Прыжок азиатских тигров в пространство мегарегионов
Виктория Панова, к.и.н., проректор по международным отношениям Дальневосточного федерального университета, член РСМД
15 ноября 2020 г. наступил важный этап в переформатировании существующего глобального миропорядка — был нанесен очередной удар по когда-то стройной и в значительной мере американоцентричной системе международных институтов и правил. Многие авторитетные международные наблюдатели обсудили значимость и перспективы заключенного в этот день десятью странами АСЕАН, Австралией, Китаем, Республикой Корея, Новой Зеландией и Японией Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП). Для последующего анализа важно еще раз повторить базовые показатели данного механизма. Это крупнейшее объединение из существующих — 2,3 млрд человек (т.е. порядка 30% от ныне живущих 7,85 млрд) и примерно 30% мировой экономики. Первоначальные условия функционирования достаточно скромные — в течение двадцати последующих лет страны-участницы должны будут отменить порядка 92% тарифных ограничений во взаимной торговле, а также унифицировать правила и стандарты в торговле, интеллектуальной собственности, электронной коммерции и т.п. Правда скромность данных условий обуславливается тем, что у участников уже действует 28 подобных соглашений в этой области, и ВРЭП, скорее, является неким «унификатором» для существующей архитектуры, а также позволяет избежать имеющиеся оговорки и изъятия и обеспечить одинаковый режим для всех участников. При этом все дружно отмечают, что ВРЭП, в отличие от созданного ранее Транстихоокеанского партнерства (после выхода из него США превратившегося во Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение для Транстихоокеанского партнерства (ВПТТП)) не затрагивает уязвимые области экономик стран-участниц, а также не устанавливает единых стандартов в области регулирования труда и окружающей среды. Тем не менее мы все равно можем говорить о значимой перекройке международного ландшафта. Почему?
Как не запутаться в сетях
За этот год экспертная мысль претерпела значительные изменения — от настроений ожидания принципиально новых параметров системы международных отношений, вызванных к жизни пандемией COVID-19, до признания фактора коронакризиса как катализатора и усилителя уже запущенных и существующих международных, экономических и внутриполитических процессов, особенно конфликтных. При этом вышеозначенные процессы оказали неоднородное влияние на игроков разного уровня.
COVID-19 наиболее выпукло показал вакуум лидерства для преодоления глобального вызова человечества. США в лице администрации республиканцев ушли в новую изоляцию, ощутив потребность в перенастройке внутреннего потенциала и возможностей на фоне несколько запоздалых и недостаточно активных действий прежнего руководства, равно как и снижения возможностей, предоставляемых Вашингтону международными институтами и режимами по сравнению с затрачиваемыми на их поддержание ресурсами[1] . Тем не менее нежелание выступить лидером дезориентировало союзников США. Одновременно активные действия Пекина по оказанию помощи другим странам были восприняты с подозрением. В условиях превалирования национальных эгоизмов и определенной дегуманизации международных отношений через обострение геополитического соперничества действия как Китая, так и России, также оказавшей значимую помощь другим государствам по борьбе с пандемией, активно представлялись как попытки демонтировать существующий мировой порядок и расколоть солидарность западного мира. Значительная часть игроков оказалась не готова к замене лидера, одновременно показывая неспособность оперативно и слаженно преодолевать вызов в отсутствие оного. Итак, сами США не могут, а ведомые не хотят Китай. ВРЭП же обозначил некий перелом в сознании стран, ожидающих такого руководства, и позволил Пекину менее чем год спустя выступить неформальным лидером значимого международного проекта.
Вместе с тем в целом ряде примеров мы увидели, что пандемия вызвала усиление конкуренции и повышение конфликтности между крупными системными игроками, претендующими на глобальную самостоятельную роль. Одновременно с этим на фоне так и не вернувшегося пока в большой мир лидера стало развиваться явление новой многовекторности. Стало очевидным, что целый ряд средних и малых игроков не готовы в рамках усиливающейся турбулентности жертвовать своим благосостоянием ради поддержки кого-либо из крупных акторов и будут по возможности хеджировать риски, в равной степени взаимодействуя со всеми, в том числе и враждующими между собой крупными государствами. Даже если в итоге у власти окажется администрация демократов с Дж. Байденом и К. Харрис во главе, и в рамках своих усилий по возвращению в многосторонние институты и инициативы США вновь реанимируют свое участие в ВПТТП, мы уже будем наблюдать ситуацию частичного перекрестного членства в обоих объединениях. Это в свою очередь ставит вопрос о значимости влияния малых и средних стран на текущий передел мира, а также о способности каждого из лидеров оценить этот аспект и оказаться наиболее привлекательным в рамках сохраняющейся многовекторности. Кстати, вспомним, что в свое время продвигаемый Китаем проект Азиатского банка инфраструктурных инвестиций был также поддержан странами-союзницами США, в частности, ближайшим союзником — Великобританией, что обозначило не менее чувствительный удар для Вашингтона.
Восточный ренессанс
Несмотря на то, что общие условия соглашения ВРЭП довольно скромные, ключевым является политический эффект как с точки зрения охвата участников, так и принадлежности многих из них к странам — союзницам США. И в данном контексте общая картинка интересна двумя ключевыми моментами — динамичностью региона на фоне стагнации других частей света, а также продвижением реальной, а не декларируемой концепции «лидирования исподволь» (leading from behind) и успеха «малых шагов».
Общим местом абсолютного большинства экспертных оценок является признание Азии как локомотива мирового развития в XXI в. При этом много делалось попыток сравнить варианты дальнейшего пути азиатских стран и осуществления ими взаимодействия с другими регионами мира, в частности, через призму институционального развития Европы и Трансатлантики с АТР. XX век действительно стал временем интеграции и построения различных механизмов взаимодействия в тогдашнем «ядре» мировой политике — и речь здесь идет не только о ЕС, но и ОБСЕ, НАТО, узкотематических программах (по обеспечению мер доверия, по построению общих пространств и т.п.). При этом на сегодняшний день мы видим, что ни одно из ранее созданных объединений не смогло сыграть цементирующую роль для ее участников и не обеспечило прогрессивное развитие и взаимовыгодное взаимодействие между всеми странами региона. На фоне новых разделительных линий в каждом случае наблюдается определенный тупик с точки зрения дальнейшего нахождения актуальной естественной, а не надуманной миссии этих институтов, каждый из них находится в различных состояниях кризиса. Попытка вдохнуть новый объединительный потенциал в виде провозглашенной еще Президентом Медведевым инициативы Договора о европейской безопасности (ДЕБ) оказалась отвергнута. Черно-белое видение мира возобладало и обусловило постепенный, но неминуемый закат этой части мира.
Одновременно с этим, несмотря на специфику исторического развития, а также на сохраняющиеся разногласия в военно-политических, экономических, исторических и иных сферах, в Азии происходит процесс интеграции и углубления взаимодействия. Однако потенциал институционального уплотнения азиатских государств еще далеко не исчерпан. ВРЭП, в свою очередь, представляет великолепную площадку для дальнейшего наращивания данного потенциала.
Второй важный момент заключается в том, что ни у кого из наблюдателей не возникает сомнений, что заключение ВРЭП является успехом именно китайской дипломатии. Неслучайно в ноябре прошлого года из переговоров по соглашению вышла Индия, которая как в общем плане не приемлет лидерства Поднебесной, но и в практическом плане озабочена возможностью наплыва китайского импорта как напрямую, так и через третьи страны, а также увеличение и так дефицитного торгового баланса с КНР.
Тем не менее официально инициатива о старте таких переговоров в 2012 г. исходила от АСЕАН, и именно асеаноцентричность данных переговоров, как представляется, позволила странам, с большей обеспокоенностью наблюдающих за возвышением Китая, сбалансировать свои опасения и договориться о создании общей площадки.
Все это происходило также на фоне и параллельно с развитием китайской инициативы «Один пояс, один путь» (ОПОП). Несмотря на активное начало инициативы и значительные средства, вложенные Пекином в инфраструктурные проекты, к концу второго десятилетия все громче стала звучать критика условий реализации данных проектов[2] . Это в свою очередь привело к большему акценту Поднебесной на использовании многосторонних форматов, в том числе с формально другим лидером, для достижения целей построения «сообщества единой судьбы». И примером здесь может служить не только свежеподписанный ВРЭП, но и уже действующий с 2016 года Новый банк развития БРИКС со штаб-квартирой в Шанхае и использующий для кредитования проектов не только доллар США, но и юань, и ранее упоминавшийся АБИИ, а также другие многосторонние форматы.
А где тут Евразия?
На фоне практически по косточкам разобранного отечественными специалистами проигрыша США в условиях создания крупнейшего объединения ЗСТ современности интересным выглядит практически полное (за редким исключением) отсутствие взгляда на объединение через призму интересов России и неучастия нашей страны в данном соглашении. Не рассматривая в качестве серьезного подхода предложения о том, что от того, к какому из проектов в Азии — ВРЭП или ВПТПП присоединится наша страна — будет зависеть их жизнеспособность, хотелось бы сказать несколько слов об интересе крупных экономических игроков к параметрам взаимодействия с Москвой.
На сегодняшний день в России прорабатываются и отчасти предпринимаются попытки к реализации крупного мегапроекта — продвижения инициативы Большой Евразии. Одним из практических инструментов формирования такого пространства могло бы стать реальное сопряжение ЕАЭС и ОПОП, продвижение переговоров и создание ЗСТ не только с отдельными странами ЮВА, но и с АСЕАН в целом. Интеграция и углубление взаимодействия важны, и необходимо налаживать взаимовыгодное сотрудничество со странами региона.
Тем не менее выскажу крамольную мысль о том, что маловероятным будет представляться фактическое, а не декларируемое согласие сильных экономических партнеров в Азии ориентироваться на построение предлагаемого Россией Большого евразийского партнерства с центральной ролью Москвы. Ключом к функционированию международного режима является готовность и способность организатора «платить» за предпочтительную систему норм, правил и принципов, конечно же, наряду с желанием других участников поддерживать этот режим и получать оговоренные «бонусы» от организатора. Сегодня такую роль как минимум в региональном разрезе готов брать на себя Китай. Есть ли у России такие ресурсы и на каких направлениях? Готова ли наша страна предлагать не только минеральные и энергетические ресурсы прошлого века, но и обеспечивать всеобъемлющее технологическое и инновационное лидерство? Сложно не согласиться с Александром Габуевым, отметившим, что во внутреннем балансе «крупных промышленных лобби и тех, кто призывает задуматься о рынках будущего», преимущество пока остается у первых. Времени на раскачку и реальное переформатирование российской экономики в высококонкурентную и высокотехнологичную практически не остается. Будущее будут определять страны не только сумевшие достичь высокого уровня технологической зрелости, но, и это не менее важно, те, кто будет непосредственным участником выработки новых правил и стандартов для мировой экономики будущего. ВРЭП — одна из таких площадок. Без понимания того, что роль сырьевого элемента ведет не только к подчиненной роли страны в рамках глобального развития, но и беспощадно сужает объем торгово-экономических выгод, сложно будет сделать рывок вперед. ВРЭП — пока еще достаточно размытая, но исключительно перспективная площадка с игроками, нацеленными на опережающее развитие и на выработку правил и стандартов этого развития. Включение в такие механизмы не просто ради участия, а ради активного формирования общего будущего с учетом интересов России кажется безальтернативным.
________________
[1]. Впрочем, избранная тактика во имя достижения не меняющихся (независимо от личности руководителя государства) стратегических целей поддержания безусловного мирового превосходства по ряду причин, которые требуют отдельного обсуждения, не смогла показать однозначную эффективность.
[2]. Интересно, что одновременно происходит переформатирование работы еще одного инструмента распространения мягкого влияния КНР — Институтов Конфуция.
РСМД. 08.12.2020
