Россия и США ограничатся точечным взаимодействием
Виктория Журавлева, руководитель Центра североамериканских исследований ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, кандидат политических наук
Несмотря на поствыборный хаос, смена власти в США все-таки произошла. Так и не признав свое поражение, Дональд Трамп отбыл на самолете, провожаемый небольшой группой сторонников, а Джозеф Байден в тот же день принес клятву служить своей стране. В Белом доме опять поселились демократы и начали ставшую в последние годы традиционной зачистку – освобождение страны от наследия предыдущей администрации. Идейная поляризация в политической элите и американском обществе достигла таких масштабов, что характерная для США преемственность власти стала практически невозможна. Каждая из партий, получив контроль над федеральной властью, стремится все начать с чистого листа и торопится успеть в отведенный ей короткий срок реализовать самые главные задачи – те, которые будут отличать ее в глазах электората от предшественников.
Возможность обнуления есть и у внешнего мира: каждая новая администрация приходит со своими внешнеполитическими приоритетами, и хотя цель сохранения американского глобального лидерства видится как приоритетная обеими партиями, формы реализации этой цели у каждой из них разные. Поэтому смена власти в США всегда ведет к смене внешнеполитического инструментария и риторики. С новым президентом Америка меняет лицо, оставаясь при этом верной своим базовым принципам. Так что страны, которым не нравились грубые манеры Трампа, его чрезмерная прямолинейность и слишком откровенная меркантильность, вздохнули с облегчением, увидев в Овальном кабинете политкорректного Байдена. Равновесие восстановлено: Америка снова будет улыбаться своим союзникам и разговаривать на понятном языке. Но это с союзниками.
Меньше ожиданий
Однако не всем удастся начать отношения с чистого листа. Преемственность и консенсус, потерянные американскими партиями во внутренней повестке, сохранились в полном объеме в американской политике в отношении России. Вопреки устоявшимся мифам об отношениях, которые строятся на личном контакте президентов, они развиваются в единой двухпартийной логике. Она не нарушается даже такими нестандартными лидерами, как Трамп, громкая пророссийская риторика которого обернулась для Москвы четырехлетним периодом нескончаемых санкций, а для российско-американских отношений самым глубоким кризисом со времен окончания холодной войны.
Кризис в любых отношениях – это повод задуматься о причинах конфликта. Но специфика российско-американских отношений в том, что сам конфликт лежит в их основе и составляет их суть. Нет никакой другой формы российско-американских отношений, кроме конфликтной. Просто конфликт может быть более громким, открытым, с взаимными обвинениями, закрытием дипломатических миссий и консульских служб, прекращением контактов на высшем уровне, как было в последние годы, и скрытым, когда президенты встречаются, улыбаются друг другу, объявляют разрядки и перезагрузки, но страны продолжают выстраивать свои в лучшем случае параллельные внешнеполитические стратегии, позиционируя друг друга в качестве соперников и ограничиваясь точечным взаимодействием в отдельных сферах.
Кризис в российско-американских отношениях наступает тогда, когда этот конфликт перестают контролировать. А симптомом потери контроля может служить прекращение диалога в одной-единственной сфере, но жизненно важной, учитывая ядерный статус обеих держав, – сфере контроля над вооружениями. Когда потеря контроля становится очевидной для обеих сторон, происходит та самая разрядка – короткий период видимого улучшения отношений, направленный на самом деле только на возвращение утраченного контроля. Происходит это при любой американской администрации, партийный контроль не имеет никакого отношения к периодическим ренессансам в российско-американских отношениях. Какая партия оказывается у власти в момент критичной потери контроля, такая и восстанавливает уровень диалога до того минимума, при котором Россия и США, оставаясь соперниками, воздерживаются от взаимного уничтожения.
Вот такая простая механика двусторонних отношений, в основе которой и отсутствие взаимного торгового и экономического интереса, и асимметричность развития, и географическая удаленность, и поколенческий опыт противостояния, и культурно-политическая инаковость, и борьба за статус, и конкурентная претензия на исключительность. В ситуации отсутствия ядерного арсенала, гарантирующего взаимное уничтожение, подобные две страны либо воевали бы друг с другом, либо полностью игнорировали существование друг друга. Ядерный же статус России и США не дает им спокойствия черно-белых отношений и поддерживает существование на грани противостояния, качели которого неизбежно оказываются сначала в высокой точке, а потом в низкой. И так бесконечно, вне зависимости от того, кто на них сидит с обеих сторон.
Понимание этого очень важно для обеих стран. России – для того, чтобы перестать ожидать от каждого нового американского президента прорыва в построении американо-российской дружбы. Американская политическая система при достаточно большой независимости президента в сфере внешней политики предполагает при этом, что он остается лишь элементом единой системы. И если он вдруг по каким-то своим личным причинам решил нарушить сложившийся двухпартийный консенсус в восприятии той или иной страны, система найдет рычаги воздействия на него и продолжит действовать в рамках сложившейся модели отношений. Ярким напоминанием об этом стал для российско-американских отношений Трамп, которого так бурно приветствовали в России в 2016 году и который оказался одним из самых сложных президентов для двусторонних отношений. Хотя в отсутствие иллюзий он был просто еще одним американским президентом, последовательно реализовывающим очередной этап двухпартийного консенсуса в отношении России, ясно и четко прописанного в стратегических документах его предшественника Барака Обамы, а потом и его самого.
В процессе развития парадигмы соперничества сутью этого консенсуса стало расширение сдерживания и санкционного выдавливания России с конкурентного поля – энергетического, финансового, геополитического. По итогам трамповского четырехлетия около 580 юридических и физических лиц России находятся под санкциями, было предпринято более 52 раундов расширения санкционных списков, 73% американцев воспринимают Россию негативно, такое же число россиян отрицательно относятся к США. Но самым важным итогом его президентства стала кодификация конфликта: вслед за администрацией Обамы была создана широкая законодательная база для реализации санкционной политики в отношении России. Все документы в ней бессрочные, их отмена возможна только совместно с Конгрессом, то есть требует принципиального изменения двухпартийной стратегии в отношении России.
У российской иллюзии относительно возможностей американского президента есть зеркальная американская иллюзия о президенте РФ, которая блокирует любые изменения двухпартийной стратегии. Для США характерно редуцирование сложности российского политического процесса до одной базовой черты – централизованный характер власти с доминирующей позицией президента. Объективное преобладание российского президента во внешнеполитической сфере и вторичность здесь законодательной власти переносится США на весь механизм принятия политических решений. В результате чего из российского политического процесса просто исключаются такие черты, как параллельное сосуществование бюрократических структур и конкурентность политических элит, которые не только определяют внутриполитические процессы, но и нередко корректируют действия России на международной арене. Такая призма восприятия заведомо исключает возможность изменения российской политической модели без замены ее центральной фигуры, а значит, и изменения российско-американских отношений без изменения российского политического режима.
Установка на невозможность изменения характера отношений без внутриполитических перемен в России станет особенно очевидна в ближайшие годы с возвращением демократов в Белый дом.
Старая песня на новый лад
В условиях единой двухпартийной стратегии формы реализации у партий могут отличаться, но особенно отличается политическая риторика. Республиканская риторика кажется России менее раздражающей в отличие от демократической. В ее фокусе традиционно стоят ценности демократического мира, их защита и распространение.
Межпартийные нюансы конфликтного механизма российско-американских отношений проявляются именно в тематике, наполнении этих отношений. Демократы традиционно наполняют их обеспокоенностью о соблюдении прав человека в России и растущей авторитарности российской власти. Болезненность этой темы для России может превратить период пребывания демократов у власти в настоящий кошмар для двусторонних отношений, особенно с учетом того законодательного наследия, которое оставили Обама и Трамп новой администрации.
После поражения в 2016 году и президентства Трампа, закончившегося штурмом Капитолия, тема защиты демократии стала объединяющей и для партийной элиты Демократической партии, и для ее электората. С этим победным лозунгом Байден будет крушить как внутренних врагов, так и внешних.
Внешние враги в этой борьбе особенно важны, потому что они не только могут стать инструментом объединения расколотой страны, но и помогут его администрации восстановить изрядно подпорченный Трампом имидж Америки в мире. Россия в этой борьбе занимает привилегированное место в условиях отсутствия у США ресурсов и настроений для новых военных кампаний во имя демократии
Команда для этой задачи подобрана Байденом идеальная – ветераны «демократических войн» Барака Обамы и Билла Клинтона, профессионалы, которые отличаются и опытом работы на российском направлении, и знанием России. И рецепт тоже знаком: точечное взаимодействие в стратегической сфере при активном отстаивании своих ценностей. Тот самый рецепт, чтобы вернуть контроль в российско-американский конфликт, добавив огня идеологического противостояния.
НГ-Дипкурьер. 31.01.2021
