ШОС: широкое взаимодействие для всех, шанхайский дух – для тех, кому он нужен?
ШОС умудряется успешно функционировать в условиях, когда между его членами сохраняются территориальные споры. Однако расхождение целей участников организации ставит под вопрос ее будущее, пишет Алексей Куприянов, кандидат исторических наук, научный сотрудник сектора международных организаций и глобального политического регулирования отдела международно-политических проблем ИМЭМО РАН. Статья подготовлена в продолжение сотрудничества между клубом «Валдай» и аналитическим центром Observer Research Foundation (ORF) в рамках Валдайского проекта Think Tank.
Когда в 2017 году Индию и Пакистан принимали в ШОС, политологи и эксперты разделились на оптимистов и пессимистов. Пессимисты предсказывали, что принятие Нью-Дели и Исламабада в состав организации станет ее концом: Индия и Пакистан привнесут в Шанхайскую организацию свой многолетний конфликт, полностью парализовав ее работу. Оптимисты же говорили, что без Индии (впрочем, и без Пакистана) полноценную систему стабильности в Евразии не выстроишь, так что принимать или нет – вопрос даже не стоит. Примем, а там, глядишь, стороны проникнутся пресловутым шанхайским духом сотрудничества и взаимопонимания, да и решат отбросить распри и вместе строить процветающую и спокойную Евразию. На том и порешили.
Сейчас, по прошествии трех лет, понятно, что ошиблись все – и пессимисты, и оптимисты. Шанхайская организация жива и неплохо себя чувствует, но индийско-пакистанский конфликт за это время только усугубился.
Более того, диалог по ряду вопросов, успешно шедший ранее в рамках ШОС, практически замер – например, о борьбе с терроризмом: если до того все заинтересованные стороны эффективно сотрудничали в рамках Региональной антитеррористической структуры, то теперь ее работа если не парализована, то, во всяком случае, существенно затруднена. Правила ШОС требуют от индийской и пакистанской сторон обмениваться развединформацией в целях улучшения борьбы с террором. Сделать это довольно сложно. И дело даже не в том, что индийские и пакистанские войска, расположенные вдоль Линии контроля в Кашмире, почти ежемесячно обмениваются артиллерийскими ударами. Индийцы обвиняют пакистанскую Межведомственную разведку (ISI) в том, что она готовит и направляет в Кашмир боевиков, которые совершают нападения на индийских солдат и полицейских, взрывают правительственные учреждения и расстреливают лоялистов. Пакистанцы, в свою очередь, утверждают, что многочисленные индийские разведслужбы, в первую очередь Research & Analysis Wing (R&AW), ведут подрывную деятельность на территории Белуджистана, поставляя повстанцам-белуджам оружие и средства для продолжения партизанской войны. В теории ISI и R&AW должны обмениваться ценной информацией, чтобы предотвратить разрастание террористической опухоли; понятно, что практически каждая сторона выдает информацию в хирургических дозах и только по второстепенным вопросам и взаимное недоверие только крепнет.
В целом ситуация скорее ухудшилась. Когда Индию и Пакистан принимали в ШОС, отношения между ними были далеки от идеальных, но сейчас и вовсе напоминают вялотекущий конфликт. Хуже того: наметились проблемы на индийско-китайском треке. В 2018 году, после визита Нарендры Моди в Ухань и встречи с председателем Си Цзиньпином, индийская пресса заговорила об «уханьском духе» взаимного доверия в отношениях между Нью-Дели и Пекином. Ответный визит Си в Махабалипурам, казалось, укрепил взаимопонимание, и несколько месяцев спустя глава МИД Индии Субраманьям Джайшанкар заявил, что Индия планирует в ближайшем будущем разрешить долгоиграющую пограничную проблему с КНР ко взаимной выгоде. Но буквально через полгода от «уханьского духа» не осталось и следа: в Ладакхе произошли столкновения, закончившиеся гибелью десятков человек. И хотя ни Индия, ни Китай не заинтересованы в дальнейшем противостоянии – для Индии конфликт с Китаем будет означать конец тщательно лелеемой стратегической автономии, для Китая – открытие южного фронта, на укрепление безопасности которого придется тратить дополнительные силы и ресурсы, отвлекая их с основного, тихоокеанского направления, – отступить, не потеряв политических очков, они не могут.
В принципе, до последнего момента ситуация не выглядела особо критической: мало ли пограничных конфликтов между странами, включая страны ШОС? В конце концов, когда организация только создавалась, территориальные споры между Китаем с одной стороны и Таджикистаном и Россией с другой, например, еще не были урегулированы; договоренности были достигнуты только спустя несколько лет. До сих пор не делимитирована окончательно граница между Киргизией и Узбекистаном; на ней регулярно происходят столкновения. То есть ШОС умудряется успешно функционировать в условиях, когда между его членами сохраняются территориальные споры.
Проблема в том, что индийское руководство после столкновений в долине реки Галван кардинально изменило точку зрения на последовательность урегулирования территориального конфликта с Китаем. На протяжении десятилетий индийцы настаивали на формуле «Сперва решение территориальных споров, потом нормализация и сближение на остальных направлениях». При Радживе Ганди эта формула изменилась: Раджив счел, что прежде, чем решать сложные вопросы, необходимо повысить взаимное доверие, и в результате проблема границы была оставлена на потом. Но индийское руководство в обстановке возбуждения масс в разгар пандемии и роста патриотических настроений заявило, что business as usual отныне невозможен, и вернулось к старой формуле. Если раньше Индия и Китай могли вести полноценный диалог в рамках ШОС, постепенно преодолевая (по крайней мере, как надеялись политики) взаимное недоверие, то теперь об этом придется забыть; и этот отказ азиатских гигантов от диалога из-за крови в водах реки Галван – один из самых больших вызовов для ШОС.
Организации не существуют сами по себе; они состоят из участников, и их успех или неудача определяются тем, насколько цели этих участников совпадают, до какой черты они готовы уступать и как выстраивают взаимодействие друг с другом.
Когда Шанхайская организация только создавалась, у всех игроков в регионе был совпадающий интерес: никому не нужно было, чтобы пограничье превратилось в пространство конфликта, по которому бродят лихие люди – экстремисты и террористы.
России нужны были спокойные восточные и южные рубежи, Китаю – тихая северная и западная границы, странам Центральной Азии – участие в диалоге России и Китая, и все были заинтересованы в том, чтобы внутренние подрывные элементы не находили убежище на территории соседа. Проблема в том, что Индия и Пакистан вступили в организацию с совершенно иными целями. Вряд ли кто-нибудь в Нью-Дели и Исламабаде всерьез полагал, что Индия после вступления в ШОС вышлет белуджей-сепаратистов, а Пакистан прекратит поддерживать кашмирских боевиков. Пакистан хотел повысить свой статус и не остаться за бортом переговорных процессов о будущем Евразии, Индия – найти еще одну площадку для реализации своих стратегических целей, на которой она могла бы противодействовать и взаимодействовать с Китаем. Это расхождение целей ставит под вопрос будущее ШОС.
У Шанхайской организации сотрудничества есть три возможных сценария развития на ближнюю перспективу.
Первый, оптимистический, предполагает, что Индия и Китай либо урегулируют пограничный вопрос, либо вновь уберут его в долгий ящик, либо найдут еще какой-нибудь способ сделать так, чтобы проблема границы не мешала развитию их отношений (к примеру, превратят спорную территорию в нейтральную зону); аналогичным образом будут разрешены или, по крайней мере, смягчены противоречия Индии и Пакистана. Это идеальный вариант развития событий, который даст новый импульс работе ШОС и резко повысит ее значимость как территориальной организации. Но в полном объеме он в обозримом будущем вряд ли реализуется: если с КНР Индия в принципе готова договариваться, то с Пакистаном в Нью-Дели даже не считают нужным вступать в содержательный диалог. Все последние годы Индия планомерно выстраивает экономические и политические сети в обход Пакистана, и непонятно, с чего бы ей эту практику прекращать. Но даже если этот сценарий реализуется частично, уже будет неплохо.
Второй подразумевает, что Шанхайская организация сотрудничества вообще не будет воспринимать происходящее как вызов, а продолжит работу по тем направлениям, где противоречия между Индией с одной стороны и Китаем и Пакистаном с другой не являются критическими, а консультации по вопросам, к примеру, борьбы с терроризмом будут перенесены на двусторонний уровень. Это значительно сузит ее возможности на ближнюю перспективу, но может оказаться спасительным в стратегическом смысле: если спор будет рано или поздно урегулирован, ШОС продолжит работу по прерванным ранее направлениям. Складывается впечатление, что этот вариант вполне устраивает индийских и пакистанских участников; но есть опасность того, что, занимаясь лишь ограниченным кругом тем, ШОС не доживет до этого момента, превратившись в организацию-призрак наподобие множества других, существующих лишь на бумаге.
И, наконец, третий вариант – в рамках ШОС фактически появятся две организации: одна – условно говоря, «широкая ШОС», где взаимодействуют все участники по тем вопросам, которые не вызывают особых противоречий; и «узкая ШОС», с альтернативными механизмами взаимодействия, при помощи которых ведется диалог по темам, заблокированным Пакистаном и Индией. Короче говоря, широкое взаимодействие для всех, шанхайский дух – для тех, кому он нужен. С точки зрения долговременной стратегии тоже неплохой вариант.
Есть, впрочем, и четвертый: коллапс и роспуск Шанхайской организации сотрудничества. Вот его хотелось бы избежать, потому что альтернативы этому формату на евразийском пространстве пока нет и не предвидится.
Международный дискуссионный клуб "Валдай". 08.12.2020
