Эксперт: в Таджикистане наблюдаются три из пяти признаков транзита власти
«Один из факторов, играющих против Рахмона – это время. Поэтому один из возможных кандидатов на пост главы государства ускоренными темпами проходит курс “молодого президента”», – кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений на постсоветском пространстве Санкт-Петербургского государственного университета Руслан Шамгунов рассказал Ia-centr.ru о возможной передачи власти преемнику Эмомали Рахмона.
– По каким признакам можно определить, что в Таджикистане начался транзит власти?
– Обсуждая политическую ситуацию в Таджикистане, нужно отделять факты от предположений.
Начнем с фактов. Подготовка к транзиту власти в Таджикистане началась более пяти лет назад.
- Пять лет назад, а именно в 2016 году были внесены соответствующие поправки в Конституцию. Теперь, согласно основному закону РТ, на президентский пост может претендовать кандидат не моложе 30 лет (раньше возрастное ограничение составляло от 35 лет – прим. автора). Тогда намерение передать власть ближайшим родственникам действующего президента стало очевидным.
Однако, повторюсь, подготовка к транзиту власти началась задолго до проведения референдума 2016 года. Сейчас по некоторым признакам можно предположить, что этот процесс продолжается.
- Первый признак – амнистия капитала и имущества для легализации денежных средств и других активов. С одной стороны, этот шаг можно рассматривать как попытку президента договориться с действующими элитами. Они, в обмен на обещание главы государства не обращать внимание на легитимность получения доходов, обязуются поддержать преемника Эмомали Рахмона.
Вполне возможно, что амнистия капитала – вынужденный шаг, обусловленный непростым экономическим положением страны. Кредитов Таджикистану практически не дают, положение мигрантов из-за ограничений пандемии остается неопределенным, а деньги нужны. Поэтому президент пытается с помощью механизмов амнистии вернуть капиталы в страну, чтобы продержаться до стабилизации ситуации.
- Гораздо более очевидным признаком грядущего транзита является амнистия для таджикистанцев, обвиненных в экстремизме и терроризме. Если называть вещи своими именами – это помилование для политических противников президента – лидеров и сторонников ПИВТ (Партии исламского возрождения Таджикистана с 2015 года признана экстремистской и запрещена в стране – прим. автора).
Эмомали Рахмон договорился с ними в 1997 году, но как только укрепил свои позиции, то предсказуемо выдавил их с политического поля страны. Сейчас попытка амнистировать ПИВТ выглядит как приглашение к переговорам.
– Что будет предметом торга в предтранзитный период?
– Президент пообещает им свободу и политические перспективы в стране. В обмен он, вероятно, захочет поддержки для своего преемника. Наиболее вероятной кандидатурой на эту роль является Рустам Эмомали – сын действующего главы государства.
Возможно также, что к переговорам со своими политическими противниками Рахмона подтолкнуло нежелание Москвы видеть в качестве возможного преемника Рахмона-младшего. Если принимать на веру информацию о якобы визите таджикской делегации в Россию несколько лет назад с целью получить одобрение кандидатуры Рустама Эмомали.
– Какие еще признаки транзита власти в Таджикистане Вы видите?
– Активизация деятельности возможного преемника в информационном поле как внутри Таджикистана, так и вне его. Эта сфера откровенно провисает, хотя президент на значимых публичных мероприятиях все чаще появляется в сопровождении сына. Рустам Эмомали не слишком активен, и это создает определенные проблемы для популяризации его образа. Сейчас, как мне представляется, он выполняет программу минимум – мелькает перед глазами избирателей, создавая видимость сопричастности с происходящим.
Дополнительным фактором, который играет не в пользу сына президента, является то, что он не замечен в успешных проектах. Он не запомнился сколько-нибудь значимыми инициативами на посту мэра Душанбе, за ним не числятся ощутимые успехи в роли главы таможни, будучи главой Агентства по борьбе с коррупцией он тоже выглядел не слишком убедительно.
Таким образом, сейчас перед Эмомали Рахмоном стоит задача – связать имя сына с каким-нибудь успешным проектом, который реализуется в Таджикистане, либо с серьезными прорывами во внешней политике страны. Пожалуй, это может быть пятым и завершающим признаком транзита власти в Таджикистане.
– Что это может быть?
– Один из вариантов, который часто использовался в мировой практике – «маленькая победоносная война». Но Таджикистан пока не в том состоянии, чтобы начинать воевать и тем более безболезненно выходить из войны.
Еще одним вариантом успешных проектов во внешней политике может стать вхождение страны в ЕАЭС. Если это произойдет в обозримом будущем, хотя я в этом сильно сомневаюсь, и процесс интеграции будет связан с именем преемника – это может обеспечить ему необходимый авторитет среди элит и популярность среди избирателей. Но для этого Рустаму Эмомали необходимо чаще выступать с этой инициативой.
– Что может помешать реализации сценария передачи власти, который вы описали?
– Один из факторов, играющих против Рахмона – это время. Президент не молодеет. Поэтому один из возможных кандидатов на пост главы государства ускоренными темпами проходит курс «молодого президента». Если следовать этой логике, то чем быстрее его преемник примет власть, тем больше у него будет времени на то, чтобы укрепиться в новом статусе. В данном случае механизм укрепления выглядит как работа в тандеме с президентом, который сложит с себя полномочия.
– Кроме сына Рахмона другим возможным преемником называют его дочь Озоду. Насколько этот вариант реален?
– Я не очень верю, что кресло президента в Таджикистане сможет занять Озода. Самый главный аргумент против нее: дочь президента – женщина. Женщина в таджикском обществе – жена, сестра, мать и ее уважают. Но, тем не менее, она всегда будет стоять позади мужчины в центральноазиатской среде, где так сильны традиции.
Если уж Нурсултан Назарбаев при всем его авторитете и значимости для Казахстана не смог продвинуть свою дочь выше спикера парламента (Дарига Назарбаева была спикером Сената с марта 2019 по май 2020 года – прим. автора), то в ситуации с Таджикистаном вариант дочери во главе государства выглядит еще менее вероятным.
– Почему для Таджикистана не актуален вариант транзита власти по сценарию Узбекистана?
– О том, что преемником Ислама Каримова станет человек не из его семьи и даже не из его клана я лично, например, узнал еще в 2005 году (Первый президент Узбекистана умер в 2016 г., его место занял экс-премьер-министр страны Шавкат Мирзиеев – ред.). Договоренности были предельно четкими и приняты всеми сторонами.
В Таджикистане преемником может быть только человек из семьи. Потому что только он может гарантировать безопасность и благополучие близким президента.
Тем более, что перед глазами второй пример – Кыргызстан. Преемники не из семьи были, но они оказались не способны соблюдать договоренности после своего прихода к власти. Эмомали Рахмон так рисковать не будет.
– По какому сценарию передачи власти будет развиваться ситуация в Таджикистане?
– В Центральной Азии таких форматов сценариев несколько.
- Узбекистанский – когда преемник был определен задолго до физического ухода президента.
- Казахстанский – когда первый президент назначил преемника из своего ближайшего окружения и продолжил удерживать в своих руках основные рычаги управления страной.
- Кыргызстанский – когда последний вариант преемника не из семьи не сработал, а президент оказался за решеткой.
Ситуация в Таджикистане тоже уникальна. Во-первых, страна прошла через гражданскую войну. С одной стороны, это обстоятельство добавляет очки президенту, который использует образ «миротворца».
С другой, это означает, что оппозиция в Таджикистане, несмотря на «зачистку» политического поля в послевоенные годы, живее всех живых.
Во-вторых, присутствует сильная зависимость от внешних игроков – России и Китая. Поэтому лидеру страны важно одобрение его внутриполитического курса.
Главный вопрос не в том, кто будет преемником президента, а что будет с этим преемником после отхода от дел действующего главы государства. Сейчас все держится на Эмомали Рахмоне, он является гарантом договоренностей и пытается максимально обезопасить своего будущего ставленника. После его ухода возникнет серьезная вероятность, что договоренности обнулятся.
ИАЦ МГУ. 02.03.2021