Почему Индия не станет союзником США
Андрей Кортунов, к.и.н., генеральный директор и член Президиума РСМД, член РСМД
В России вот уже несколько лет растет обеспокоенность с связи с продолжающимся все более отчетливым креном внешней политики Индии в сторону Соединенных Штатов. Индикаторов происходящего поворота можно отметить немало — от растущей активности некогда эфемерного четырехстороннего партнерства Quad (США, Индия, Япония, Австралия) до все более заметного места американских поставщиков в индийских закупках вооружений. Причины сближения Нью-Дели с Вашингтоном многообразны, но главная из них очевидна — это растущие опасения Индии в отношении неуклонного экономического и военного подъема соседнего Китая.
Если полвека назад Индия еще могла ставить перед собой задачу балансировать Китай в одиночку, то сегодня экономический и военно-стратегический разрыв между двумя великими державами Азии возрос настолько, что добиться такого баланса в обозримом будущем уже невозможно даже теоретически. Индийской стороне требуется мощный внешний балансир, способный хотя бы частично компенсировать относительную слабость Нью-Дели в двусторонних отношениях с Пекином.
При других обстоятельствах роль такого балансира мола бы сыграть Россия. Но сегодня у политиков в Нью-Дели нет былых надежд на своих партнеров в Москве. Хотя в России по-прежнему подчеркивают значение привилегированного сотрудничества с Индией, а в недавно принятой Стратегии национальной безопасности Российской Федерации Индия была поставлена на один уровень с Китаем, геополитические и экономические реальности, к сожалению, говорят о несколько иной динамике в треугольнике «Москва — Пекин — Нью-Дели». Какое измерение двусторонних отношений ни возьми — будь то общий объем торговли, число и масштабы совместных военных учений или количество встреч на высшем уровне — везде в нынешней внешнеполитической повестке дня России Китай существенно опережает Индию. Хотя в двусторонних индийско-китайских спорах Москва традиционно занимает позицию нейтралитета, сам этот нейтралитет в условиях существующего углубляющегося двустороннего дисбаланса играет скорее в пользу Пекина, чем в пользу Нью-Дели.
Основываясь на этой динамике, многие российские и зарубежные эксперты приходят к выводу о том, что в условиях дальнейшего продвижения международной системы к новой американо-китайской биполярности руководство Индии не будет располагать реалистическими альтернативами еще большему сближению с Вашингтоном, в то время как Россия окажется вынужденной все больше сдвигаться в сторону Пекина. Считается, что такое движение в итоге имеет перспективы завершиться — пусть даже и не в самом близком будущем — созданием формальных российско-китайского и индийско-американского военно-политических союзов или же формированием на базе Quad многостороннего союза по типу недавно появившегося AUKUS (Австралия, Великобритания, Соединенные Штаты).
По мнению пессимистов, взгляды Москвы и Нью-Дели на будущее международной политики все более расходятся, а двусторонние «привилегированные» отношения сохраняются преимущественно в силу инерции, накопленной за десятилетия стратегического партнёрства. Если это так, то рано или поздно мы увидим завершение истории российско-индийского партнерства, по крайней мере — в том формате, в котором мы к нему привыкли еще с советских времен.
Конечно, отрицать произошедшие за последние два десятилетия существенные сдвиги в индийской внешней политике невозможно. Однако, очевидно и то, сближение Нью-Дели с Вашингтоном имеет свои пределы. Как представляется, существует по меньшей мере пять факторов, препятствующих формированию полноценного американо-индийского военно-политического альянса. Их совокупное влияние ставит под вопрос возможность создания такого альянса на протяжении не только ближайших лет, но и ближайших десятилетий. Более того, эти факторы создают вполне конкретные ограничители для развития индийско-американского сотрудничества даже в его нынешнем формате. В этом смысле проведение прямых параллелей между индийско-американскими и российско-китайскими отношениями выглядит не вполне корректным: вторая пара отношений свободна от некоторых ограничений, присущих первой паре. Попытаемся кратно охарактеризовать эти ограничения.
Индия не готова быть младшим партнером Америки
Прежде всего, у Соединенных Штатов нет практического опыта создания действительно равноправных военно-политических союзов с другими странами и управления такими союзами. Традиционно после Второй мировой войны в любых двусторонних и многосторонних конструкциях США играли ведущую роль, а все остальные — довольствовались ролью младших партнеров, следующих в фарватере внешнеполитического курса Вашингтона. Такая роль едва ли устроит политическую элиту Индии, имеющую собственные внешнеполитические амбиции и весьма дорожающую индийским суверенитетом и независимостью. А готовность Соединенных Штатов изменить своим старым привычкам и пойти на «союз равных» с Индией вызывает очень большие сомнения. Если такая готовность когда-либо и проявится, то очень нескоро, поскольку потребует фундаментальных изменений в воззрениях американской элиты на место и роль США в системе мировой политики.
Поэтому, в частности, трудно предположить, что Quad будет когда-либо в состоянии перерасти в полноценный военно-политический союз по типу AUKUS, где безусловное лидерство Вашингтона не оспаривается двумя другими участниками. Отдельные форматы взаимодействия четырех держав — например, совместные военно-морские маневры или совместные дипломатические демарши, будут продолжаться и расширяться, но пределы дельнейшей институционализации Quad, на наш взгляд, уже обозначились. Не случайно, некоторые влиятельные индийские аналитики предлагают усилить акцент на новые сферы возможного сотрудничества членов Quad, не имеющие четко выраженной антикитайской направленности — такие как инновационные технологии, искусственный интеллект, изменение климата, противодействие эпидемии COVID-19, управление глобальным Интернетом и другие.
Подобное расширение повестки дня «четверки» не только придало бы дополнительную устойчивость многостороннему сотрудничеству, но способствовало бы расширению этого сотрудничества за счет подключения к нему государств Юго-Восточной Азии (т.н. Quad+), заинтересованных в таком взаимодействии с Quad, но не готовых ставить под угрозу свои нынешние партнерские отношения с Пекином. Судя по всему, примерно такую же позицию руководство Индии намерено занимать в отношении формата Quad-2 — наметившегося многостороннего взаимодействия в Западной Азии между Соединенными Штатами, Индией, Израилем и ОАЭ. Ясно, что руководство Индии намерено активно использовать многосторонние форматы для расширения своего присутствия как на восточном, так и на западном направлениях, но будет воздерживаться от взятия на себя жестких союзнических обязательств, связывающих свободу рук Нью-Дели или ограничивающих индийский суверенитет.
Разумеется, у Москвы и Пекина также есть проблема с отсутствием исторического опыта выстраивания равноправных военно-политических союзов, и это обстоятельство является одним из немаловажных препятствий для создания формального союза России и Китая. Однако стоит заметить, что существующие сегодня асимметрии в российско-китайских отношениях все же не столь очевидны, как асимметрии в индийско-американских отношениях. Кроме того, Москва и Пекин на протяжении последних двадцати лет последовательно стремились в максимальной степени учитывать позиции другой стороны и оперативно реагировать на потенциальные конфликты интересов. Поэтому можно предположить, что российско-китайское взаимодействие на данный момент имеет в целом более значительную стратегическую глубину и устойчивость, чем индийско-американское партнерство (особенно, с учетом высокого уровня неопределенности и непредсказуемости, характерных для нынешней внешней политики США).
Между Нью-Дели и Вашингтоном остается разрыв в ценностях
Премьер-министр Индии Нарендра Моди во многих отношениях был очень близок к бывшему президенту США Дональду Трампу, причем эта близость включала и личную симпатию двух лидеров, и схожие взгляды на природу мировой политики. Индийский лидер даже позволил себе высказываться в поддержку Дональда Трампа в ходе президентской избирательной кампании 2020 г. Судя по всему, подобной близости с Джо Байденом или Камалой Харрис (несмотря на индийское происхождение матери последней) у Моди так и не возникло и уже едва ли возникнет.
В настоящее время Нью-Дели и Вашингтон расходятся по многим принципиальным вопросам демократии и прав человека. Конечно, в США никто из ответственных политиков не готов отказать Индии в статусе «самой большой демократии в мире». Но политика поощрения индийского национализма и попытки ограничить права мусульманского сообщества вызывают резкое неприятие у администрации Джо Байдена. В Вашингтоне также не поддерживают решения Индии об изменении статуса Кашмира. Наверное, нельзя считать случайностью то обстоятельство, что в Вашингтоне никогда серьезно не ставили вопрос о вхождении Индии в «Группу семи», представляющую «зрелые» западные демократии.
У Соединенных Штатов и Индии не совпадают и подходы к климатической повестке дня. Сегодня Индия находится на третьем месте в мире по углеводородным выбросам — после США и Китая. Однако, если говорить о выбросах на душу населения, то здесь Индия (1,58 т) существенно уступает не только США (15,5 т) и Китаю (6,9 т), но и таким странам как Россия (10,19 т), Германия (8,93 т), Япония (8,99 т), Канада (15,32 т), Австралия (15,83 т), Южная Корея (11,58 т). Вашингтон подталкивает Нью-Дели к принятию обязательств по выходу на углеродную нейтральность к 2050 г., в то время как Индия призывает развитые страны к более радикальному сокращению выбросов с тем, чтобы перераспределить глобальную структуру выбросов в пользу развивающихся экономик. Поскольку в обозримой перспективе Индия будет продолжать быстро наращивать углеродные выбросы, сохранение напряженности в этом вопросе между Индией и США представляется практически неизбежным.
В индийском обществе также сохраняется определенное недоверие к Соединенным Штатам, связанное со сложной историей двусторонних отношений. Это недоверие подпитывается не всегда достаточно деликатными действиями США в регионе. Например, решение о поспешном выводе американских войск из Афганистана было принято без каких бы то ни было консультаций с индийскими партнерами и поставило последних в трудное положение. Нередко вызывают раздражение маневры американских военных кораблей вблизи индийского побережья, которые не всегда предваряются соответствующими согласованиями с индийской стороной. Влияние проамериканских группировок в кругах индийских интеллектуалов, равно как и влияние многочисленной и успешной индийской диаспоры в США на отношения между двумя странами нельзя недооценивать, но и переоценивать это влияние тоже не стоит (отметим, что в индийской диаспоре в США очень популярны критические оценки внутриполитического курса премьер-министра Н. Моди).
В российско-китайском сотрудничестве подобной проблемы разрыва в ценностях не возникает. Хотя Россия позиционирует себя в качестве демократического государства с рыночной экономикой, а Китай остается социалистической страной с руководящей ролью Коммунистической партии, в последние годы в политическом развитии двух стран идут очевидные процессы конвергенции. Москва и Пекин с пониманием относятся к мерам, осуществляемым другой стороной в целях защиты своего суверенитета и традиционных ценностей. Политические лидеры России и Китая едины в своем стремлении решительно противостоять тому, что они воспринимают как информационную войну, ведущуюся Западом против их стран.
Индия не хочет терять традиционных партнеров
Индия не готова и в обозримой перспективе не будет готова жертвовать партнерскими отношениями с важными для Нью-Дели странами, которые Соединенные Штаты рассматривают в качестве своих геополитических противников. В первую очередь, это относится к России, но также и к Ирану. Москва традиционно имела ключевое значение для Индии в военно-технической сфере, а Тегеран — в энергетике. Если в отношении российско-индийского военно-технического сотрудничества Вашингтон был вынужден проявить известную гибкость, то жесткие санкции США в отношении иранского нефтегазового сектора не только нанесли существенный ущерб отдельным индийским компаниям, но и породили препятствия для проведения многовекторной индийской внешней политики. Представляется очевидным, что Индия не захочет солидаризироваться с Соединенными Штатами в их подходах к Тегерану и Москве и постарается не следовать американскими санкциями там, где это только возможно.
Участие Индии в форматах Quad или Quad-2 не означает, что Индия начнет снижать уровень своей вовлеченности в такие устоявшиеся структуры как БРИКС или ШОС, хотя трудно себе представить, что именно Нью-Дели окажется основным драйвером развития этих организаций. Можно предположить, что индийская дипломатия постарается балансировать эти два направления, а также дополнять их созданием новых многосторонних конструкций в Южной Азии и на Ближнем Востоке для работы над конкретными проблемами этих двух регионов. Решение Нью-Дели пока воздержаться от участия в соглашении о Всеобъемлющем региональном экономическом партнёрстве (ВРЭП), включающему страны — члены АСЕАН, Китай, Японию, Южную Корею, Австралию и Новую Зеландию, едва ли позволяет сделать вывод о том, что в этом важном для Индии вопросе поставлена окончательная точка.
Пессимисты утверждают, что значение России как одного из основных внешнеполитических партнеров Индии с течением времени снижается. Данная точка зрения разделяется далеко не всеми как в Москве, так и в Нью-Дели. Но даже если предположить, что это действительно так, то не стоит забывать о значительной инерции сотрудничества, накопленной за семь десятилетий успешного взаимодействия Москвы и Дели. Это особенно относится к сфере военно-технического сотрудничества, в котором Россия по-прежнему остается главным индийским партнером.
Для России, как и для Индии, очень важно не растерять своих традиционных партнеров в Азии в процессе развития сотрудничества с Китаем. Но есть все основания полагать, что в этом вопросе Москве будет легче договориться с Пекином, чем Нью-Дели — найти понимание в Вашингтоне. Хотя бы по той причине, что Пекин гораздо менее широко использует практику односторонних экономических санкций, чем Вашингтон, а санкции, применяемые Пекином, не носят эксплицитно экстра-территориального характера, подобного американским санкциям. Тем не менее поиск и сохранение оптимальных балансов между разнообразными векторами своих двусторонних отношений остается важной и до конца не решенной задачей внешней политики России в Евразии.
Надежность гарантий безопасности со стороны США не очевидна
В последнее время и, особенно, после вывода американских войск из Афганистана, в Азии в целом и в Индии в частности, растут сомнения в надежности гарантий безопасности, которые Вашингтон готов предоставить своим союзникам и партнёрам. Есть небезосновательные основания полагать, что в случае серьезного кризиса Соединенные Штаты не будут готовы прийти на выручку своим друзьям — особенно, если это будет сопряжено со значительными рисками и вероятными издержками для самих США.
Не очевидно, что даже в случае повышения уровня американо-индийских отношений до уровня союзнических, Вашингтон будет готов оказать прямую военную поддержку Нью-Дели при очередной эскалации индийско-китайского пограничного конфликта. Еще менее вероятным представляется сценарий, при котором США решительно и однозначно поддержат Индию в случае военного противостояния последней с Пакистаном. В качестве примера американской «сдержанности» можно сослаться на очень осторожную реакцию Вашингтона на острый кризис между Россией и Турцией, возникший в ноябре 2015 г. после того, как турецкие ВВС сбили российский бомбардировщик над сирийско-турецкой границей.
Между тем, если Пекину все-таки удастся тем или иным образом решить проблему «воссоединения Тайваня» на приемлемых для себя условиях, то у Китая появятся дополнительные возможности усилить давление на Индию как непосредственно по линии китайско-индийского противостояния на востоке, так и на «пакистанском фронте» на западе. Сложившийся баланс сил в американо-китайском противостоянии в Восточной Азии с течением времени меняется не в пользу Вашингтона, и «окончательное решение» тайваньского вопроса, когда и если оно произойдет, еще больше подорвет убедительность американских гарантий безопасности в зоне Индийского и Тихого океанов. Таким образом, вступая в союзнические отношения с Вашингтоном на данном историческим этапе, Индия была бы вынужденной поступиться частью своей независимости, не получая взамен адекватной компенсации.
В этом плане важно отметить, что концепция «Ино-Пацифики», которая в России обычно связывается со стремлением Соединенных Штатов сохранить свои позиции стратегического гегемона в акваториях Тихого и Индийского океанов перед лицом растущей мощи Китая, воспринимается в Индии несколько по-иному — а именно, как возможность расширить индийское политическое и экономическое присутствие к востоку от Малаккского пролива. В этом представлении центральное место создаваемого мегарегиона отводится не Соединенным Штатам, а странам АСЕАН. Понятно, что развитие сотрудничества Индии с многочисленными партнерами в АТР — от Японии и Южной Кореи на севере до Австралии и Новой Зеландии на юге — будет продолжаться независимо от динамики и исхода американо-китайского противостояния. Это сотрудничество имеет свою логику и свою динамику развития, не зависящую от внешних факторов.
В отличие от Нью-Дели, Москва не нуждается во внешних гарантах своей безопасности, поскольку она в состоянии без чьей-либо помощи поддерживать стратегический паритет с Соединенными Штатами, равно как и с любым другим потенциальным противником. Поэтому вопрос о надежности китайских гарантий безопасности в российско-китайских отношениях не стоит в принципе, что, безусловно, ставит Москву в предпочтительное положение в отношениях с Китаем по сравнению с положением Нью-Дели в отношениях с Соединенными Штатами.
Китай как партнер не менее важен для Индии, чем Америка
Американо-китайское экономическое противостояние и усиление государственного контроля над китайской экономикой создают дополнительные ситуативные возможности для индийского бизнеса. Но при всем значении индийско-американских торгово-экономических отношений для Дели, назвать их безоблачными также никак нельзя. Есть много проблем, связанных с относительной закрытостью индийской экономики, которые поднимала еще администрация Дональда Трампа, и которые сохраняются в повестке дня администрации Джо Байдена. У Индии есть свои претензии к США в торгово-инвестиционной сфере, а в некоторых важных для Индии сферах Нью-Дели предпочитает искать договоренности с Европейским союзом, а не с Соединенными Штатами. Индийские авторы в связи с этим отмечают, что нынешняя американская стратегия в отношении Нью-Дели не предусматривает никаких работающих альтернатив индийско-китайского экономическому сотрудничеству и не предполагает сколько-нибудь значительных программ содействия США модернизации индийской экономики. Американо-индийские отношения еще при президенте Дональде Трампе предполагалось «вывести на самоокупаемость», и эта общая установка не изменилась при администрации Джо Байдена.
С другой стороны, товарооборот между Индией и Китаем быстро растет, равно как и китайские инвестиции в Индии. Конечно, Индия ограничивает доступ китайских компаний к чувствительным секторам своей экономики (например, к новому поколению телекоммуникационных сетей), но в целом объем экономических китайско-индийских экономических связей вполне сопоставим с объемом индийско-американских связей. Так, в 2020 г. Индия экспортировала в США товаров на 49 млрд долл. (17,9% всего экспорта), а в Китай — на 19 млрд долл. (6,89%). Но импорт из Китая в этом году составил 58 млрд долл. (15,9%), в то время как импорт из США был на уровне 26 млрд долл. (7,23% всего импорта Индии). Экономики Индии и Китая во многих отношениях органично дополняют друг друга, а потому процессы экономического сближения двух великих азиатских держав продолжаются, несмотря на политическую напряженность между Нью-Дели и Пекином.
Индия вынуждена так или иначе взаимодействовать с Китаем в странах «общего соседства». Хотя такое взаимодействие и носит преимущественно характер соперничества, в нем присутствуют и элементы сотрудничества. Разумеется, индийское руководство не могут не беспокоить масштабные программы военной помощи, которую Китай оказывает соседним Мьянме и Бангладеш, равно как и все более заметное китайское присутствие на Мальдивах, в Шри-Ланке и Непале. Но это та евразийская реальность, с которой так или иначе приходится считаться. Соединенные Штаты уже не в состоянии заменить Китай в качестве главного экономического игрока в Южной и Юго-Восточной Азии и не в силах обратить вспять расширение китайского военно-технического сотрудничества со многими странам этих регионов. Поэтому Индии неизбежно придется учитывать фактор китайского присутствия в этих важнейших для Нью-Дели регионах Азии.
Полное урегулирование индийско-китайских пограничных споров в обозримом будущем представляется маловероятным. Однако нельзя исключать возможности стабилизации ситуации, снижения напряженности и реализации целого комплекса мир укрепления доверия в военной области. Если это произойдет, то существующие сегодня стимулы для дальнейшего углубления индийско-американского военного сотрудничества будут неизбежно снижаться. Более комплексная разрядка или перезагрузка индийско-китайских отношений, которую нельзя полностью исключить, запустила бы процессы воссоединения евразийского континента, которые имели бы своим неизбежным следствием радикальное снижение роли США как внешнего арбитра и балансира в евразийских делах.
Для России экономическое значение ее главного стратегического оппонента — Соединенных Штатов существенно меньше, чем экономическое значение Китая для Индии. Объем российско-американской торговли никогда не составлял значительной доли в российском внешнеторговом обороте, а основным источником прямых иностранных инвестиций, новых технологий и управленческих практик всегда был Европейский союз, а не США. Поэтому по эффективности потенциального использования экономических рычагов в отношении своего экзистенциального оппонента Пекин должен существенно превосходить Вашингтон. При этом подчеркнем еще раз — Китай в целом более сдержанно походит к использованию односторонних санкций в своей внешней политике, чем Соединенные Штаты (хотя, как показывает, например, отказ Пекина от закупок австралийского угля, этот инструмент все же присутствует в китайском внешнеполитическом арсенале). Отметим при этом, что Москва вынуждена считаться со значительным влиянием Вашингтона в соседних странах (Украина, Грузия) подобно тому, как Индия вынуждена считаться с позициями Пекина в государствах Южной Азии (Шри-Ланка, Мьянма).
Что это значит для России?
Все вышеизложенное подводит к выводу о том, что в ближайшие годы Индии придется проводить серьезную инвентаризацию своих внешнеполитических приоритетов и пересматривать отношения с региональными и глобальными партнерами и соперниками, сложившиеся на протяжении последних двух десятилетий и даже в более ранний период. Такая инвентаризация будет определяться в первую очередь динамикой американо-китайского противостояния, а также эволюцией китайской политики в отношении Индии. С другой стороны, на внешнеполитическую стратегию Нью-Дели растущее воздействие будут оказывать внутриполитические процессы в самой Индии, в особенности — формирование новой государственной идеологии страны при премьер-министре Нарендре Моди.
Что это все значит для России? Прежде всего, нашей стране не стоит паниковать по поводу расширения индийско-американского сотрудничества в различных областях. Такое сотрудничество пока не создает непосредственных угроз для Москвы, являясь в гораздо большей степени вызовом для Пекина. В США пока в целом с пониманием относятся к российско-индийскому военно-техническому взаимодействию, рассматривая это взаимодействие как одну из форм балансирования преобладающей китайской мощи в Азии. Конечно, конкуренция на приоритетных для России индийских рынках — и не только на рынке военной техники — будет и дальше обостряться, и к такому обострению нужно готовиться.
Меняющиеся правила геополитической игры в мире и происходящая диверсификация внешнеполитических приоритетов Нью-Дели делают еще более актуальным поиск новых измерений российско-индийского партнерства. Эксперты уже долгое время подчеркивают, что нынешняя база этих отношений остается слишком узкой для создания прочной ткани социального взаимодействия двух стран. Биотехнологии, новая энергетика, цифровая экономика, высшее образование, транспортная логистика и туризм — вот далеко не полный перечень новых возможностей, требующих детальной проработки.
Геополитически Москва и Дели могли бы помогать друг другу: Дели — в треугольнике «Индия — США — Россия» (став проводником для Москвы в так или иначе формирующееся индо-тихоокеанское пространство), Москва — в треугольнике «Россия — Китай — Индия» (содействуя включению двух стран в многосторонние проекты безопасности и развития в Евразии). Сползание международной системы к формату жесткой биполярности не отвечает стратегическим интересам ни Москвы, ни Нью-Дели; эта угроза объективно подталкивает их к более активному взаимодействию друг с другом. При демонстрации должной политической воли, терпения и эмпатии с обеих сторон, российско-индийское партнерство могло бы стать одной из несущих конструкций в будущем континентальном и мировом порядке.
РСМД. 09.11.2021
