Партнерские отрешения

Дмитрий Суслов, замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ

Отношения России и Евросоюза находятся не просто в кризисе, а в системном тупике, выход из которого требует коренных изменений. Надежды и ожидания, на которых строилась заинтересованность России и ЕС в партнерских отношениях, решительно не оправдались, причем с обеих сторон. Продвигаемые Москвой и Брюсселем модели взаимодействий друг с другом категорически неприемлемы для второй стороны. При этом каждая исходит из того, что именно «партнер» в конце концов пойдет на уступки.

Модель отношений, которую продвигает Брюссель, заключается в «европеизации» России — ее трансформации на основе ценностей, стандартов и законодательства Евросоюза, интеграции с ним в качестве ассоциированного партнера (без перспективы членства) и превращения в конечном итоге в периферию ЕС. По этому пути сегодня идут Украина, Грузия или Молдавия.

Рассматривать РФ в качестве равноправного партнера, самостоятельного центра силы и лидера собственного полюса экономической интеграции Евросоюз не готов. Со времен расширения в 2004 и 2007 годах его политика на географическом пространстве Европы основывается на принципе концентрических кругов, в соответствии с которым только ЕС — единственный центр интеграции, а все остальные подстраиваются под него и становятся его ближней или дальней периферией.

Поэтому Брюссель по-прежнему пытается указывать Москве, что ей делать в ее внутренней политике, а отказ от «европейского пути» и стремление укреплять собственный проект экономической интеграции воспринимает как проявление враждебности.

Для России такой подход стал неприемлем еще в середине 2000-х, когда «момент однополярности» завершился и она стала позиционировать себя как независимый центр силы.

Российская модель желательных отношений с ЕС — это равноправное партнерство двух независимых центров многополярного мира, а также сотрудничество и сочетание двух интеграционных проектов — ЕС и ЕАЭС. Но это неприемлемо для Евросоюза, который до сих пор рассматривает членов ЕАЭС, существующего с 2015 года, потенциальными участниками собственного интеграционного пространства.

Во многом стремление России к эксклюзивному партнерству с ЕС основывалось на ожидании его превращения в независимый от США центр принятия решений. Такой Евросоюз, считали в Москве, будет непременно стремиться к партнерству с Россией, и они вместе сформируют подлинно европейскую и неделимую систему безопасности в «Большой Европе».

Ничего подобного не произошло. ЕС не только не стал независимым от США игроком в вопросах безопасности, но по мере глобального перераспределения сил в пользу незападных держав стремится теснее сплотиться с Вашингтоном. Разговоры о «стратегической автономии» Евросоюза так и остались разговорами, а с приходом администрации Байдена и вовсе сошли на нет.

Уже в середине 2000-х — сразу после его большого расширения 2004-м — отношения России и ЕС пришли в фундаментальный кризис. К тому же вступление в Евросоюз Польши и стран Балтии привнесло в него мощную антироссийскую компоненту. Тогда эти отношения стали характеризоваться острым соперничеством на пространстве бывшего СССР, что в свою очередь спровоцировало политизацию энергетических отношений, а также стагнацию позитивной повестки и отсутствие поступательного развития вперед.

Украинский кризис 2014-го окончательно разрушил как первоначальную модель «европеизации» России, так и их позитивную повестку отношений, которая предыдущие 10 лет сохранялась по инерции. Брюссель заморозил всю многоуровневую архитектуру диалога с Москвой, ввел санкции и усилил борьбу с РФ на постсоветском пространстве. Двустороннее взаимодействие стало носить спорадический характер, а стороны начали воспринимать друг друга не просто как геополитических соперников, а как противников, угрозу безопасности.

В конце 2020–начале 2021 годов отношения обострились еще больше. Совпали три фактора. Во-первых, ЕС оказал прямую поддержку Алексею Навальному, грубо вмешавшись во внутреннюю политику РФ. Во-вторых, ЕС поддержал попытку госпереворота в Белоруссии, стремясь устроить Москве «вторую Украину». В-третьих, приход к власти в США администрации Байдена привел к быстрому возрождению и консолидации коллективного Запада на антироссийской и антикитайской основе.

В результате произошло не только усиление взаимного отчуждения. Отношения РФ и ЕС стали подлинно конфронтационными. Наглядная иллюстрация этого — война вакцин от коронавируса, когда не только русофобское меньшинство в Евросоюзе, но даже менее враждебно настроенные страны и политики называют «Спутник V» «гибридным оружием», а руководство европейских институтов всячески замедляет его регистрацию и использование в ЕС.

Ответом на все это, видимо, станут еще большая минимизация взаимодействия России с институтами Евросоюза и еще больший перенос центра тяжести отношений на двусторонний уровень со странами ЕС.

В долгосрочной перспективе через эту отчужденность, скорее всего, и пролегает путь к выходу из системного тупика. Поскольку в его основе несовместимость подходов к созданию «Большой Европы», он будет преодолен тогда, когда стороны откажутся от стремления сформировать друг с другом какую-либо общность и начнут воспринимать себя как просто соседей, без претензий на некую особость отношений. В этом смысле привыкание к тому, что Москва и Брюссель все больше принадлежат к разным сообществам, прощание с идеей «Большой Европы» окажет исцеляющий эффект.

Но и в краткосрочной перспективе у России есть вопросы, разговор по которым как с отдельными странами Евросоюза, так и с ЕС в целом отвечает ее долгосрочным интересам. На первое место здесь выходят проблемы экологии и климата, играющие в последнее время все более важную роль в международной повестке.

Нынешняя политика ЕС — «Европейский зеленый курс» — носит дискриминационный, несправедливый и неэффективный в части борьбы с изменением климата характер. Она перекладывает всю вину за выбросы CO2 на производителей «грязной» продукции, игнорируя как то, что не меньшую ответственность за выбросы несут ее потребители, проживающие прежде всего в развитых странах Запада, так и то, что значительно дешевле и эффективнее сокращать эти выбросы в развивающихся странах. Планируемые Евросоюзом «углеродные таможенные пошлины» — не что иное, как попытка повысить конкурентоспособность своих производителей, несущих большие расходы на внедрение еще более жестких экологических стандартов, за счет искусственного удорожания продукции других стран, которые аналогичные стандарты у себя внедрить не готовы.

В интересах России не дожидаться реализации этой политики, чреватой новой торговой войной, а предложить странам ЕС более справедливый и эффективный с точки зрения снижения выбросов CO2 подход, в соответствии с которым вложения в «чистые» производства в развивающихся странах дают гораздо большее по объему снижение выбросов, чем в развитых. Подобное сотрудничество, если оно состоится, может стать на ближайшие годы по сути единственной позитивной повесткой двусторонних отношений России и ЕС.

Разумеется, этот подход должен быть частью общей новой повестки в области защиты природы, которую России следует сформулировать и продвигать совместно с партнерами по БРИКС и ШОС. Учитывая масштаб экологических проблем в мире и в самой РФ, риски, связанные с изменением климата, а также колоссальное природное богатство страны, повышение приоритетности вопросов экологии принесут России немалые внешнеполитические и экономические выгоды. В чем эта повестка может заключаться, подробно написано в докладе НИУ ВШЭ «Поворот к природе: новая экологическая политика России в условиях «зеленой» трансформации мировой экономики и политики», который будет представлен 12 апреля.

Известия. 12.04.2021