Маятник экономики. Что определяет интеграционные устремления Ташкента?
На саммите глав государств Центральной Азии президент Узбекистана призвал создать региональную зону свободной торговли. Тема интеграции заняла важное место и в выступлении Шавката Мирзиёева в ООН, где он сфокусировался на вступлении страны в ВТО. Узбекистан, несмотря на декларируемый нейтралитет, с момента своего основания участвовал в интеграционных процессах на постсоветском пространстве, но с переменным успехом. О том, что определяло и определяет политику Ташкента в данной сфере, рассказал директор Центра исследовательских инициатив Ma'no Бахтиёр Эргашев.
— Как Узбекистан проявлял себя в евразийской интеграции в 1990-х — 2000-х? Каким образом трансформировался его внешнеполитический курс?
— В середине 1990-х годов на территории бывшего СССР развернулся своеобразный «конкурс интеграционных инициатив», продлившийся до конца 2000-х. Ставшие независимыми государства предлагали новые форматы многостороннего сотрудничества и объединений на его базе. Не стал исключением и Узбекистан, который с начала десятилетия инициировал создание интеграционных объединений как на постсоветском пространстве, так и в Центральной Азии.
В 1990-х — 2000-х он выдвигал проекты как чисто экономических, так и военно-политических объединений: в частности, решение о создании ОДКБ было принято в 1992 году на саммите в Ташкенте. Среди других интеграционных форматов, в создании которых участвовал Узбекистан, были Центральноазиатское экономическое сообщество — ЦАЭС, и организация «Центрально-Азиатское сотрудничество» — ЦАС. Наконец, в 2006 году Ташкент предложил сформировать в Центральной Азии зону свободной торговли.
После этого Узбекистан резко прекратил риторику в поддержку интеграции на постсоветском пространстве, начав дистанцироваться от новых процессов и объединений. Эту политику начали наиболее последовательно реализовывать после событий в Андижане, во второй половине 2000-х (во время беспорядков, по официальным данным, погибли около 200 человек. — Прим. Ia-centr.ru).
С середины 2000-х годов во внешней политике Узбекистана начал прослеживаться принцип сбалансированной равноудаленности от глобальных центров силы.
Он подразумевает, что Ташкент избегает попадания под монопольное влияние того или иного глобального центра силы. Тем не менее сбалансированная равноудалённость допускает возможность налаживать экономические связи со всеми центрами силы.
Этот принцип был окончательно сформулирован к 2010-м, когда внешняя политика Ташкента обрела свое концептуальное выражение в официальных документах. Так, в Концепции внешней политики 2012 года было прописано, что Узбекистан не будет участвовать в военно-политических блоках, размещать на своей территории иностранные военные базы и участвовать в военных операциях за границей.
— С чем был связан поворот Узбекистана к импортозамещающей модели экономики и отказ от активности в сфере евразийской и постсоветской интеграции?
— Еще с середины 1990-х годов страна, наблюдая за процессами на территории бывшего СССР, отказалась от либеральной экономической модели, которая продвигалась в рамках Вашингтонского консенсуса.
Альтернативой стала импортозамещающая модель, нацеленная на формирование самодостаточной экономики. Это привело к изоляционистским тенденциям во внешней политике Ташкента, подчиненной экономической логике развития.
Из внешних факторов ключевую роль сыграло то, что страна осталась один на один с бандами «Исламского движения Узбекистана»*, которые в 1999 году пробрались из Афганистана и вторглись в Янгиабад, а в 2000 году добрались до районов Сарыасия и Узун.
Узбекистан в это время выстроил систему национальной безопасности, в основание которой также был положен принцип самодостаточности: надеяться только на себя, формировать собственные вооруженные силы, не ждать помощи извне.
Эта система сработала в 2005 году, во время выступлений в Андижане. Погасив их, Ташкент остановил поток цветных революций, которые к тому времени уже затронули ряд стран бывшего соцлагеря — от Югославии и Сербии до Украины и Киргизии.
Значимым фактором стал ввод войск США и его союзников в Афганистан в 2001 году. Первоначально Узбекистан поддержал эту операцию: предоставил несколько военных баз — в Термезе для немцев, под Термезом и под Карши для американцев, помогал с обеспечением логистики.
Тем не менее было очевидно, что военными средствами афганскую проблему не решить, а развивать экономику Афганистана Вашингтон и партнеры по коалиции не собирались. Это значило, что угрозы терроризма, наркотрафика и распространения исламского фундаментализма, исходившие из-за границы, продолжат стоять перед Узбекистаном. Это также внесло свой вклад в ориентацию на самодостаточность.
Наконец, на политику Ташкента повлияли неудачи в центральноазиатской и постсоветской интеграции. К середине 2000-х оказалось, что ни общая история, ни общие культура и религия, ни общая география, ни общие проблемы и угрозы не подтолкнули страны Центральной Азии к сближению и реализации устойчивого интеграционного проекта. Слабость ГУ(У)АМ — военно-политического блока, куда также входили Грузия, Молдавия, Азербайджан и Украина, — на фоне Андижанских событий также внесла свою лепту в разочарование Узбекистана в интеграционной политике.
— После прихода к власти Шавката Мирзиёева Ташкент вновь подключился к работе в интеграционных объединениях. Что подтолкнуло к этому?
— У импортозамещающей модели развития, как и у любой другой экономической модели, есть ограничения. К началу второго десятилетия XXI в. стало ясно, что его ресурсы и потенциал в Узбекистане подошли к своим пределам. На фоне этого в стране начали разрабатывать новые программы и проекты, которые позволяли бы в будущем выйти за рамки импортозамещающей модели и стимулировать дальнейший рост. В результате Ташкент выбрал экспортоориентированное развитие.
С приходом к власти Шавката Мирзиёева это привело к резкому развороту внешней политики вообще и внешнеторговой политики в частности. Если раньше Узбекистан прибегал к закрытию границ, высоким таможенным ставкам для импортной продукции и ориентировался на самостоятельный выпуск большей части товаров, то с конца 2016 года ситуация начала меняться. В этот период вышли президентские указы о стимулировании экспорта, которое позднее стало сопровождаться либерализацией валютной и банковской политики, снижением тарифных ставок в несколько раз и пр.
Наряду с экономической либерализацией в Узбекистане началась политическая: в стране появились свобода СМИ и свобода выражения мнения, расширились возможности для работы политических партий и объединений.
Открытая, экспортоориентированная экономика требует активности в интеграционных процессах, поэтому у Ташкента вернулся интерес к объединениям на постсоветском пространстве.
К этому моменту Таможенный союз, созданный в 2010 году, трансформировался в ЕАЭС, а входящие в него Россия и Казахстан оставались наряду с Китаем в тройке главных торговых партнеров Узбекистана.
Кооперация с ЕАЭС стала залогом открытия новых рынков для узбекистанской продукции. Одновременно Ташкент начал активно работать и в направлении вступления в ВТО. В теории это также должно помочь диверсифицировать рынки и сделать внешнюю торговлю более интенсивной.
— Насколько длительной может оказаться ориентация на экспортоориентированный курс?
— Ташкент будет интегрироваться в региональные и глобальные рынки, чтобы новый курс дал свои плоды и позволил добиться поставленных экономических целей. О конкретных сроках говорить трудно, однако пока Узбекистан находится на самом первом этапе реализации экспортоориентированной модели. На то, чтобы использовать ее потенциал в полной мере, может понадобиться 10–15 лет.
Сейчас импорт в стране преобладает над экспортом, сальдо внешней торговли уходит в минус, а ярких прорывов и изменений ситуации не наблюдается. Это говорит о том, что потенциал экспортоориентированной модели пока не реализован.
— Как на интеграционную политику Узбекистана влияла миграция?
— В 1991 году население страны составляло около 20 млн человек, а к 2023 году оно, по официальным данным, превысило 36 млн.
Ежегодно на рынок труда выходит около 700 тыс. молодых людей. Узбекистанская экономика не готова принять столько трудовых ресурсов: рабочих мест хватает не для всех, одновременно растет дефицит воды и пахотной земли. Все это причины, по которым страна в последние 20 лет стала экспортером рабочей силы.
Сейчас работать за рубеж выезжают 2–2,5 млн человек ежегодно. Основная их часть едет в Россию, около 400–500 тысяч — в Казахстан, остальные несколько десятков тысяч — в Южную Корею, Турцию, Европу и другие государства.
Это также значительно повлияло на внешнюю политику, в том числе на интеграционную: ориентированность узбекистанцев на миграцию в Россию и Казахстан требует цивилизованных отношений с этими странами, которые можно выстроить через устойчивые структуры. Поэтому Узбекистан поступательно сближается с ЕАЭС и стремится в перспективе в него вступить.
— Что, помимо рабочей силы, может экспортировать Узбекистан для реализации своей доли работы в «интеграционном разделении труда»?
— Пока внутри ЕАЭС страна по-прежнему поставляет фрукты, овощи и текстиль в обмен на металлы и лес. Эта структура достаточно устойчива и досталась еще от эпохи СССР.
Тем не менее в ее сохранении не заинтересованы ни Ташкент, ни Москва, ни Астана. Поэтому сейчас в экспорте из России увеличивается доля машиностроения и высокотехнологичного оборудования, а Узбекистан пытается наращивать импорт химической продукции и цветных металлов.
Иными словами, страна встраивается в высокотехнологичные цепочки промышленной кооперации, о которой активно говорят последние несколько лет. Пока эти цепочки оформляются в фармацевтике, автомобилестроении, производстве продукции из цветных металлов — главным образом, электротехники.
Определенным толчком к развитию этих цепочек и перестройке структуры торговли может стать проводимая Россией СВО. Экономические ограничения, которые она создаёт, и поворот Москвы на Юг и Восток могут активизировать работу этих цепочек, а также простимулировать совместные проекты – например, в переработке сельхозпродукции.
— В 2023 г. Шавкат Мирзиёев вновь заявил о необходимости создать в Центральной Азии зону свободной торговли. Почему у Узбекистана есть в ней потребность — ведь зоны свободной торговли уже существуют в рамках ЕАЭС и СНГ?
— Это не первый раз, когда Ташкент предлагает Центральной Азии сформировать зону свободной торговли: с такой идеей еще в 2006 году выступал Ислам Каримов. Тем не менее она прозвучала в период, когда альтернативные ЕврАзЭС интеграционные структуры региона продемонстрировали свою неэффективность.
Узбекистан продвигает эту инициативу на новом этапе, поскольку в международной среде появился новый фактор, делающий региональную зону свободной торговли более интересной соседям.
Дело в том, что глобальное противостояние между блоками великих держав — США с одной стороны, КНР и России с другой стороны — нарастает и в перспективе будет только усиливаться.
Это поставит под угрозу существующие логистические связи и производственные цепочки, приведет к формированию региональных валютных зон и технологических платформ с центрами в великих державах.
Центральная Азия находится между Россией, Китаем и Индией, рядом с растущими экономиками Ирана и Пакистана. Это значит, что она должна будет решить, какой курс избрать — выбрать жизнь под влиянием одной из великих держав или стать более субъектным регионом. Последнее помогло бы выживать в условиях давления глобальных и региональных держав.
Проблема заключается в том, что на нынешнем этапе экономики стран Центральной Азии не готовы к созданию зоны свободной торговли. Об этом свидетельствует неспособность решить проблему с единым энергокольцом, вопросы распределения водных ресурсов, открыть границы. До сих пор страны Центральной Азии настроены торговать не с соседями, а с внешними игроками. Поэтому нынешняя инициатива выглядит забеганием вперед.
— Выступая с речью на Генеральной Ассамблее ООН, президент Узбекистана подчеркнул, что страна продолжает стремиться в ВТО. Какие выгоды это ей даст? Превышают ли они потенциальные издержки от вхождения в ВТО?
— Узбекистан последние пять лет продолжает вести переговоры о вступлении в ВТО, однако смысл этого стремления трудно понять. У Ташкента до сих пор нет документа, который бы объяснял выгоды от вступления в организацию, публичной дискуссии по этому поводу также не велось.
Кроме того, у ВТО накопился серьезный груз проблем, делающий ее работу неэффективной. Например, арбитраж организации не работает 3–4 года, поскольку не решен вопрос с судьями. Даже одна из стран — основательниц ВТО, Соединенные Штаты, критикует организацию. Во времена президента Дональда Трампа это имело алармистский характер. Администрация действующего президента Джо Байдена в этом отношении более сдержанна.
Однако и она реабилитировать организацию, делать ее более представительной площадкой, а не инструментом продвижения западного капитала в развивающиеся страны не желает и не стремится.
Вступление в ВТО будет выгодно лишь небольшой торгово-посреднической, компрадорской по своей сути прослойке бизнеса, который получает прибыли не от производства, а от перепродажи зарубежных товаров в Узбекистане.
Выгоды для производителей, аграриев и рядовых потребителей от вступления Узбекистана в ВТО, напротив, более чем сомнительны.
Беседовала Дарья Матяшева
* — запрещенная в России террористическая организация
ИАЦ МГУ. 27.09.2023
