Когда союз Китая и России станет выгоден их противникам?
Журнал «Россия в глобальной политике» продолжает серию публикаций под рубрикой «Руководство к действию». В этой рубрике видные ученые-международники рассматривают текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. У каждого своя линза и свой угол зрения. А нашим читателям мы предоставляем возможность выбирать, чья теория убедительнее интерпретирует события современной политики. В этот четверг – «Уголок реалиста» с научным руководителем Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ «Высшая школа экономики», программным директором Международного дискуссионного клуба «Валдай» Тимофеем Бордачевым.
Возрастающая координация внешнеполитических стратегий Китая и России является естественной реакцией двух держав на давление, которое оказывают на них страны Запада. Помимо того, что Москва и Пекин действительно придерживаются общих взглядов на важнейшие вопросы международного порядка, многие из стоящих перед ними практических задач могут быть эффективнее решены сложением их усилий.
Однако не менее существенно то, чтобы настолько важные с точки зрения безопасности каждой из этих стран отношения оставались стабильными в будущем по мере формирования нового глобального баланса сил. Для этого необходимо уже сейчас представлять себе, какие проблемы может принести реальная многополярность – наиболее желательное сейчас для Китая и России состояние международной политики.
Реалистская теория международных отношений считает, что каждое государство рассматривает сохранение и наращивание собственных силовых возможностей важнейшей целью внешней политики, доминирующей над всеми другими соображениями. Однако именно эти индивидуальные устремления формируют тот нестабильный, постоянно меняющийся и, конечно, никогда не идеальный баланс сил, при котором каждая держава испытывает недовольство своим положением, но никто не остаётся возмущённым им настолько, что готов развязать всеобщую войну.
Международная политика – не голливудское кино, где может быть Элизиум и все остальные. Попытка добиться абсолютных выгод (со стороны одного государства) неизбежно ведет к сопротивлению остальных. Поэтому задача внешней политики любой державы может заключаться не в достижении гегемонии, а в построении такого баланса сил, который будет на определённом этапе обеспечивать ей большие относительные выгоды. Стремление США к мировому господству в последние тридцать лет, оставлявшее пространство получения выгод другими участниками международных отношений, сталкивалось с прямым или тайным противодействием всех значимых игроков. Россия и, несколько позже, Китай выступали против Соединённых Штатов напрямую, Европа – через попытки нарастить свои автономные силовые возможности в мировой экономике.
В результате так и не состоялся либеральный мировой порядок, при котором одной державе отводилась лидирующая роль, а выгоды остальных предполагались настолько значительными, что заставляли бы их мириться с несправедливостью международной политики.
И если не получилось создать такой порядок при помощи институтов и с опорой на экономические возможности глобализации, то уж совершенно точно этого не добиться силовым путем.
К чему может привести сопротивление необратимым изменениям в международной системе со стороны США и их союзников, помноженное на рост китайско-российского взаимодействия? Конечно, возможна всеобщая военная катастрофа, вероятность которой всегда является одним из сценариев. Но если смотреть на вещи более оптимистично, постепенно возникнет новый международный порядок, обеспечивающий баланс сил между ведущими державами, которые в отдельных случаях смогут ограниченно использовать институты, возникшие в предыдущую эпоху.
В действительности этот сценарий, наиболее желательный на первый взгляд сейчас, может поставить китайско-российские отношения перед новыми проблемами. Принято считать, что чем больше Соединенные Штаты давят на Москву и Пекин, тем больше они сближаются, и это является неразумной стратегией, поскольку в интересах США было бы перетягивать одного из этих противников на свою сторону, либо добиваться его нейтралитета. А качестве идеального решения наблюдатели рассуждают о политике Генри Киссинджера, обсуждая ее большую или меньшую вероятность. Но та политика проводилась в принципиально других исторических условиях, и было бы странно рассчитывать на ее воспроизводство теперь, когда Россию и Китай уже не разделяет соперничество в рамках коммунистического движения, между ними нет неурегулированных территориальных проблем и отсутствуют противоречия, связанные с желанием СССР сделать Китай инструментом в борьбе против Америки.
Именно на эти обстоятельства указывают те, кто говорит о невозможности применения опыта начала 1970-х гг. в современных условиях. Более того, препятствия были достаточно очевидны уже в середине 2010-х гг., когда на заре президентства Дональда Трампа в Вашингтоне любили порассуждать о возможности оторвать Москву и Пекин друг от друга. Тем самым невозможность «соблазнить» одну из этих держав и неизбежность китайско-российского сближения становится аргументом, оправдывающим нынешнее поведение США и, в меньшей степени, Европы.
Однако, с точки зрения реализма, такие действия не нуждаются в оправдании. И чем более тесным станет фактический союз России и КНР в ближайшие годы, тем более фундаментальными окажутся вопросы, на которые им будет нужно искать ответ послезавтра. Поэтому вне зависимости от того, руководствуются ли США, толкающие Москву и Пекин в объятия друг друга, стратегическими соображениями или подчиняются их отсутствию, современный Киссинджер такую политику должен бы приветствовать.
Среда, в которой будут складываться отношения Москвы и Пекина, меняется. До сих пор внешняя политика России и Китая была основана на философии институционального взаимодействия государств и центральной роли международного права. И то, и другое будет либо полностью уничтожено в процессе формирования нового международного порядка, либо сохранится только применительно к техническим вопросам, не имеющим прямого отношения к решению государствами своих приоритетных задач выживания и развития.
Державы больше не смогут прятать свои интересы в тени химеры международного управления или обращаться к институтам, как к посредникам для согласования своих интересов и ценностей.
Для Москвы и Пекина это составит проблему, но вполне решаемую. Несмотря на формальную приверженность многосторонним механизмам, обе столицы уже достаточно успешно развивают взаимодействие на двустороннем уровне в том, что касается их политики в отношении третьих стран. У России и Китая много объективных причин для компромисса – в первую очередь это проблема общего соседства в Евразии. За восемь лет, прошедших с момента начала поворота Китая к Центральной Азии, не возникло ни одного существенного повода для фундаментальных расхождений с интересами России. И нельзя сказать, что деятельность Шанхайской организации сотрудничества стала здесь решающим фактором. Да и в отношении международного права Москва и Пекин не всегда стоят на позициях его абсолютизации и, в принципе, также находят общий язык.
Есть еще одно обстоятельство, которое, как считается, осложняет взаимоотношения. В долгосрочной перспективе китайско-российское сближение может привести к напряжению, поскольку грозит потерей гибкости для внешней политики каждой из этих держав. Но это может быть урегулировано самими державами на основе их исторического опыта двусторонних отношений. Центральное место в этом опыте занимает резкий переход от дружбы к враждебности пятьдесят лет назад и достаточно продолжительный период выхода из возникшей тогда ситуации. Пока мы (с удовлетворением) видим, как китайская и российская дипломатии формируют систему отношений, при которой общность принципов не ограничивает гибкость конкретных решений в области внешней политики и безопасности. Но учитывать вероятность этой проблемы при более тесном союзе все равно необходимо. Тем более что по мере напряжения в отношениях с Западом Китаю и России все равно придется фундаментально корректировать свои интересы в соответствии с интересами партнера.
Нерешаемой в условиях международного порядка, основанного на балансе сил, окажется следующая проблема: сближение России и Китая по большинству вопросов чревато нарастанием антагонизма между ними и остальными великими, средними и даже малыми державами. Присущее реалистской традиции рассмотрение силовой политики как основы взаимодействия между государствами имеет неоспоримое преимущество, потому что позволяет абстрагировать намерения держав и внешнюю реакцию на увеличение их возможностей. Причиной конфликта между ними являются не стремление одной из них (или группы) к тому, чтобы доминировать, а просто сам факт наличия сил для этого.
Поэтому в случае возникновения прочного китайско-российского альянса их противники могут рассчитывать не только на то, что обе державы рано или поздно начнут им тяготиться, а на более долгосрочные выигрыши, связанные с тем, что остальные страны мира станут сдерживать Россию и Китай вне зависимости от того, есть у них намерения добиться гегемонии или нет.
Наиболее подходящий пример здесь – политика Индии, которая совершенно не стремится стать частью порядка во главе с США, но своими действиями уже лишает Москву и Пекин определенных возможностей, а Вашингтону создает тактические преимущества.
В этих условиях Соединенным Штатам не понадобится стремиться к консолидации большинства стран мира вокруг себя – международная система сама позаботится о том, чтобы они могли извлекать достаточные относительные выгоды. Под вопросом остается только их собственная способность к благоразумному поведению и те меры, которые Китай и Россия примут, чтобы его вероятные последствия не оказались для них по-настоящему опасными.
Россия в глобальной политике. 15.04.2021
