Россия и Запад: вторая "холодная" или первая "прохладная"?

Константин Худолей, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета


Еще в 2003 г., когда у России и США возникли разногласия в оценке иракского кризиса, известный политолог Стивен Коэн предсказал, что между двумя странами начнется «прохладная война». Хотя в последующие годы отношения России и Запада ухудшались, обе стороны старались не сосредотачиваться на назревающих противоречиях, надеясь на лучшее. Однако в 2014–2015 гг. наступил резкий перелом, произошло качественное ухудшение. Многие политики, журналисты, ученые, даже занимавшие ранее умеренные позиции, заговорили о начале «новой холодной войны», и лишь немногие использовали более осторожные формулировки.

С нашей точки зрения, понятие «прохладная война» является наиболее точным определением происходящего. Цель данной статьи – показать отличие нынешней «прохладной войны» между Россией и Западом от классической холодной войны и обозначить возможные пути ее дальнейшего развития.

«Прохладная» и «холодная»: отличия и особенности

И в России, и за рубежом написано огромное число работ, в которых подробно рассматривается история холодной войны. Однако различные определения холодной войны не содержат четких формулировок. Под холодной войной мы подразумеваем период в истории международных отношений, когда две сверхдержавы, которые по своей мощи качественно превосходили все остальные и стояли во главе блоков государств с антагонистическими общественно-политическими системами, находились в состоянии непримиримой конфронтации по всем направлениям (идеология, гонка вооружений, геополитика, экономика, культура, наука, образование и так далее). Противостояние проходило по определенным писаным и неписаным правилам, главным из которых, тем не менее, была недопустимость войны между двумя сверхдержавами. Последнее, несомненно, сохраняется и сейчас, но в остальном отношения России и США отличаются от времен холодной войны.

Современный мир значительно более сложен и многообразен, чем биполярный тогда. В нем есть элементы и однополярности, поскольку в глобальном масштабе Соединенные Штаты остаются наиболее влиятельной страной, и биполярности – ввиду появления на мировой сцене Китая, обладающего мощной экономикой, и многополярности – по причине наличия России, ведущей самостоятельную политику, и других акторов. Если в годы холодной войны отношения СССР и США были центральными в международной системе, ныне они таковыми не являются. Главную роль играют взаимоотношения между несколькими государствами (треугольник Россия-США-Китай, а также Европейский союз, Индия и некоторые другие). Логическим результатом становится снижение управляемости мировыми процессами, которая вряд ли вернется к уровню холодной войны и биполярного мира.

В холодной войне принципиальным было то, что друг другу противостояли государства с антагонистическими общественно-политическими системами. Обе стороны ставили целью сокрушить противоположную и были искренне убеждены, что действуют в интересах всего человечества. Это придавало конфронтации особую непримиримость и ожесточенность. Хотя кризисы и конфликты чередовались с разрядками напряженности, компромисс был невозможен. Сейчас же имеет место конфликт между разными моделями капитализма, имеющими не только отличия, но и общие черты – признание рыночной экономики и частной собственности.

«Прохладная война» России и Запада – не конфликт антагонистических общественно-политических систем или цивилизаций, а противоборство по вопросам устройства современного мира и правил игры на международной арене. А значит – компромисс возможен.

Холодная война была глобальной – фактически в ней участвовали все государства, даже официально объявившие себя нейтральными или неприсоединившимися. В «прохладной войне» участвуют лишь заинтересованные. Показательны голосования в Генеральной ассамблее ООН по резолюциям о Крыме и Сирии, когда почти половина стран воздержалась или не участвовала. А в регионе Тихого океана, куда постепенно перемещается центр мировой экономики и политики, «прохладная война» – в отличие от холодной – наблюдается в незначительной степени.

Качественные изменения произошли и в политике блоков. В годы холодной войны ни у кого не возникало сомнений, что, в случае чего, СССР и США выполнят обязательства перед своими союзниками. В свою очередь, и Москва, и Вашингтон также были уверены в их поддержке. Теперь этого нет. Сомнения в том, что США придут на помощь, испытывают некоторые страны НАТО, Тайвань, Южная Корея и ряд других. Союзники Соединенных Штатов предпочитают в ряде случаев дистанцироваться от Вашингтона. Израиль, Южная Корея, Новая Зеландия не примкнули к санкциям, которые ввели против России США и Евросоюз. Достаточно самостоятельную игру ведет Турция. С другой стороны, союзники России по ОДКБ и Евразийскому экономическому союзу не присоединились к российским контрсанкциям и занимают осторожную позицию по вопросам о Крыме, Донбассе, Сирии и некоторым другим. В условиях «прохладной войны» блоковые обязательства становятся все менее четкими, а сами понятия «блок» и «блоковая политика» – все более расплывчатыми.

Основные направления холодной и «прохладной» войн во многом совпадают, но они не тождественны. Главной сферой прежнего противостояния была гонка вооружений, а теперь таковой является экономика. «Торговые войны», санкции, контрсанкции и другие ограничения стали основным оружием, при помощи которого экономике конкурента наносится максимальный ущерб. При этом речь идет не столько о сиюминутном воздействии (случаи, когда страны под угрозой санкций немедленно выполняли предъявленные им требования, единичны, и Россия явно не из их числа), сколько о стремлении ослабить противника в долгосрочной перспективе, затруднить или даже остановить развитие его наиболее перспективных отраслей экономики. Так как экономический потенциал России меньше, чем у США и ЕС, то общая ситуация для нее неблагоприятна. Надежды на смягчение или даже отмену санкций в связи с пандемией коронавируса и экономическим кризисом не оправдались. Более того, санкционное противостояние России и Запада нарастает. В то же время Запад не намерен на данном этапе доводить дело до крайностей – санкционное давление на Россию значительно меньше, чем на Иран. Американская политическая и деловая элита (причем и республиканцы, и демократы) не видит в России экономического конкурента. Для них, как и для Евросоюза, давление на Россию – прежде всего, средство заставить ее изменить поведение на мировой арене, согласиться с существующим миропорядком и правилами игры.

Сердцевиной холодной войны была гонка вооружений – самая масштабная за всю историю человечества. Обе стороны стремились добиться преимущества, которое позволило бы им говорить и действовать с позиции силы. В условиях «прохладной войны» гонка вооружений продолжается. Однако во времена холодной войны она была соревнованием двух сверхдержав за достижение военного превосходства. В современных условиях гонка вооружений проявляется в первую очередь в наращивании военного потенциала одного государства – США. Хотя за последние годы Россия создала некоторые виды современного оружия, но по размеру военных расходов она существенно уступает Соединенным Штатам. Ни Россия, ни какая-либо другая страна, в том числе Китай, не в состоянии на равных с США участвовать в гонке вооружений ввиду огромного разрыва в экономическом и научно-техническом потенциале. Несопоставимы и масштабы концентрации войск и вооружений. Достаточно сравнить ситуацию в Центральной Европе, где в годы холодной войны два блока непосредственно противостояли друг другу, и в регионе Балтийского моря, где сейчас Россия граничит со странами – членами НАТО.

В военном противоборстве «прохладной войны» нет такой ярости и ожесточенности, как в годы холодной. Современной гонке вооружений не подчинены остальные сферы жизни – экономика, наука, образование и прочие, и она не находится постоянно в центре внимания общественности. Между военными и спецслужбами России и Запада сохраняются контакты, абсолютно немыслимые в холодную войну. Полная эрозия системы российско-американских договоров о вооружениях, которая происходит, конечно, вызывает тревогу. Однако поскольку у обеих сторон имеются серьезные сомнения в том, что другая выполняет принятые на себя обязательства, процесс вряд ли будет остановлен. Взаимная подозрительность и недоверие возрастут еще больше. Но это не станет повторением ситуации начального этапа «холодной войны» – ни у кого нет причин для возврата к политике «балансирования на грани войны». Более сложная картина может сложиться в случае активизации гонки вооружений в космосе или появления качественно новых видов вооружений, но и тут, скорее всего, стороны будут проявлять сдержанность. Отдельные столкновения военных возможны лишь там, где они соприкасаются друг с другом непосредственно, как, например, в Сирии или в воздушном и морском пространствах. Такие инциденты имели место, но, что примечательно, ни одна из сторон не пыталась обострить ситуацию.

Региональные конфликты холодной и «прохладной» войн также значительно различаются. Если прежде две противоборствующие стороны были прямо или косвенно втянуты практически во все такие коллизии, то сейчас Россия и США во многих не участвуют. В холодную войну почти все они возникали из-за военных столкновений между государствами, причем обычно одна, а иногда и обе сверхдержавы, знали о предстоящем начале боевых действий. Региональные конфликты «прохладной войны» чаще всего возникают из противостояния между политическими силами внутри самих государств, а Россия и Запад, как правило, вовлекаются уже после. Если в годы холодной войны и Советский Союз, и Соединенные Штаты добивались в региональных конфликтах военных и геополитических преимуществ, то теперь в определении их политики все большую роль играют экономические интересы.

Пропагандистские кампании также существенно различаются. С одной стороны, ввиду использования новых информационных технологий сейчас они несопоставимо более масштабны и интенсивны. Об этом свидетельствует озабоченность и Запада, и России проблемой фальсификации новостей и дезинформации. Однако в них невелик идеологический компонент. Обе стороны стараются убедить мировую общественность в правильности своей политики, но дебаты о ценностях не находятся в центре пропагандистских баталий и играют вспомогательную роль. Но поскольку «прохладная война» ведется во многом теми же методами и инструментами, что и холодная, складывается впечатление, что мир взялся за старое. В пропаганде широко используются те же приемы и штампы, что и полвека назад. Вполне естественно, что даже когда это делается с использованием новейших информационных технологий, эффект несопоставим с усилиями, которые вкладываются в их проведение.

Тем не менее «эпоха постправды» сместила внимание с идеологии на альтернативную и эмоциональную интерпретацию актуальных событий, используемую для информационного влияния, и пропагандистские кампании сильно осложняют общую обстановку.

Так как холодная война была глобальной конфронтацией антагонистических общественно-политических систем, она пронизывала все без исключения сферы общества, непосредственно влияла на жизнь не только государств, но и отдельных людей. Сегодня такого мобилизационного подъема нет, и он вряд ли возможен – конфронтация затрагивает высшие слои общества, а не основную часть населения.

К важным отличиям «прохладной войны» также относится то, что гуманитарные связи России и Запада в целом сохраняются. Сегодня их ограничения связаны, например, с пандемией коронавируса и экономическим кризисом, а не с политикой. Ничего даже отдаленно напоминающего «железный занавес» сегодня нет.

Коронавирус, экономический кризис и перспективы на будущее

На дальнейший ход «прохладной войны» между Россией и Западом большое воздействие окажут изменения, которые происходят в мире сейчас. Прогнозы о том, как долго продлится пандемия коронавируса и сколь глубоким будет экономический кризис, разнятся, но во всех речь идет о сильных потрясениях. К тому же нельзя исключать появления – вслед за коронавирусом – новых, неизвестных еще инфекций. В полной мере последствия пандемии и экономического кризиса проявятся в среднесрочной перспективе. Тем не менее некоторые тенденции уже наблюдаются.

Пандемия коронавируса приведет к росту дифференциации между государствами, а во многих случаях и между отдельными регионами и социальными слоями внутри государств. При этом одной из главных, а в ряде случаев – и самой главной, разделительной линией станет сфера здравоохранения – степень доступности качественных медицинских услуг, возможность проживания в безопасной и комфортной среде, наличие серьезных успехов в медицинских исследованиях и разработке на их основе оптимальных методов лечения, необходимых препаратов и оборудования. Это потребует резкого увеличения и государственных, и частных ассигнований, что (особенно в условиях экономического кризиса) могут позволить себе лишь наиболее развитые и богатые страны. В ряде случаев возможно появление внутри государств своеобразных анклавов, жителям которых – преимущественно из высших слоев – будет доступен такой же качественный уровень здравоохранения, что и в развитых странах.

Появление стран и анклавов с наиболее благоприятными условиями для сохранения здоровья станет важным фактором перемещения мировой элиты. Вслед за элитой потянутся и высококвалифицированные специалисты – управленцы, врачи, ученые, инженеры, рабочие. Эти процессы приведут к сдвигам в разных сферах жизни – политике, экономике, образовании, науке и культуре. Самые развитые и богатые страны, обеспечив населению современное здравоохранение, еще более укрепят свои позиции в мире. В остальных государствах внутриполитическая ситуация заметно осложнится. Легитимность власти, которая не сможет создать условий для сохранения здоровья, будет подорвана, противоречия обострятся. Это может привести к ослаблению или даже распаду государственных структур, появлению новых «несостоявшихся» и «хрупких» государств.

Сокращение контактов между людьми и уменьшение числа поездок дает еще один мощный толчок для развития информационных технологий. Они будут все больше внедряться в бизнес, политику, государственное управление, науку, повседневную жизнь. Важным фактором роста дифференциации станет дистанционное образование. В обозримой перспективе оно не заменит полностью очного. Однако в ряде случаев приведет к падению качества, а в других – наоборот откроет новые возможности для наиболее динамичной части молодежи. Так, мотивированный студент, не покидая своего университета, получит возможность изучить интересующие его предметы в ведущих вузах мира. Последствия могут оказаться значительно более серьезными, чем кажется на первый взгляд.

Дальнейшее развитие информационных технологий и здравоохранения приведет к появлению новых социальных слоев. Даже если они не будут многочисленными, их влияние, в том числе и на внешнюю политику, постепенно возрастет как на уровне отдельных государств, так и в глобальном масштабе.

Конечно, пандемия коронавируса привела к разрушению многих международных связей, а в условиях экономического кризиса вполне вероятен рост протекционизма. Однако это не означает прекращения процессов глобализации. Просто они замедлились и несколько видоизменились. Некоторое увеличение роли национальных государств, по нашему мнению, будет происходить только в отдельных случаях и в течение непродолжительного времени. Общее развитие глобализации идет в том же направлении, что и в последние десятилетия. Влияние России в мире в среднесрочной перспективе будет зависеть от того, насколько успешно она сможет включиться в новые процессы, использовать их в своих интересах и завоевать симпатии новых слоев населения.

Пандемия и экономический кризис приведут к перегруппировке сил на международной арене. Все без исключения государства понесут потери, но можно с большой долей уверенности предсказать появление новой биполярности – США и Китай. Хотя Соединенные Штаты сильно пострадали из-за последних событий, все факторы, определяющие их роль в мире, сохраняются. Никаких признаков уменьшения числа лиц из высших слоев общества, желающих переехать в Америку, нет, в том числе и потому, что доверие к американской медицине остается значительным.

Вопрос о том, возобновит ли китайская экономика рост или она уже достигла максимума, дискуссионен. Однако несомненно, что Китай уже создал достаточный потенциал для сохранения одного из двух первых мест в мировой экономике. Конечно, перемещение мировой элиты в Китай маловероятно. Модель общественно-политического развития КНР и ранее не была для нее привлекательной. К тому же высшие слои общества многих стран негативно восприняли последние изменения в законодательстве Гонконга. Отъезд из Китая состоятельных людей и высококвалифицированных специалистов длится не один год. В то же время нельзя не отметить появление в китайских университетах студентов, в том числе и российских, из семей бизнесменов, работающих с Китаем. Пекин в течение многих лет тратит значительные средства для привлечения иностранных студентов, но, как и в случае с СССР, среди них очень мало выходцев из высших слоев общества. Если теперь ситуация изменится, это будет несомненным успехом Китая. В дальнейшем наличие группы университетов, занимающих высшие места в международных рейтингах, может дать Пекину крупные преимущества.

В среднесрочной перспективе отношения США и Китая станут, скорее всего, центральными в международных отношениях. Противоречия останутся острыми, но они будут напоминать «прохладную войну» между Россией и Западом, а не холодную между СССР и США. Главная арена противостояния – экономика. Однако экономически Китайская Народная Республика и Соединенные Штаты значительно больше связаны друг с другом, чем СССР и США прежде или Россия и Запад теперь. По большому счету и Китай, и США глубоко включены в процессы глобализации и получают от этого существенные выгоды. Коренной перелом в мировом развитии не соответствует интересам ни тех, ни других. Поэтому конфронтация будет протекать в строго определенных рамках, и возможность достижения компромиссов по тактическим, а иногда и стратегическим вопросам реальна. Китай продолжит укреплять военный потенциал, но задача достижения военно-стратегического паритета с Соединенными Штатами сейчас не ставится. Пекин будет действовать твердо в отношении Гонконга, но вряд ли пойдет на риск прямого столкновения с Вашингтоном из-за территориальных споров в Южно-Китайском море или Тайваня. Роль идеологического компонента в пропагандистских кампаниях также ограничится. Острой конфронтация останется в киберпространстве. Появление американо-китайской биполярности не сделает международные процессы более управляемыми. Более того, тенденция к уменьшению управляемости, вероятно, сохранится. Это дает другим странам значительную свободу для маневра.

Объективно американо-китайская биполярность не пойдет на пользу России и ее экономике, где позиции Москвы в ближайшее время вряд ли укрепятся. Мощный военный потенциал может лишь частично компенсировать неблагоприятное соотношение экономических сил. К тому же американо-китайские торговые войны способны дестабилизировать рынок энергоносителей, экспорт которых по-прежнему занимает важное место в российском государственном бюджете. В обозримом будущем Китай вряд ли пойдет на заключение договоров об ограничении вооружений, что объективно снизит значение всех остальных соглашений по данным вопросам даже при сохранении военно-стратегического паритета между Россией и США. В этих условиях России стоит максимально дистанцироваться от противостояния и определять позицию в каждом конкретном случае, исходя из собственных интересов.

В последние годы между Москвой и Пекином сложились доверительные отношения стратегического партнерства. Это огромное достижение, которое надо ценить и сохранять. Однако в дальнейшем во взаимодействии России и Китая возможен только количественный, а не качественный рост. Нет никаких признаков, что ШОС и БРИКС превратятся в военно-политические блоки. Китай не стремится к заключению союзов, но подобные призывы иногда звучат в России. Однако вряд ли это принесет выгоду, так как в рамках и двустороннего, и многостороннего альянса Москва окажется младшим партнером. Последствиями этого было бы уменьшение ее роли в мировых делах, значительное увеличение американского давления и ухудшение отношений с ЕС. Следует отметить, что мнения Пекина и Москвы относительно сложившегося миропорядка совпадают лишь частично. Руководство России выступает за его изменение, а Китай – за изменение правил игры в рамках существующей системы.

Для того, чтобы дистанцироваться от противостояния Вашингтона и Пекина и сохранить самостоятельность в международных делах, России целесообразно добиваться улучшения отношений с Западом и, прежде всего, с Соединенными Штатами. Похоже, что запрос на изменение статус-кво постепенно формируется и внутри российского общества. В отличие от 1970–1980-х гг., когда для многих советских людей американский и западноевропейский образ жизни служил одним из главных ценностных ориентиров, и 1980-х – начала 1990-х гг., когда правящие круги надеялись на получение крупной экономической помощи от Запада – новом «плане Маршалла», в современной России значительно более реалистично относятся к происходящему. Обычный гражданин не видит преимуществ, которые он может получить от сотрудничества России с Западом – даже в случае резкого потепления отношений, но одновременно в обществе нарастает усталость от международной напряженности, желание вернуться к нормальной, спокойной жизни. В дальнейшем, особенно в случае осложнения социально-экономической обстановки, такие настроения будут усиливаться, и не считаться с ними нельзя.

«Прохладная война» отличается от холодной меньшей ожесточенностью и интенсивностью, но выход из нее, скорее всего, будет более сложным и продолжительным.

Накопилось множество проблем, причем разноплановых. Если в годы холодной войны договоренности об ограничении вооружений почти всегда стимулировали позитивные сдвиги по другим вопросам, то сейчас, даже если договор 2011 г. о стратегических наступательных вооружениях будет продлен, это не приведет к улучшению отношений России и США в целом. Для сдвига в позитивную сторону нужно взаимопонимание не только по проблемам вооружений, но и экономики (прежде всего санкций и контрсанкций), региональных конфликтов и так далее. Существующие проблемы сами по себе не исчезнут. Для окончания «прохладной войны» нужна большая работа и политическая воля. В данный момент и в России, и на Западе широко распространено мнение о том, что конфронтация будет сохраняться достаточно долго. Поэтому стоит стремиться к переходу «прохладной войны» в более спокойное русло.

На начальном этапе Москва и Вашингтон могли бы предпринять несколько шагов навстречу друг другу. Они могли бы включать, во-первых, создание нормальных условий для деятельности дипломатических представительств, в том числе снятие ограничений, введенных в последние годы, восстановление закрытых консульств. Это необходимо обеим сторонам – без возобновления переговорного процесса по дипломатическим каналам вряд ли возможны позитивные сдвиги. Во-вторых, важно хотя бы немного снизить накал и масштабы пропагандистских кампаний. В-третьих, России и США целесообразно провести ревизию всех договоренностей по предотвращению случайных столкновений между российскими и американскими военными. Возможно, некоторые из них требуют обновления или дополнения с учетом изменившейся обстановки и появления новых опасных точек. Вряд ли такие столкновения, как, например, в Сирии, приведут к крупному военному конфликту, но общую атмосферу российско-американских отношений они, несомненно, ухудшат.

Реализация данных шагов повысит уровень политического диалога. Сразу он не окажется результативным, но позволит выявить реальные проблемы и возможные точки соприкосновения. После этого уже имеет смысл обсуждать стратегические вопросы взаимодействия России и Запада, причем специфика отношений с США, Великобританией и ЕС должна быть учтена.

Параллельно России следует развивать связи и с другими крупными игроками – Индией, Японией, Южной Кореей, Бразилией, ЮАР. В дальнейшем могут появиться и новые неожиданные партнеры. Позиции России в мире тем сильнее, чем многовекторнее ее внешняя политика. Однако в условиях продолжения «прохладной войны» многовекторность тоже имеет пределы – ряд потенциальных партнеров России проявляет сдержанность и осторожность из-за нежелания портить отношения с США.

Россия может укрепить позиции в мире после пандемии и завершения экономического кризиса, включившись в новые процессы, но «прохладная война» будет серьезным препятствием на этом пути. Ее окончание необходимо и России, и Западу. Кроме того, это послужит делу укрепления международной безопасности и сотрудничества.

* * *

«Прохладная война» не была неизбежной, но она и не случайна. Демонтаж системы международных отношений времен холодной войны идет неравномерно в различных регионах и на разных направлениях. Старые правила игры в современных условиях работают выборочно, а новые формулируются медленно и во многих случаях не становятся общепризнанными. В образовавшемся вакууме появляется почва для столкновений между элементами прошлого и настоящего, причем в самых неожиданных комбинациях. Поэтому возникновение конфликтов, подобных «прохладной войне», вероятно (но не обязательно) и в будущем. Современная «прохладная война» – явление новой эпохи, имеющее свои причины, логику, динамику и инерцию. Соответственно, и пути выхода из нее надо искать совершенно иные. Рецепты XX века в XXI столетии работать не будут.

Россия в глобальной политике. №6. 2020

Читайте также: