалога и компромисса. И многого удалось достичь. На вопрос, в какой стране вы хотели бы жить, бо лее 80% граждан из года в год отвечают – в свободной. Но в полной мере воспользоваться плюрализмом, гласностью для утверждения либерально-демократического порядка общество не сумело. Не удалось преодолеть и раскол.

Возникает вопрос: почему свобода и демократия, от которых обычно ожидают улучшения жизни, обернулись у нас глубоким экономическим и духовным кризисом? Я формулирую этот вопрос так, как мне его обычно задают, но должен сразу же сказать, что он поставлен неверно.

Нет, не свобода повинна в том, что перестройка была прервана. Виной тому – застарелая придавленность расколотого общества, державшая под спудом старые и новые непреодоленные противоречия. Они вышли на поверхность, и страсти разыгрались нешуточные.

Довольно быстро оформились крайние общественно-политические течения – правые и левые радикалы, националисты, сепаратисты... Появились различного рода религиозные секты. Политика перестройки оказалась под огнем с разных сторон. Одни хотели лишь косметического ремонта, другие требовали немедленно устроить все по западным образцам, третьи заговорили о восстановлении дореволюционных институтов – сословий, монархии и т. п.

До сих пор поднимают вопрос о темпах: М. Горбачев двигался слишком быстро или, наоборот, слишком медленно? Самой большой трудностью было удержать крайности. Когда номенклатура почувствовала угрозу своим интересам и встала в оппозицию, я опирался на поддержку радикальных демократов из кругов интеллигенции. Однако общество в целом не поспевало за темпом изменений, поэтому надо был придерживать и слишком нетерпеливых, опираясь на сравнительно кон сервативные силы, за что меня обвиняли даже в измене перестройке. На каком-то этапе размежевание с теми и другими стало неизбежным.

В обстановке нарастающих противоречий и разочарований людей, связывавших с перестройкой завышенные ожидания, произошел путч реваншистских сил; им воспользовались радикал-демократы, организовав по существу контрпутч. Это подорвало союзную власть и привело к ликвидации СССР.

В какой-то мере это можно сравнить с тем, что произошло в 1917 г. Тогда, после падения самодержавия, между демократическими партиями и движениями развернулась отчаянная борьба. В сложившейся обстановке политической свободой воспользовались большевики. Они сумели опереться на коллективистские, уравнительные ценности, сохранившиеся в народной почве, направить гнев масс, до веденных военной разрухой до отчаяния, против правительства и захватить власть.

Историко-культурный генетический код дал себя знать и в начале 1990-х годов. Методы либерализации и приватизации, к которым после августовского путча прибегли радикал-реформаторы, не без оснований называют большевистскими или необольшевистскими.

Я говорю о политике шоковой терапии. Деятели, называвшие себя демократами, прибегли отнюдь не к демократическим методам в навязывании стране своей программы. Когда же им указывали на опасность их курса, они отвечали – этой политике нет альтернативы.

Но дело не в отсутствии альтернативы, а в определенных интересах и пристрастиях тех, кто принимал решения. Стремясь во что бы то ни стало повернуть развитие в русло «чистого» утилитаризма, они пренебрегли традиционными ценностями народа. Такая политика натолкнулась на неготовность, недовольство и протест большинства людей, не согласившихся принять свободный рынок сразу в максимальном объеме. Он означал для них ликвидацию или резкое сокращение прежних – скромных, но привычных – гарантий.

Этот курс был обречен на неудачу. Быстро назревавшее недовольство взорвалось. В октябре 1993 г. Москва пережила драматический эпизод гражданской мини-войны. По приказу президента был расстрелян из танков парламент. И, понятно, на назначенных вскоре парламентских выборах наши квазидемократы потерпели сокрушительное поражение. Правда, радикальные либералы во главе с Б. Ельциным этот протест подавали как происки коммунистов, хотя социологические опросы показывали, что дело как раз в сопротивлении большинства населения избранному варианту реформ.

Я не раз выступал с критикой правительства, президента, настаивая на необходимости изменения политики в рамках общей направленности на рыночную экономику и демократию. Об этом говорили многие другие, в том числе наши крупные ученые. В своем отечестве, как известно, нет пророка.

Однако шоковую терапию критиковали и за рубежом. С веской критикой выступали ваши соотечественники, нобелевские лауреаты в области экономики Л. Клейн, Дж. Тобин, Л. Тейлор, В. Леонтьев. Они предлагали весьма взвешенные рекомендации, которые позволили бы исправить положение. Российские власти проигнорировали и их предложения.

А процессы развертывались по классической схеме инверсионного цикла – от внушаемых властями надежд на быстрое улучшение к разочарованию и в демократии, и в эффективности рынка. Появилась ностальгия по «сильной руке», и вскоре стало всеобщим требование отставки президента, который привык козырять тем, что он «всенародно избранный».

В свете событий последних недель и месяцев ясно, что реформы образца 1992–1998 г. провалились. Одновременно мы стали свидетелями острейшего кризиса политической системы, созданной на основе Конституции 1993 г. Суперпрезидентство, которое так импонировало Б. Ельцину, оказалось неэффективным и опасным для страны.

Что можно сказать о будущем России? Думаю, возврата в тоталитарное прошлое не будет. В обществе, в массовом сознании произошли такие изменения, которые позволяют сказать: точка возврата пройдена и назад пути нет. Будущее России я связываю не с навязыванием ей абстрактного либерализма. Да, он выражает тенденции мирового развития. Но его не следует воспринимать как универсальную отмычку, позволяющую с ходу решать проблемы в любой стране. Со стороны западных лидеров мы снова и снова слышим – как заклинание – призывы продолжать в России курс рыночных реформ.

Между тем вопрос надо ставить иначе: как идти к эффективной рыночной экономике и укреплению демократии, какая политика нужна для этого в конкретных условиях России? Опыт показал, что двигаться к современному рынку в России можно лишь по мере созревания и накопления предпосылок не только в хозяйственных отношениях и рыночной инфраструктуре, но и в массовом сознании, в ценностных ориентациях народа. Эти предпосылки у нас пока еще слабы.

На методах реформ 1992–1998 г. сказалась завышенная оценка зрелости капитализма в России до 1917 г. Исходили из того, что тогда уже существовал развитой рынок, который потом, в советское время, был лишь подавлен. И его надо было и можно, мол, оживить. Это ошибочное мнение. Оно произошло от неправомерного сравнения постперестроечной России с некоторыми странами Восточной Европы. На самом деле Россия в начале века была еще в основном докапиталистической страной.

Ставка на автоматизм свободного рынка, на стихийные силы в переходный период не позволит возродить экономику и нормально ее развивать, тем более решать одновременно социальные и другие проблемы. Это, кстати, давно знают на Западе. Но российские реформаторы хотели быть бóльшими католиками, чем сам папа. В дискуссиях о том, какое будущее ожидает Россию, сталкиваются разные мнения. Кое-кто считает, что Россия либо вообще обречена на деспотический или, в лучшем случае, авторитарный режим, либо, по крайней мере, должна пройти через такую фазу на пути к демократии. Предполагается, что сильное государство требует ограничения демократии.

Я решительный противник таких взглядов. Убежден, что самый правильный путь – это демократия, всемерное ее развитие, укрепление правовых, конституционных основ государственности.

Одна из наших самых болезненных проблем – это отношения между центром и регионами. Экономические трудности усиливают опасность дальнейшего ослабления федеративных связей, сепаратистские соблазны. Противостоять этому может только сильная, пользующаяся доверием народа власть. И в этом должно быть заинтересовано международное сообщество, потому что распад такой страны, к тому же ядерной державы, в материковой сердцевине мира, на географической оси современной истории, – это беда глобального масштаба.

Предсказать будущее России в ближайшей или среднесрочной перспективе сейчас вряд ли кто-нибудь возьмется. В долгосрочной перспективе я остаюсь оптимистом. Россия сохраняет шансы для возрождения и движения в ХХI в. Помимо природных ресурсов, огромной, хотя и устаревшей, индустриальной инфраструктуры, накопленных знаний и образованности значительной части населения, научного, творческого потенциала, не совсем еще загубленного, есть еще национальный характер.

Русские медленно пробуждаются от пассивности и ожидания чуда, но, опомнившись и ощутив опасность национального масштаба, могут выдать огромный выброс созидательной энергии, самоотверженную готовность преодолеть все препятствия. Уже сейчас мы наблюдаем большую стойкость, перед лицом социальных бедствий, приспособляемость, изобретательность. На местах, в регионах, областях и республиках, где к руководству пришли порядочные и грамотные люди, наметились обнадеживающие признаки экономического оживления.

Сейчас в России создано новое правительство, на которое в стране возлагают надежды с выходом из кризиса. Оно будет принимать, и уже принимает, решения, отвечающие российским национальным интересам. При этом оно сохраняет приверженность рыночным подходам и демократии.

Но многое будет зависеть и от международного контекста. Россия остро нуждается в понимании и поддержке мирового сообщества, прежде всего тех государств, которые могут оказать сопоставимую с нуждами России экономическую поддержку. С этой точки зрения, но не только с этой, первостепенное значение имеют российско-американские отношения. Сегодня на первом плане в двусторонней повестке дня отнюдь не тот факт, что обе страны – ядерные державы, а и международно-политический, финансово-экономический аспект их взаимоотношений. США совершили бы историческую ошибку, попытавшись воспользоваться нынешней ситуацией, чтобы поучать Москву, как ей следует строить свою экономику и внутреннюю политику. Россия не примет менторства. И такие попытки будут только ухудшать возможности нормального вовлечения России в контекст планетарных перемен, вызывать отчуждение в российском обществе.

Россия заинтересована в тесном и всестороннем партнерстве с Европейским союзом. У России и ЕС после вступления туда Финляндии появилась общая граница. В будущем она сделается более протяженной. Эта граница не должна стать линией нового разделения Европы. Надо быть очень осторожными с претензиями НАТО, с попытками поставить его во главе общеевропейского процесса, если не вообще заменить собой этот процесс.

На Западе кое-кто считает, что можно обойтись и без России, игнорировать ее. Это опасное заблуждение. События последнего времени, связанные с потрясениями в России, напомнили, насколько тесно мы все связаны. Поэтому, с другой стороны, главнейшая задача российской внешней политики – не допустить ухудшения российско-американских отношений, предотвратить новый раскол Европы. Особое значение для России имеют также отношения с Китаем – нашим великим восточным соседом, с которым мы имеем более чем 4000-километровую границу. Китай обещает стать экономическим гигантом XXI в. Соответственно, роль китайского фактора во внешней политике Москвы будет возрастать. Тесное политическое партнерство с Пекином – это для нас абсолютная и долговременная необходимость, но отнюдь не за счет других направлений нашей внешнеполитической активности.

Перед нашей внешней политикой стоит немало трудных проблем. России нужна связная азиатская политика – по аналогии с традиционной европейской. Необходимо координировать политику на китайском направлении с курсом в отношении других стран формирующегося геоэкономического и геополитического пространства – от Токио до Дели, от Сеула до Джакарты.

Положение России в современном мире таково, что это исключает одностороннюю ориентацию на Запад или на Восток. Напротив, оно требует развития связей и добрых партнерских отношений с различными государствами и регионами – по всем азимутам.

В мире складываются три центра экономической мощи, которые будут доминировать в XXI в., – североамериканский, европейский и азиатско-тихоокеанский. Россия занимает в этом треугольнике особое место – она как бы смыкает атлантический и тихоокеанский регионы, через нее пролегают кратчайшие коммуникации, здесь сосредоточены огромные ресурсы, в которых заинтересованы очень многие в мире. Непросто складываются отношения России с новыми государствами на постсоветском пространстве. Культурные, экономические и человеческие связи между ними имеют слишком глубокие исторические корни, чтобы мириться с тенденциями отчуждения. Эти новые страны, как выяснилось, принадлежат к разным цивилизационным типам, но у них есть общие интересы и потребность в сотрудничестве на добровольной интеграционной основе. Если Россия сумеет восстановить и укрепить свою государственность, создать устойчивый демократический порядок, наладить экономику, восстановить производство, то наладятся и взаимодействие, и процесс сближения в рамках СНГ. Это заодно упрочило бы роль России как фактора стабильности на евразийском пространстве.

При оценке международной роли России немаловажно учитывать ее отношения с арабско-мусульманским миром. Мусульмане составляют немалую часть нашего населения. Россия граничит на юге со странами мусульманского мира, в том числе с теми государствами СНГ, где ислам – господствующая религия. Россия поддерживает традиционно добрые отношения со многими арабскими государствами.

На Западе некоторые склонны видеть в России своего рода буфер на стыке западной цивилизации с мусульманским миром. Между тем и Россия, и Запад заинтересованы во взаимопонимании и сотрудничестве с ним. Неприятие экстремизма не должно служить основанием, чтобы зачислять чуть ли не весь мусульманский мир в стан противников западной цивилизации.

Мир нуждается в сильной, демократической России – без этого невозможно представить стабильного мирового порядка. Россия представляет собой слишком большую величину, чтобы остаться на обочине основной магистрали мирового процесса. Уже по одному этому она, можно сказать, обречена быть одной из главных составляющих всемирного равновесия, глобальной безопасности, мирового экономического развития.

Многое, очень многое будет зависеть в предстоящем веке от того, как Россия справится с нынешним кризисом. Поэтому скорейшая нормализация положения, стабилизация экономики, переход к подъему, превращение всего пространства от Петербурга до Владивостока в связующий для Востока и Запада, Севера и Юга пояс взаимовыгодного и мирного развития – в интересах всего мирового сообщества.

Михаил Сергеевич Горбачев – генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и последний президент СССР (г. Москва).
https://www.gorby.ru/presscenter/news/show_30446/