Кризис в Афганистане: проблемы безопасности России и стран Центральной Азии

Андрей Казанцев, д.полит.н., главный научный сотрудник, директор Центра исследований проблем Центральной Азии и Афганистана ИМИ МГИМО МИД России, эксперт РСМД

---

Спустя более 40 лет непрерывных боевых действий, из которых четверть пришлась на советскую войну в ДРА, четверть — на гражданские войны между победившими моджахедами, а потом ими же и талибами[1], и половина — на американское и натовское военное присутствие, Афганистан напоминает разворошенное осиное гнездо.

В Индии эту страну часто называют «сердцем Азии» — в ней сошлись узлы очень многих региональных и глобальных вопросов. Все это может породить многочисленные проблемы безопасности для России, а также для тех стран постсоветской Центральной Азии, безопасность которых Москва гарантирует в рамках ОДКБ (это Таджикистан, Киргизия и Казахстан) или тесных двусторонних отношений (Узбекистан и Туркменистан). В начале июля 2021 г. таджикские власти официально обратились к ОДКБ за помощью для охраны границы с Афганистаном.

Можно перечислить три главных эпизода недавней истории Вооруженных сил России, которые связаны с Афганистаном:

1. Хорошо известный опыт советско-афганской войны (1979–1989 гг.).
2. Разведение сторон в 1990-е г. в ходе гражданской войны в Таджикистане, а затем участие российских пограничников в столкновениях на афгано-таджикской границе. Наиболее драматичным эпизодом той войны было уничтожение боевиками 25 российских пограничников 13 июля 1993 г. на 12 заставе Московского пограничного отряда. В том бою одним из командиров террористов был будущий лидер чеченских боевиков Хаттаб.
3. Принятие участия России в «Баткенской войне» в Киргизии в 1999 г. в рамках договора о коллективной безопасности СНГ. В ходе той минивойны представители связанной с Аль-Каидой террористической группировки Исламское движение Узбекистана[2], пытаясь ворваться в страну происхождения после организованных в Ташкенте мощных терактов, завязли в Баткенской области Киргизии.

К этому можно добавить тесные связи наиболее радикального крыла северокавказских боевиков с Талибаном через Аль-Каиду[3]. Последняя активно участвовала в двух чеченских войнах. Подрывники, осуществлявшие многие из прогремевших в России терактов, были обучены инструкторами, присланными Аль-Каидой из Афганистана. Ключевым лицом, осуществлявшим связи между Афганистаном и Чечней, был упоминавшийся ранее известный полевой командир, основной союзник Шамиля Басаева, Амир ибн аль-Хаттаб, воевавший ранее с СССР в Афганистане (1987–1992 гг.), затем перенесший свой «джихад» в Таджикистан (1993 г.) и в Чечню              (1994–1995 гг.).

Кроме того, на наших глазах образуется новая связка между воевавшими против России в Сирии боевиками (прежде всего, из числа выходцев с постсоветского пространства) и Афганистаном через территориальное подразделение ИГИЛ в Афганистане «Исламское государство Хорасан» («ИГИЛ-Хорасан»), а также через этнические экстремистские группировки, связанные с Аль-Каидой.

Рост угроз на афганском и центральноазиатском направлении неизбежно воспринимается в России в контексте всех перечисленных событий.

Взаимосвязь угроз со стороны международного терроризма в Центральной Азии, Афганистане и на Ближнем Востоке

Усиливающаяся в связи с выводом американских войск и ожесточением гражданской войны нестабильность в Афганистане создает серьезные проблемы безопасности странам Центральной Азии.

Даже если принять за истину многочисленные заявления представителей Талибана о том, что он не будет нападать на страны Центральной Азии (последнее было озвучено представителями этой организации 8 июля    2021 г. в Москве), то это не отменяет угрозу, связанную с многочисленными этническими экстремистскими группировками выходцев с постсоветского пространства, которые сейчас базируются на севере Афганистана, близко к границам стран Центральной Азии. Недавнее наступление Талибана, и его выход на границы государств региона только усугубили эту проблему. Более того, оно неизбежно, так как северный Афганистан — это исторические земли Бухарского эмирата, населенные теми же самыми таджиками, узбеками, туркменами и киргизами, что живут и по другую сторону бывшей советской границы. Втягивание региональных игроков в афганский конфликт уже происходит.

8 июля 2021 г. в Москве представители Талибана заявили о контроле 90% границ Афганистана, а также 85% его территории (хотя контроль над многими районами и административными центрами провинций оспаривается). По данным ГКНБ Таджикистана, талибы взяли под свой контроль более 70% таджико-афганской границы, протяженность которой — 1430 км. Более 2 тыс. афганских военнослужащих под натиском Талибана отступили на таджикскую территорию. Около 1500 жителей афганского Бадахшана также бежали от талибов в Таджикистан, включая не только этнических таджиков, но и киргизов. Под влиянием этих событий 5 июля президент Таджикистана Рахмон на заседании Совета безопасности страны приказал мобилизовать 20 тыс. военнослужащих резерва для укрепления границы с Афганистаном. Таджикистан готовится принять тысячи афганских беженцев. Министр обороны Сергей Шойгу заявил о готовности России оказать военную помощь Таджикистану в случае возникновения угроз из Афганистана.

Опасность для России усиливается в связи с тем, что разгромленные в Сирии и Ираке террористические группировки (в частности, ИГИЛ) проявляют интерес к перебазированию в Афганистан и Центральную Азию (наряду с Африкой). Как отметил С. Шойгу: «Мы, конечно, очень надеемся, что в Афганистане будет достигнут какой-то консенсус и межнациональное примирение. Но при этом мы видим, насколько активно перемещаются, передвигаются туда из разных регионов, в том числе из Сирии, Ливии, игиловские подразделения».

При этом существует проблема «террористической эмиграции» боевиков центральноазиатского происхождения, которые могут либо вернуться с Ближнего Востока домой (создав там угрозу терактов), либо поехать воевать в соседний Афганистан. Боевики Центральной Азии создают угрозу терактов не только в регионе, но и в глобальном масштабе. Только в 2017 г. ими были совершены четыре крупных теракта в США, Турции, Швеции и России. Поэтому наша страна, как и все международное сообщество, заинтересована в том, чтобы не допустить укоренения террористических группировок в Центральной Азии и Афганистане.

Согласно докладу The Soufan Center, общее количество боевиков из ЦА, которые уехали в Сирию и Ирак, превышает    5 тыс. человек. Если их разбить по странам происхождения, то получается следующая картина: Казахстан — более 500 человек (11,90%), Киргизии — более 500 человек (11,90%), Таджикистан — 1300 человек (30,95%), Туркменистан — более 400 человек (9,52%), Узбекистан — более 1500 человек (35,71%). Центральноазиатские боевики вместе с северокавказскими из России и уйгурскими из Китая воевали на Ближнем Востоке за ИГИЛ[4]. Также выходцы из Центральной Азии поддерживали ряд других более мелких террористических ближневосточных группировок, которые запрещены в России — «Джамаат Имам Бухари», «Джейш-аль-Мухаджирин», «Джамаат Сайфулла Шишани», «Таухид валь-Джихад» и т.д.

Представляет угрозу активность трансграничных криминальных группировок, а также борьба за контроль над потоками контрабанды, особенно, наркопотоками по «Северному маршруту» из Афганистана через Центральную Азию в Россию и далее в Восточную и Северную Европу. Последнее особенно важно в связи с тем, что террористическая деятельность финансируется в том числе за счет наркодоходов[5].

Дополнительно к перечисленным проблемам можно добавить следующие факторы, которые усиливают угрозу для России на афганско-центральноазиатском направлении:

• Широкая исламистская пропаганда в Центральной Азии с использованием новейших средств коммуникации.
• Сложившийся в регионе после распада СССР кризис идентичности. Известный киргизский теолог Кадыр Маликов отмечает: «Причиной этого кризиса стало разочарование в светских институтах власти и в традиционном духовенстве. Традиционное духовенство не может адекватно отвечать на современные политические вопросы, оно ограничено исключительно исполнением обрядов. На вопросы, связанные с политикой, джихадом, они не могут отвечать, в этих областях они некомпетентны. Вдобавок к этому всему можно упомянуть высокий уровень коррупции, в особенности в правоохранительных органах, несправедливость суда, общую слабость государства, существующие социальные проблемы. Это все накладывает определенный отпечаток. В этом отношении в Центральной Азии складываются все условия для радикализации».
• Существует «группа риска» для исламистской вербовки, к которой относятся гастарбайтеры, миллионами отправляющиеся из стран Центральной Азии на заработки в Россию. Эти люди особенно подвержены джихадистской пропаганде.
• Ряд факторов заставляет отнести некоторые из стран региона к «хрупким» государствам (fragile states). «Хрупкость» государств (см., например, «The Fragile States Index») создает потенциал образования «несостоявшихся государств» (failed states).
• Очевидна связь очень высокой коррупции в регионе с наркоторговлей по северному маршруту транспортировки наркотиков из Афганистана в Россию. Причем коррупция светских институтов в регионе является основной мишенью исламистской пропаганды.
• Распространение бедности, аграрного перенаселения при дефиците воды и плодородной земли, деградации созданных в советское время систем социального обеспечения, образования и медицины. Плотность населения в Ферганской долине является одной из самых высоких в мире. За последние 10 лет демографический рост здесь показал 32%. Сегодня в долине популярны учения салафизма и ваххабизма, активно работают иностранные проповедники и вербовщики.
• Наличие серьезных межгосударственных конфликтов, особенно в Ферганской долине, к числу которых можно отнести обострившиеся весной 2021 г. противоречия между Таджикистаном и Киргизией, приведшие к масштабным военным столкновениям.
• Уход в подполье и дальнейшая радикализация в ряде случаев становится единственным средством выживания для сторонников политического ислама. В Киргизии власти разрешают функционировать запрещенной во многих странах СНГ пакистанской исламистской организации «Таблиги Джамаат».
• «Коронакризис» обострил проблемы неэффективного правления в ряде стран региона.

Деятельность ИГИЛ и Аль-Каиды в Афганистане и их угроза Центральной Азии

Угроза для постсоветских стран Центральной Азии обычно связывается с деятельностью двух наиболее зловещих террористических группировок, носящих глобальный характер — ИГИЛ и Аль-Каидой. В связи с этим рассмотрим появление ИГИЛ в Афганистане и активизацию Аль-Каиды, причем, с точки зрения вопроса о ситуации конкретно на севере Афганистана и на границах стран Центральной Азии.

Появление отдельных небольших групп, являющихся сторонниками ИГИЛ, началось на пакистанской и афганской территории осенью 2014 г. Первыми носителями экстремистской идеологии в Афганистане были, возможно, иностранные боевики из числа пакистанцев, арабов, чеченцев и других выходцев из российского Северного Кавказа, представителей Центральной Азии (узбеков, таджиков, киргизов) и Китая (уйгуров). На следующем этапе важную роль в становлении ИГИЛ в Афганистане и Пакистане сыграли группы, отколовшиеся от пакистанского Талибана.

Массовому проникновению связанных с ИГИЛ боевиков в Афганистан и смене ориентации части пакистанских талибов способствовало проведение масштабной операции пакистанской армии «Зарб-е-Азб», в результате которой большое количество представителей пакистанского Талибана и других террористических групп было вытеснено из пакистанских Вазиристана и Белуджистана на территорию Афганистана. Вытесненные в Афганистан группы пакистанских талибов стали в больших количествах приносить присягу на верность главе ИГИЛ Абу Бакру аль-Багдади. Как отмечается в докладе российских и таджикских экспертов: «В Афганистане часто можно услышать и прочитать, что весной-летом 2014 г. между пакистанской разведкой (ISI) и представителями ЦРУ, а затем между ISI и руководством афганских и пакистанских талибов было заключено секретное соглашение о передислокации боевиков. В рамках этого соглашения «выдавливаемым» с территории Пакистана вооруженным группам якобы оставляют коридор для отхода в Афганистан; их даже стимулируют переходить в северо-восточные, северные и западные провинции страны»[6].

В целом ИГИЛ за очень короткий период сумел утвердиться в Афганистане и превратиться в одного из важных местных игроков. Согласно оценке представителя МИД Афганистана доктора Мирваиза Балха[7], ИГИЛ-Хорасан отличается от других террористических структур, включая движение «Талибан» и Аль-Каиду, следующими характеристиками: оно более воинственно; лучше умеет обеспечивать экономическую самостоятельность; вербует преимущественно образованную молодежь; более прагматично в целом ряде вопросов; создает более эффективные и децентрализованные террористические сети; более активно использует Интернет.

Одновременно с вытеснением боевиков в Афганистан из северного Пакистана зимой-весной 2015 г. были проложены логистические коридоры для снабжения этих групп. Представители афганских силовых структур убеждены в причастности пакистанской Межведомственной разведки (ISI) как в появлении боевиков ИГИЛ в Афганистане, так и в их поддержке. Согласно заявлению заместителя главы нижней палаты парламента Афганистана А. Кадира, переброска боевиков осуществлялась таинственными вертолётами без опознавательных знаков. В январе 2016 г. в одном из районов восточной афганской провинции Газни, находящемся под контролем боевиков, совершили посадку 4 неопознанных вертолета. Летом 2021 г. С.Шойгу заявил о «довольно серьезной организованности передвижений ИГИЛ».

Важным зафиксированным аспектом проникновения боевиков ИГИЛ в Афганистан стало усиленное финансирование с Ближнего Востока. Спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, в частности, заявлял, что ИГИЛ получает до 70% средств для своей деятельности из-за рубежа, а доходы от деятельности в Афганистане (в том числе связанной с наркоторговлей) покрывают около 30% затрат. Многие афганские наблюдатели говорят об очень хорошем снабжении ИГИЛ. Например, первый заместитель спикера нижней палаты афганского парламента Абдул Захир Кадир выражал обеспокоенность в связи с высоким уровнем оснащения боевиков ИГИЛ в провинции Нангархар. По его словам, им недоставало только танков и вертолетов, а все остальное у них было.

Процесс проникновения ИГИЛ в Афганистан был неслучайным и нестихийным, его поддерживают серьезные региональные и, возможно, глобальные силы. Поэтому игнорировать фактор ИГИЛ-Хорасан как ключевую угрозу региональной безопасности невозможно. По этому поводу в самом регионе, а также на Востоке и Западе существуют многочисленные теории заговора, в анализ которых я сейчас вдаваться не буду, так как это потребовало бы отдельного исследования.

Переход из Талибана в ряды ИГИЛ был особенно характерен для ряда групп иностранных боевиков, в том числе, связанных с постсоветскими странами. Считавшаяся частью Аль-Каиды «Исламское движение Узбекистана» в августе 2015 г. распространило видеоролик, в котором некоторые его представители сообщили о своем вхождении в ИГИЛ. Важную роль в просачивании этой террористической организации в провинцию Кундуз сыграл переход под знамена ИГИЛ части группировки «Джундулла» (изначально эта группировка финансировалась из Саудовской Аравии и располагалась на пакистанской территории). Сообщения конца 2015 г. из провинции Баглан (уезд Борка) также говорят о появлении там боевиков ИГИЛ, и там также важную роль в этом процессе сыграли боевики «Джундуллы».

Интерес ИГИЛ к северу Афганистана афганские власти связывали и с операцией российских ВКС в Сирии. В октябре 2016 г. первый вице-президент Афганистана Абдул Рашид Дустум со ссылкой на отчеты спецслужб предупредил о планах ИГИЛ к весне 2017 г. перебросить на север Афганистана тысячи боевиков из Ирака и Сирии. По его словам, речь идет в основном о выходцах из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии и Северного Кавказа[8]. Большую роль в проникновении ИГИЛ на севере, как и на востоке Афганистана, играют иностранные боевики. В частности, в провинции Кундуз, по мнению губернатора Мохаммада Омара Сафи, заметны боевики из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Турции и Северного Кавказа.

В настоящее время наблюдается рост интереса ИГИЛ к Афганистану и Центральной Азии в связи с поражением ИГИЛ в Сирии и Ираке. По сути, в связи с ростом нестабильности в Афганистане у ИГИЛ появился шанс получить новую территориальную базу, потерянную на Ближнем Востоке.

Как отмечал спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, в нескольких северных афганских провинциях созданы центры подготовки боевиков, связанные с различными международными террористическими группировками. Последние аффилированы с талибами, ИГИЛ, Аль-Каидой, различными этническими группировками (выходцы из стран Центральной Азии, уйгуры, кавказцы, арабы).

Тенденция к усилению хаоса даже на ранее благополучном севере Афганистана подтверждается тем, что имеются сообщения о периодической смене разными антиправительственными отрядами белых флагов талибов на черные флаги ИГИЛ, и наоборот. При этом смена флага зависит от разных конъюнктурных факторов, в частности, от притока денег внешних спонсоров или других краткосрочных политических интересов.

Наряду с ИГИЛ не менее серьезную угрозу для постсоветского пространства представляют различные этнические группировки, связанные с Аль-Каидой. Скопление последних также наблюдается в Северном Афганистане. В этом контексте стоит отметить, что афганские власти и представители международной коалиции заявляли об активизации Аль-Каиды в стране уже в 2015–2016 гг., что подтверждалось российскими и центральноазиатскими экспертами. В настоящее время также поступают многочисленные сообщения об участии боевиков Аль-Каиды в боях с правительственными войсками, в том числе на севере Афганистана. При этом Талибан так официально и не объявил о разрыве отношений с Аль-Каидой, а сами представители последней в Афганистане неоднократно присягали на верность лидерам Талибана.

Будут ли талибы противостоять ИГИЛ и Аль-Каиде?

Ключевой вопрос, связанный с проблемами обеспечения безопасности стран постсоветской Центральной Азии заключается в том, будут ли талибы взаимодействовать с ИГИЛ, Аль-Каидой и связанными с ними многочисленными этническими группировками, включающими выходцев из постсоветского пространства? Талибы неоднократно заявляли о том, что они противостоят ИГИЛ и о том, что они не будут нападать на страны Центральной Азии, повторив этот тезис на пресс-конференции в Москве 8 июля. Напоминаем, что этот тезис не относится к Аль-Каиде и этническим постсоветским группировкам.

В случае, если Талибан действительно сможет и захочет эффективно противостоять ИГИЛ, то это уже может стать одним из весьма позитивных для России аспектов решения афганской проблемы. На это, в частности, указал спецпредставитель по Афганистану Замир Кабулов.

Будущее Афганистана сложно предсказать. Поэтому я могу лишь привести тезисы экспертных дискуссий, связанные с противостоянием или, напротив, сотрудничеством Талибана и ИГИЛ.

Одновременно с появлением вытесненных из Пакистана боевиков в Афганистане пошла пропагандистская кампания ИГИЛ, в ходе которой афганских талибов стали уговаривать присягнуть на верность ИГИЛ. «Халиф» ИГИЛ Абубакр Багдади 25 января 2015 г. назвал лидера талибов муллу Омара «безграмотным и непросвещённым боевиком». Затем было объявлено о создании провинции ИГИЛ «Хорасан», которая включает территории Афганистана, Пакистана, части Индии и Ирана, государства постсоветской Центральной Азии и китайский Синьцзян.

После появления ИГИЛ-Хорасан начался переход ряда талибских отрядов на его сторону. Наряду с притоком средств с Ближнего Востока и поддержкой ИГИЛ через логистические каналы из Северного Пакистана этому способствовали конфликты между различными отрядами талибов из-за контроля над доходами от плантаций мака и лабораторий по производству героина. Важную роль в переходе в ИГИЛ играли также террор и запугивание бывших талибов.

В настоящий момент в экспертной среде во всем мире идет дискуссия о фундаментальных факторах, препятствующих или, напротив, благоприятствующих переходу в ряды ИГИЛ бывших талибов.

С одной стороны, большинство экспертов отмечает наличие существенных идеологических различий между талибами и ИГИЛ, а также в связи с этим чуждость игиловской идеологии как Афганистану в целом, так и его пуштунскому населению в частности. Талибы — последователи ханафитского толка ислама, который относится к числу довольно умеренных в плане допущения народных традиций. Более того, для талибов наряду с исламом ключевую роль в их идеологии играет традиционный пуштунский кодекс чести (Пуштунвали).

ИГИЛ относится к числу наиболее непримиримых салафитов, отвергающих все народные традиции и обычаи во имя «чистого» ислама. Политические разногласия ИГИЛ и талибов также велики. Цели талибов в целом не выходят за рамки Афганистана. Это, по сути, пуштунское националистическое движение (будь то афганские или пакистанские талибы). Задача талибов — создание пуштунского исламского эмирата, изгнание иностранцев, установление господства пуштунов над непуштунскими территориями в Афганистане. ИГИЛ является наиболее радикальным направлением джихадизма и салафизма, и его цель — создание глобального исламского халифата, для чего необходима непримиримая борьба как с внешними неверными, так и с внутренними «еретиками». Более того, суть идеологии ИГИЛ — это ожидание скорого «конца света», что в свете данной перспективы делает задачи талибов по национальному строительству вообще бессмысленными.

Однако означает ли это, что взаимодействие талибов и ИГИЛ совсем невозможно? Оказывается, что при более внимательном анализе между их идеологиями и политическими целями найдется очень много опосредованных звеньев. Поэтому кажущийся на первый взгляд невозможным альянс отдельных групп внутри движения «Талибан» и ИГИЛ на деле весьма вероятен.

Во-первых, талибы, также как Аль-Каида и ИГИЛ, в период своего правления боролись с «неисламскими» народными традициями и памятниками культуры. В частности, можно напомнить о масштабном разрушении исторических памятников, особенно статуй Будды в провинции Бамиан.

Во-вторых, как талибы, так и такфиритские салафитские группировки, никогда не стеснялись прибегать к массовому террору против своих противников внутри ислама. В частности, особо жестокими были действия против афганских шиитов-хазарейцев, а также некоторых других представителей непуштунских меньшинств. Проникновение ИГИЛ в Афганистан, в частности, связано в том числе и с активным проведением терактов против шиитов (особенно связанных с Ираном хазарейцев).

В-третьих, сейчас разворачивается процесс «афганизации» и «пуштунизации» ИГИЛ в Афганистане. В руководстве «провинции Хорасан» важную роль играют не арабы, а пуштуны (прежде всего пакистанские). В таком уже «пуштунизированном» виде идеология и практики ИГИЛ оказываются намного приемлемее для афганских пуштунов.

В-четвертых, уже имел место давний процесс взаимодействия и взаимовлияния предшественников движения «Талибан» и ИГИЛ, эти две структуры исторически тесно связаны. Речь идет о многочисленных тренировочных лагерях, организованных Бен Ладеном в Пакистане еще в эпоху войны против СССР. Позже на основе этих лагерей в арабском мире возникла «Аль-Каида», из которой выделилось в Ираке ИГИЛ). В Афганистане же сходные лагеря стали предшественниками образования талибского движения уже в 1990-е гг. Причем и Аль-Каида, и движение «Талибан» были изначально тесно связаны с пакистанской Межведомственной разведкой и спонсорами из числа радикальных арабских исламских фондов. Многие из элементов идеологии ИГИЛ разделяет и Аль-Каида (как известно, исторически ИГИЛ именно от Аль-Каиды и «отпочковалось»). Вместе с тем Аль-Каида вполне успешно взаимодействует с талибами.

В-пятых, тезис о том, что талибы хотят ограничиться только Афганистаном и пуштунскими территориями Пакистана, достаточно спорен. В краткосрочной перспективе на большее у Талибана просто не хватало сил, однако планы экспансии (по крайней мере косвенно — через помощь Аль-Каиде) у него все-таки имелись[9]. Формально талибы заявляют о том, что они не будут вести борьбу против расположенных в Центральной Азии режимов (такое заявление повторно было сделано в ходе визита представителей Талибана в Москву летом 2021 г.). И, действительно, прямых вторжений талибов в Центральную Азию не было в 1990-е гг., когда они вышли к границам бывших советских республик. Однако движение «Талибан», в том числе через Аль-Каиду, всегда активно поддерживало ИДУ и другие центральноазиатские экстремистские группировки, сохраняя с ними все эти годы союзнические отношения. А они, в свою очередь, организовывали вторжения и теракты в Центральной Азии (в частности, стоит вспомнить о терактах в Ташкенте и «Баткенской войне» в Киргизии в 1999 г.).

В-шестых, у ИГИЛ (как и ранее у «Аль-Каиды») есть даже определенные преимущества перед талибами на севере Афганистана и в Центральной Азии. Эта террористическая организация имеет возможность апеллировать отнюдь не только к пуштунам и поэтому может привлечь в свои ряды представителей непуштунских этнических групп Афганистана, а также многочисленных международных террористов, приезжающих в эту страну (особенно после вытеснения их с северных районов Пакистана). Поэтому на севере ИГИЛ превращается для талибов в ценного союзника, и не случайно конфликт этих двух организаций касается только востока страны.

В-седьмых, уже сейчас есть подозрения относительно того, что талибы и ИГИЛ борются между собой за контроль над наркопотоками только в одном очень ограниченном ареале — на востоке Афганистана (на чисто пуштунских территориях). На непуштунском севере никакого противостояния между ними не наблюдается, скорее, обе организации там противостоят правительственным войскам и остаткам Северного альянса. По этому вопросу солидарно большинство российских экспертов. По сути, этот факт признал в сентябре 2015 г. даже главнокомандующий Объединенных вооруженных сил НАТО в Европе Филипп Бридлав. В ходе мультимедийного круглого стола в Кабуле он отметил: «Афганские талибы, не разделяющие идеологию ИГИЛ, противодействуют росту влияния этой группировки. Тем не менее есть такие районы, где две террористические организации предпочитают не вступать в конфронтацию, и это необходимо учитывать в будущем».

В конечном итоге как ИГИЛ, так и талибы снабжаются через одни и те же логистические коридоры, проложенные через территорию Пакистана, и в целом эти коридоры находятся, скорее, в руках талибов, чем ИГИЛ. Таким образом, появление отряда ИГИЛ в любом районе Афганистана, в особенности столь далеко от Пакистана, означает, что игиловцы как минимум договорились с талибами о пропуске своих караванов с оружием по контролируемой ими территории. Это дает основания для многочисленных ходящих по Афганистану слухов о сговоре ИГИЛ и талибов.

Если брать ситуацию в динамике, то существование ИГИЛ и Аль-Каиды дает дополнительный стимул для радикализации талибов. Если руководство движения «Талибан» пойдет на мир с правительством, то процесс перехода наиболее радикальной его части (прежде всего молодежи) в состав ИГИЛ может принять лавинообразный характер.

Последний довод королей

Что Россия может и должна делать для борьбы с угрозой нестабильности на афганско-центральноазиатском направлении?

В свое время кардинал и премьер-министр Франции Ришелье приказал выбить на французских пушках слова «Ultima ratio regis» (перевод с фр. —«Последний довод королей»). Смысл этого выражения был в том, что сначала следует предпринимать все усилия дипломатического характера для недопущения конфликта, а затем, если это не удается, то последний довод — это оружие.

Как недавно отметил, в своем выступлении на брифинге в РИА-Новости спецпредставитель президента РФ по Афганистану Замир Кабулов, угроза для России из Афганистана реализуется только в том случае, если ничего не делать для противостояния ей.

Рациональный анализ российской позиции по Афганистану может выявить два уровня усилий по нейтрализации угрозы.

Первый — это усилия МИД России по разрешению сложного комплекса глобальных и региональных узлов, завязавшихся вокруг Афганистана, для того чтобы усиливающийся вокруг этой страны конфликт не коснулся России. Это чрезвычайно сложная задача, требующая мудрости и гибкости. Вкратце охарактеризую сложность задач, с которыми сталкивается российская дипломатия. Афганистан оказался в центре глобальных разногласий между 1) США и Россией, а также 2) Китаем и США. На региональном уровне вокруг этой страны имеет место 1) конфликт Индии и Пакистана; 2) частично Индии и Китая (как ключевого союзника Пакистана); 3) Ирана и монархий Персидского залива, шиитов и суннитов на Большом Ближнем Востоке; 4) противоречия между пуштунами и национальными меньшинствами Афганистана, где ключевую роль играют таджики, а также проблема разделенного между Афганистаном и Пакистаном пуштунского народа.

Противоречия между США, с одной стороны, а также Россией и Китаем — с другой (особенно после того, как Москва и Пекин заключили соглашение о сопряжении китайской Инициативы пояса и пути и ЕАЭС, что особенно важно для Центральной Азии) хорошо всем известны. Менее известны региональные узлы противоречий, чреватые большой войной «всех со всеми» по образцу Сирии или Ливии.

Например, при помощи Ирана афганские шииты-хазарейцы создали весьма боеспособное ополчение «Фатимиюн». Оно закалено в боях (в частности, в Сирии) и может быть задействовано против талибов в связи с тем, что у хазарейцев остались очень тяжелые воспоминания о терроре против шиитов, которыми сопровождалось недолгое правление Талибана. Да и в ходе войны с американцами талибы (это вопрос дискуссионный, так как сами талибы говорят, скорее, об ИГИЛ в этом контексте) зачастую организовывали теракты против шиитов, как в Афганистане, так и в Пакистане. Таким образом, суннитско-шиитский конфликт с Ближнего Востока может (в том числе, благодаря финансовым ресурсам, постоянно притекающим в Афганистан из стран Персидского залива) легко распространиться и на эту страну.

Пакистан и Афганистан — это две страны, разделенные условной «линией Дюрана», проведенной еще британскими колониальными властями. Причем большая часть пуштунов (титульного этноса Афганистана) проживает в Пакистане. Поэтому Исламабад заинтересован в таком правительстве в Кабуле, которое не будет поднимать вопрос о независимости Пуштунистана. В свою очередь Индия будет до конца поддерживать любое правительство Афганистана, которое будет проводить независимую линию по отношению к Пакистану. Пакистанская межведомственная разведка (ISI) — это особый игрок, и разные его ветви связаны с такими разнообразными силами, как Китай, США и страны Персидского залива (где многие пакистанские военные «подрабатывают» в местных армиях)[10]. Отсюда возникает тенденция афганских политических сил в любых проблемах своей страны винить именно пакистанскую разведку.

Афганистан разлагают проблемы межэтнического противостояния по линии пуштуны — национальные меньшинства. В случае дальнейшей дестабилизации обстановки вполне возможно возникновение нового противостояния по линии Талибан — возобновленный Северный альянс. При этом разные силы обратятся к разным игрокам за помощью. Скажем, пуштуны — к Пакистану, возможно также, к Китаю, США или странам Персидского залива; хазарейцы — к Ирану; таджики — к Таджикистану, России, возможно, к Индии; узбеки — к Узбекистану, Турции и России. Все это уже было в 1990-е гг. в период гражданской войны между пуштунскими и таджикскими моджахедами, а потом между Талибаном и Северным Альянсом.

Второе направление афганской политики РФ — это усилия по линии российского министерства обороны и ОДКБ, направленные на укрепление обороны центральноазиатских стран, безопасность которых гарантирует Россия. Это формирование некоего внешнего «защитного вала», который может предохранить нашу страну в случае резкого обострения ситуации в Афганистане. С учетом всех сложностей дипломатического урегулирования это направление очень важно.

В рамках ОДКБ Россия поставляет оружие Таджикистану и Киргизии, как по субсидируемым ценам, так и вовсе бесплатно. Также осуществляется льготное обучение военнослужащих стран ОДКБ. Российские военные базы расположены в Таджикистане (201 база, бывшая 201 дивизия) и Киргизии (авиабаза в Канте), есть и другие военные объекты в странах ОДКБ. ОДКБ регулярно проводит учения, направленные на борьбу с возможными прорывами боевиков через границу (Рубеж) и с наркотрафиком в Россию, который может использоваться в том числе для финансирования боевиков (Канал).

В последнее время происходит сближение позиций России и Узбекистана. В частности, военные России, Таджикистана и Узбекистана с 5 по 10 августа 2021 г. проводят совместные учения на полигоне Харб-Майдон, который расположен в 20 км от таджикско-афганской границы.

Важно отметить, что Россия, помогая странам Центральной Азии в обеспечении их безопасности, способствует и обеспечению безопасности Европы. Уже сейчас афганцы находятся среди трех основных групп беженцев в Германии (наряду с сирийцами и иракцами). Пока волны беженцев из Афганистана не затрагивают северное (российское) направление. Однако в случае масштабной дестабилизации на границах Афганистана и Центральной Азии это может произойти (как это было в 1990-е гг., когда в Россию бежали сначала сторонники НДПА из Афганистана, а затем беженцы от таджикской гражданской войны). Таджикистан к этой новой волне беженцев уже готовится, а США даже специально запрашивали страны Центральной Азии о возможности направления части беженцев. В этом случае, скорее всего, эта новая волна беженцев захлестнет и Европу.

____________________

[1]. «Талибан» — запрещенная в России террористическая группировка.

[2]. Террористическая группировка «Исламское движение Узбекистана» запрещена на территории РФ.

[3]. «Аль-Каида» — террористическая организация, запрещенная в России.

[4]. Среди особо отличившихся военачальников ИГИЛ был полугрузин-получеченец Абу Омар аш-Шишани и таджик, бывший полковник ОМОН Гулмурод Халимов.

[5]. См. Казанцев А.А. Сценарии и тенденции эволюции ситуации в центральноазиатском регионе коллективной безопасности ОДКБ после 2014 года. Аналитические доклады ИМИ МГИМО. Выпуск 2 (37) Июль 2013.

[6]. Искандаров А., Искандаров К., Сафранчук И. Новый этап кризиса в Афганистане и безопасность Таджикистана. Доклад международного дискуссионного клуба «Валдай», Москва, Август 2016. с.3. С.4-5.

[7]. Доклад о ситуации в Афганистане, прочитан в ICWA, Нью-Дели, 2016.

[8]. Сообщение газеты Хаште-собх, 16 октября 2016, Кабул.

[9]. См. подробнее: Можда. В. Афганистан и пять лет правления талибов. Тегеран, 2003.

[10]. Казанцев А. А. Международные сети джихадизма: Центральная Азия, Кавказ, Ближний Восток и Афганистан. М.: МГИМО-Университет, 2019.

РСМД. 10.08.2021