Геополитические игры вокруг ЕАЭС
Директор Группы оценки политических рисков Досым Сатпаев рассуждает о перспективах ЕАЭС и выгоде от участия в нем Казахстана.
Недавно председатель меджлиса (парламента) Ирана Мохаммад-Багер Галибаф после своего визита в Россию заявил о том, что его страна рассматривает возможность вступления в Евразийский экономический союз. И это несмотря даже на то, что там уже давно наблюдается кризис доверия.
Иран, Россия, Турция и «Большая Евразия»
Со стороны это выглядит как второй шаг Тегерана в сторону сближения с ЕАЭС после того, как Иран и государства - члены этого регионального объединения в 2018 году подписали соглашение о создании зоны свободной торговли, которое вступило в силу в 2019. В то же время заявление Мохаммада-Багер Галибафа появилось на фоне ухудшения экономической ситуации в Иране, где, как отмечают эксперты, по данным Всемирного банка уже третий год подряд наблюдается рецессия, которую сначала спровоцировали возобновление американских санкций и падение цен на нефть, а затем серьезный удар нанесла эпидемия коронавируса. В таких условиях Тегеран может рассматривать ЕАЭС как один из инструментов стимулирования своей экономики и выхода на новые рынки (пока еще в рамках зоны свободной торговли). Но в таком случае ЕАЭС будет напоминать клуб международных изгоев, где не только Иран, но также Россия падают в яму санкционных войн и долговременной конфронтации с Западом.
Но возникает ощущение, что Тегеран мог сделать такое заявление, адресуя его в первую очередь не членам ЕАЭС, а новой администрации Белого дома, намекая таким образом на необходимость ускорить процесс снятия санкций, которые против Ирана ввел Дональд Трамп. В противном случае, дает понять Тегеран, если Иран загонят в угол, он готов укрепить свой геополитический и экономический альянс с Россией. Это чем-то напоминает аналогичные заявления турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана в 2016 по поводу желания Турции вступить в ШОС после того, как у Анкары испортились отношения с Европейским союзом и США.
Происходящее напоминает геополитические игры со стороны Ирана, который таким образом хочет убить двух зайцев: не только подать сигнал Западу, но также укрепить свои позиции в мусульманском мире, где сейчас идет активная конкуренция за влияние между тремя центрами: Ираном, Саудовской Аравией и Турцией. Расширение своих экономических и политических связей в рамках ЕАЭС Тегеран также может рассматривать как увеличение своего геополитического веса в этой конкуренции.
В то же самое время и для России, которая с самого начала воспринимала ЕАЭС в первую очередь в качестве геополитического проекта по «собиранию земель», Иран может рассматриваться в качестве противовеса усилению влияния Турции на постсоветском пространстве. Тем более что Россия когда-то уже обвиняла Анкару в ее попытках продвинуть идеи пантюркизма в зонах геополитических интересов Москвы. В 2015 министр культуры России Владимир Мединский даже потребовал у глав республик Алтая, Башкортостана, Саха (Якутии), Татарстана, Тывы и Хакасии, чтобы их республики незамедлительно прекратили контакты с Международной организацией тюркской культуры (ТЮРКСОЙ).
Не секрет, что Россия также довольно настороженно восприняла идею Турции по созданию «Великого Турана», который включал бы в себя тюркоязычные государства постсоветского пространства (Азербайджан, Кыргызстан, Казахстан и Узбекистан). А стремительные военные успехи Азербайджана в Нагорном Карабахе при активной военной поддержке Турции еще больше усилили эту настороженность. Сейчас большинство тюркоязычных стран уже являются участниками Совета сотрудничества тюркоязычных государств, у которого есть политический и экономический потенциал. При этом Казахстан и Кыргызстан также являются членами ЕАЭС, а Узбекистан недавно стал наблюдателем в этой организации. Эти государства также входят в ШОС, куда, кстати, в свое время стремился войти Иран, но Пекин без восторга воспринял такую модель количественного расширения своего регионального блока. Хотя позиции России, Китая и Ирана сходятся в том, что их больше устраивает раздробленность тюркоязычного мира, чтобы легче вести переговоры по отдельности с каждым из государств, чем с тюркским региональным блоком, который может бросить им вызов.
Конечно, сейчас это выглядит маловероятно, так как из пяти стран Центральной Азии, как уже было отмечено выше, два государства входят в ЕАЭС, а еще одно является там наблюдателем, но также три государства (Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) являются членами ОДКБ. К тому же, Кыргызстан можно считать одним из самых пророссийски настроенных государств в регионе, который рассматривает Россию в качестве основного стратегического партнера. Но в будущем чаша весов в Центральной Азии может склониться в пользу мусульманского мира, так как рост религиозной самоидентификации у части населения, в том числе молодежи, не только в Казахстане, но и в других странах Центральной Азии, может переформатировать в долгосрочной перспективе геополитическое пространство региона в сторону мусульманского мира.
В свою очередь рост религиозной идентичности практически во всех странах Центральной Азии породит новые вызовы для других геополитических игроков. Например, отношение к Китаю может стать еще более негативным в Центральной Азии по мере продолжения давления на мусульман в СУАР. Аналогичная ситуация может быть с Россией или США, у которых также не очень хорошая репутация в значительной части мусульманского мира. На этом фоне, укрепляя связи с Ираном в рамках ЕАЭС, Россия может рассматривать это как продолжение реализации своей геополитической концепции под названием «Большая Евразия», куда, по мнению некоторых экспертов, Россия хочет запихать ЕАЭС, ОДКБ, Китай, Индию, ШОС и АСЕАН.
Белый слон для Казахстана
Что касается Казахстана, то, по официальным данным, в прошлом году товарооборот с Ираном составил $237 млн, что на 37,2% ниже показателя предыдущего года. При этом экспорт из Казахстана в Иран уменьшился, а иранский импорт, наоборот, увеличился. Хотя для Казахстана также был важен выход к Персидскому заливу, в первую очередь в рамках транспортного сотрудничества с Ираном, тем более что в 2014 был запущен железнодорожный маршрут Казахстан - Туркменистан - Иран (Узень - Берекет - Горган). Поэтому, с одной стороны, создание зоны свободной торговли с Ираном имеет свои плюсы для Казахстана с точки зрения более активного использования этого транспортного узла.
Кроме этого, соглашение о создании зоны свободной торговли между Ираном и ЕАЭС привело к снижению импортных пошлин для сельскохозяйственной продукции, в том числе и для Казахстана, с 32,2% до 13,2%, а по промышленным товарам – с 22,4% до 15,4%. Но вся проблема в том, что если раньше в рамках двусторонних отношений Казахстан еще мог занимать важные позиции в экспорте некоторой своей продукции в Иран, то с появлением соглашения о создании зоны свободной торговли для Казахстана усилится конкуренция за иранский рынок с другими членами ЕАЭС, которые могут экспортировать в страну все то, что когда-то продавал Казахстан, а также и ту продукцию, которую наша республика не производит в значительных объемах и сама импортирует из этих стран.
Ведь с самого начала функционирования ЕАЭС казахстанские власти попали в плен нескольких иллюзий и мифов, которые быстро разбились о суровую реальность. И главная иллюзия заключалась в том, что, войдя в ЕАЭС, республика сразу получит доступ на 170-миллионный рынок, а другие участники ЕАЭС с удовольствием откроют свои рынки для казахстанских товаропроизводителей. Но выяснилось, что продавать мы можем в основном только сырье и продукцию с низкой добавленной стоимостью.
Казахстанский экономический обозреватель Тулеген Аскаров в своей недавней статье «ЕАЭС. Чемодан без ручки» пишет, что Казахстан вступил в ЕАЭС, не подготовив свою национальную экономику с точки зрения как усиления экспортного потенциала, так и развития импортозамещения. В результате Казахстан открыл свой рынок для иностранных товаропроизводителей, импортируя больше из других стран ЕАЭС, чем экспортируя туда свою продукцию. Как отмечает эксперт, «отрицательное сальдо торговли Казахстана с партнерами по ЕАЭС увеличилось на 44,4%, до минус $8 млрд 661,6 млн. (…), а суммарное отрицательное сальдо в торговле с партнерами по этому союзу оценивается сейчас не менее чем в $20 млрд, доставшихся главным образом производителям России и Беларуси вместо того, чтобы поддержать этими огромными средствами отечественный бизнес».
Кстати, в английском языке есть свой вариант «чемодана без ручки», который звучит как white elephant («белый слон»). Это название идет из старой традиции некоторых стран Юго-Восточной Азии, где монархи могли в знак своей милости подарить священного белого слона. Нередко это делалось специально, чтобы разорить знатного человека, который впал в немилость, так как подарить, продать или использовать слона в хозяйстве ему было нельзя, а уход за ним и содержание обходилось в гигантские суммы. Для Казахстана ЕАЭС – тот же «белый слон», который создает ущерб нашим экономическим интересам. И вся абсурдность ситуации заключается в том, что этого «белого слона» мы сами себе выпросили.
Яйца, сваренные вкрутую
Как показали шесть лет существования Евразийского экономического союза, Казахстан больше проиграл, чем выиграл от своего участия в этом региональном объединении, так как проигнорировал старое правило: семь раз отмерь, один раз отрежь. Тот же Европейский союз создавался не сразу, а на основе европейского объединения угля и стали. Никто сразу не прыгал в объятия тесной экономической интеграции по всем направлениям, так как это глупо. Сначала европейское экономическое сотрудничество тестировалось по отдельным направлениям с учетом интересов всех участников этого сотрудничества. То же самое мог бы сделать и Казахстан, не связывая себя сразу многочисленными экономическими обязательствами и не становясь заложником геополитических игр других стран. Ситуацию усугублял национальный экономический эгоизм, а также начавшаяся война санкций между Россией и Западом, что бумерангом ударила по ЕАЭС, усилив взаимное недоверие внутри него.
Еще в 2014, когда в странной спешке шла подготовка к созданию Евразийского экономического союза, в одной из своих статей на Forbes.kz я привел фразу Шарля де Голля о том, что невозможно приготовить омлет из яиц, сваренных вкрутую. И если с Европейским союзом де Голль ошибся, то к созданию ЕАЭС данная фраза подходила лучше всего.
В случае с Евразийским экономическим союзом с самого начала было видно, что все его участники вообще говорили о разных блюдах: Россия, Казахстан и Беларусь изначально ставили разные цели. Для России создание Таможенного союза и его трансформация в ЕАЭС было в первую очередь геополитическим проектом. Это даже признавали некоторые российские эксперты. Например, довольно интересной является фраза директора Института экономики Российской академии наук Руслана Гринберга, когда он в апреле 2014 года во время X конференции по риск-менеджменту в Алматы сказал о том, что Кремль подталкивает интеграцию, так как геополитики здесь больше, чем экономики.
Помнится, в 2014, незадолго до подписания договора о создании Евразийского экономического союза в Астане, некоторые казахстанские чиновники еще раз подтвердили, что в первых вариантах договора о создании ЕАЭС были предложения политического характера, которые казахстанская сторона убедила убрать. В частности, как заявил тогда заместитель министра иностранных дел Казахстана Самат Ордабаев, «мы ушли от политизации Договора… откуда были исключены такие вопросы, как: общее гражданство, внешняя политика, межпарламентское сотрудничество, паспортно-визовая сфера, общая охрана границ, экспортный контроль и т.д., и т.п. Список длинный».
То есть уже по этому списку было видно, что для Москвы ЕАЭС изначально был больше политический союз, чем экономический, который необходим для формирования вокруг России единого политического, оборонного и информационного пространства. Что касается экономического «партнерства», то в условиях войны санкций Россия в рамках своей программы импортозамещения и с участием своего бизнес-лобби, наоборот, начала создавать большое количество разных препятствий в виде нетарифных методов регулирования, новых правил и требований для импортеров из других стран членов ЕАЭС.
Что касается Беларуси, то Минск рассчитывал при создании ЕАЭС получить быстрый доступ к общему рынку газа, нефти и нефтепродуктов. Но этого не произошло, так как создание такого рынка, к неудовольствию Александра Лукашенко, отложили до 1 января 2025 года.
В свою очередь руководство Казахстана подчеркивало, что Евразийский экономический союз является только экономическим проектом, без всяких посягательств на политический суверенитет страны.
Кыргызстан и Армения, которые вступили в ЕАЭС позже, также рассчитывали на экономические выгоды от участия в нем. Хотя количество не перешло в качестве. Уже стали нормой постоянные взаимные перепалки между членами ЕАЭС, которые обвиняют друг друга в нарушении правил функционирования союза, а также в использовании нетарифных методов регулирования и протекционизме. Минск регулярно бросал такие обвинения в адрес России. Кыргызстан считает, что Казахстан создает искусственные препятствия для экспорта кыргызской продукции. В свою очередь, в Армении даже стали звучать призывы исключить Казахстан и Беларусь из ЕАЭС за активное сотрудничество с Азербайджаном.
ЕАЭС. Разбитые иллюзии и ловушка для Казахстана
Кстати, в прошлом году в ходе заседания Высшего Евразийского экономического совета руководство Казахстана наконец-то признало тот факт, что желание защитить своих производителей в отдельных случаях превалирует над целями и задачами интеграции, а решения суда Евразийского экономического союза часто игнорируются государствами - участниками ЕАЭС.
В начале февраля текущего года в Казахстане прошла первая в этом году встреча глав правительств стран Евразийского экономического союза – в 2021 году председателем регионального объединения стала наша республика. И на этой встрече было заявлено, что в 2020 объем внешней торговли стран ЕАЭС упал на 16,5%, а объем внутренней торговли - на 11,5%.
В то же время вице-министр торговли и интеграции Казахстана Жанель Кушукова отметила, что члены Евразийского экономического союза считают друг друга не партнерами, а конкурентами, и это одна из причин низких показателей взаимной торговли внутри союза среди других подобных международных объединений. Так, например, по ее данным, на долю взаимной торговли государств - членов ЕАЭС приходится менее 15% от общей торговли этих государств. В то время как в ЕС на взаимную торговлю приходится 62,5%, в НАФТА – почти 50%, в АСЕАН – чуть больше 45%. Довольно показательным был тезис вице-министра о том, что «оживление казахстанского бизнеса на российском рынке вызывает введение ограничительных мер со стороны партнеров. На сегодня из 63 доказанных барьеров устранено 54, из которых 25 - российских. Несмотря на заявленную отмену всех видов контроля на внутренних границах государств - членов ЕАЭС, фактически контроль смещен вглубь территории. Так, в Российской Федерации осуществляется ветеринарный и санитарный контроль на границе, а силами мобильных групп федеральной таможенной службы, по сути, осуществляется таможенный контроль».
Также было заявлено, что с 1 июля этого года вступают в силу поправки в закон о торговой деятельности. Теперь правительство Казахстана будет иметь право вводить ответные меры в случае выявления барьеров на рынках стран-партнеров.
Но всё это напоминает позднее зажигание в осознании ошибочности другой иллюзии, которая состояла в том, что с самого начала функционирования ЕАЭС казахстанские власти уверовали в мысль, что сам факт участия в этом региональном объединении априори должен повысить конкурентоспособность нашей республики.
Никто из внешних игроков никогда не будет заинтересован в повышении конкурентоспособности Казахстана, который всех устраивает именно в качестве сырьевого придатка. Высокий уровень коррупции, неэффективное вмешательство государства в экономику, раздутый бюрократический аппарат, отсутствие полноценной рыночной экономики и конкуренции, а также отсутствие большого количества сильных товаропроизводителей снижает нашу конкурентоспособность. И если государство имеет много внутренних экономических и политических проблем, которые мешают быть ему конкурентоспособным в рамках глобальной экономики, то и членство в любом региональном объединении будет создавать проблемы.
В качестве подобного примера можно взять Грецию, чье присутствие в ЕС не сделало это государство экономически более качественным. При этом Норвегия, которая не является членом ЕС и которая, кстати, также активно занимается нефтегазовыми разработками, демонстрирует значительные темпы роста ВВП, более высокие стандарты и уровень жизни, чем многие участники Европейского союза.
Казахстан мог бы чувствовать себя более сильным игроком в любом региональном объединении, если бы вошел туда с более сильной инновационной экономикой и конкурентным бизнесом. Но у нас это стали понимать только в последнее время, не прислушавшись к предостережениям со стороны части экспертного сообщества, которые звучали еще во время создания ЕАЭС, когда этот интеграционный проект напоминал поезд, с которого можно было сойти. Сейчас же возникает ощущение, что мы затащили себя в подводную лодку, из которой уже труднее будет выбраться, даже если она утащит нас на дно геополитических амбиций некоторых участников ЕАЭС.
Кстати, на этом фоне более умно поступил соседний Узбекистан, который пока решил не входить в Евразийский экономический союз в качестве полноправного члена, а стал лишь наблюдателем, тем самым сохранив свой экономический суверенитет, более широкое поле для маневра и, самое главное, получив время для поддержки и укрепления позиций собственных товаропроизводителей.
Forbes.kz. 04.03.2021
