Цифровое сотрудничество ЕАЭС и Китая как стимул развития Евразии
Иван Данилин, к.полит.н., заведующий Отделом науки и инноваций ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН, с.н.с. Лаборатории анализа международных проблем МГИМО МИД России, эксперт РСМД
Динамично развивающийся интернет-сегмент — один из ключевых и факторов развития мировой экономики. Для развитых и особенно активно развивающихся стран цифровизация открывает дополнительные возможности, создает новые и оптимизирует существующие рынки и отрасли, повышает качество госуправления и позволяет решать ряд социальных проблем. Цифровые решения нередко позволяют компенсировать «провалы» развития, придавая импульс социально-экономическим переменам. Характерным примером является Китай, где феноменальный успех финтех-сектора (включая системы Alipay и WeChat Pay), онлайн-торговли и целого ряда иных интернет-рынков изначально определялся недостаточным уровнем развития соответствующих традиционных услуг, а ныне они стали самостоятельным источником роста.
В условиях неблагоприятной экономической конъюнктуры, формирующей новые вызовы для стран метарегиона особое значение приобретает международное сотрудничество в сфере цифровой экономики в контексте проектов развития Евразии.
В данном материале мы бы хотели оценить процессы в данной сфере, происходящие в рамках взаимодействия Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и КНР.
Меж двух проектов, перед лицом китайской мощи
Предметный диалог о развитии цифровизации между государствами — членами ЕАЭС, а также между самим ЕАЭС и КНР идет с разной степенью интенсивности как минимум с середины 2010-х гг. Ключевым вопросом в данном отношении является сопряжение собственных цифровых инициатив ЕАЭС и Инициативы пояса и пути (ИПП), включая «Цифровой Шелковый путь» как ее органическую составляющую.
С формальной точки зрения, цифровое сопряжение двух экономических проектов имеет огромное значение для продвижения диалога. Помимо очевидных «бонусов» ИПП — от поддержки создания технической инфраструктуры скоростного Интернета (включая сети 5G) до развития системы космических услуг на базе китайской (или, в случае ЕАЭС, возможно, китайско-российской) группировки спутников — совместные цифровые проекты могли бы существенно увеличить товарооборот.
Во-первых, следует принять во внимание китайский опыт развития цифровой логистики и таможенных услуг, особенно связанных с экспортом по линии онлайн-торговли. Помимо упрощения таможенных процедур и оптимизации иных процессов, существенные выгоды могут быть получены при ускорении проведения платежей и возвратов. Это повышает экспортный потенциал малых и средних предприятий, традиционно чувствительных к «длинным» циклам, связанным с оплатой и фактическим зачислением средств на счет по экспортным контрактам. В контексте поставленной цели — увеличения товарооборота между РФ и КНР, а также акцента Китая и иных стран ЕАЭС на развитие торговли — гармонизация систем и реализация совместных цифровых логистическо-таможенных проектов имела бы практическое значение.
Во-вторых, совместные цифровые проекты могли бы существенно способствовать экспорту и импорту различных услуг: от финансовых (включая микрокредиты) до образовательных и иных наукоемких сервисов (облачные услуги, анализ данных, дизайн и пр.). По ряду направлений Россия и в меньшей мере некоторые другие страны Союза и так осуществляют подобный экспорт в Китай.
Подобное сотрудничество было бы логично, так как по финансовым и технологическим соображениям большая часть стран ЕАЭС предполагает использовать китайские технологии 5G как одну из базовых технологических платформ, а процессы цифровизации таможенно-логистических процессов реализуются обеими сторонами.
Старт официальному диалогу по данной проблематике был дан в 2015 г., когда главами государств — членов ЕАЭС и КНР было заключено Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве (вступило в силу 25 октября 2019 г.). С тех пор неоднократно проводились переговоры и встречи, однако за пределами рамочных договоренностей процесс продвигается слабо. С одной стороны, на данный момент и Китаю, и участникам ЕАЭС существенно проще выстраивать свои отношения в цифровой сфере на двусторонней основе, ведь многие процессы в самом ЕАЭС идут не всегда с оптимальной скоростью. Кроме того, присутствует естественная асимметрия интереса КНР в развитии транспортной и цифровой инфраструктуры в пользу России и Казахстана. С другой стороны, акцент ИПП, включая ее цифровые проекты, все же сделан на иные страны и регионы. Свою роль играют и опасения стран-участниц относительно того, что, открывая двери цифровым инициативам КНР и не имея сопоставимого финансового и технологического ресурса, они, как и ЕАЭС в целом, поневоле будут вынуждены полностью перейти на китайские стандарты и платформы, что рассматривается как нежелательный сценарий.
Этот цифровой дисбаланс хорошо просматривается на примере различий между цифровизацией таможенно-логистических процессов в КНР и ЕАЭС. В Китае стратегия оцифровки некоторых важнейших таможенных мероприятий реализуется с начала 1990-х гг. — проект «Золотой таможни» или «Золотых врат». Появляются и новые проекты, особенно в связи с развитием онлайн-торговли и фокусом на поддержку экспорта малых и средних предприятий. В диалоге с крупным китайским интернет-бизнесом развиваются масштабные государственно-частные партнерства, связанные с цифровизацией и рационализацией экспортных процедур (прежде всего Электронная платформа глобальной торговли, eWTP). В то же время даже для России как наиболее развитой страны ЕАЭС подобные темпы, масштабы и глубина цифровизации — дело неблизкого будущего; напомним, что РФ перешла на электронные таможенные декларации с начала 2014 г. Хотя и в самой России, и в Казахстане, и в иных странах Союза, и на уровне ЕАЭС реализуются отдельные значимые инициативы по цифровизации таможенной и логистической деятельности, а также разработческие и пилотные проекты, рассчитанные в том числе на последующую интеграцию с проектами «Шелкового пути» (например, в сфере создания и эксплуатации электронных навигационных пломб), назвать их сопоставимыми с китайскими мерами невозможно.
Учитывая существующий цифровой разрыв между странами ЕАЭС и КНР и иные факторы, на данный момент стороны до сих пор обсуждают или общие контуры совместных мегапроектов, как в случае с соглашением 2018 г. о цифровом транспортно-логистическом коридоре «Восток – Запад», или рамочные вопросы. Это было вновь продемонстрировано на прошедшей на высоком уровне в октябре 2020 г. конференции «Сопряжение Евразийского экономического союза и китайской инициативы «Один пояс, один путь». Как следствие, реальный диалог о совместных цифровых инициативах до сих пор ведется преимущественно на двустороннем уровне.
Двустороннее цифровое сотрудничество: ad-hoc, без сюрпризов
Двустороннее цифровое сотрудничество между странами — участницами ЕАЭС и КНР на редкость предсказуемо и развивается по схожей модели. Связано это, прежде всего, со структурой технологических возможностей КНР и акцентами в сфере экспорта цифровых товаров и услуг, а также с проблемами и задачами, которые решают страны Союза.
Не рассматривая подробно все страны и направления и исключая простые экспортно-импортные операции в сфере персональной электроники и онлайн-торговли, можно выделить несколько базовых групп мероприятий, прорабатываемых в двустороннем формате. Сразу заметим, что для РФ, как наиболее крупной и развитой страны Союза, актуальны они все.
Одним из основных направлений практически для всех стран ЕАЭС в последние годы вполне закономерно стало развитие телекоммуникационных технологий, прежде всего 5G, и строительство новой инфраструктуры при участии китайских поставщиков.
Развитые страны ЕАЭС прорабатывают с Китаем также различные проекты в сфере развития национального инновационного потенциала в цифровой сфере. Здесь наибольшей популярностью пользуются совместные технопарки. Не говоря об огромном числе российско-китайских проектов этого типа, в качестве примеров укажем на диалог Astana Hub и Чжунгуаньцунь (один из крупнейших и известнейших технопарков КНР) и на проект международного индустриального парка «Великий камень» в Белоруссии (электроника и телекоммуникации, логистика, электронная коммерция и пр.). Реже фиксируются совместные научно-технологические структуры и проекты (ср. Белорусско-китайский центр в сфере смарт-технологий в структуре Национальной академии наук с участием Гуанчжоуской образовательной и научно-технической компании «У Син»).
Отдельным направлением стало развитие инициатив в сфере интеллектуальной городской инфраструктуры. Редким кейсом здесь являются комплексные проекты в сфере «умных городов», например, многомиллиардный технологический проект 2020 г., реализуемый совместно Академией технологий Китая, Компанией технического развития Китая и Агентством реконструкции и развития Армении. Вероятно, это связано опять же с опасением излишней зависимости от КНР. В основном же рассматриваются проекты, связанные с повышением безопасности дорожного движения или снижением рисков преступной деятельности за счет цифровых решений, как в случае проектов в Бишкеке и Душанбе и в иных районах центральноазиатских республик.
Наконец, реализуется целый ряд совместных или скоординированных мероприятий в сфере отдельных технических, бизнес- и межгосударственных процессов, как в случае с диалогом по кибербезопасности, обменом данными между железнодорожными службами и пр.
Перспективы цифрового диалога КНР — ЕАЭС
События 2019–2020 гг. существенно меняют фон двустороннего и многостороннего сотрудничества ЕАЭС и государств — членов Союза с Китаем, особенно это касается цифровой сферы. Двойной удар по странам региона нанесли замедление роста китайской и российской экономик вкупе с обвалом цен на углеводороды. Меняется социально-политическая ситуация в Белоруссии, а Армения балансирует на грани серьезного военного конфликта или же как минимум политических пертурбаций и экономических потерь, связанных с событиями в Нагорном Карабахе. Не до конца очевидно, к чему в среднесрочной перспективе приведет развитие ситуации в Киргизии. Таким образом, амбициозные планы по цифровизации большей части стран Союза придется отложить или сократить. Эти процессы развиваются на фоне обострения американо-китайского противостояния, где цифровая повестка и один из ее основных блоков — связь стандарта 5G — оказывается одним из ключевых элементов конфликта и взаимных «геотехнологических» операций США и Китая в отношении третьих стран и рынков.
В этой ситуации большая часть стран ЕАЭС (кроме РФ, которая сама находится в остром конфликте с США) оказываются заложниками новых международных реалий. Экономические и частично социальные проблемы стран региона диктуют необходимость более тесного диалога с КНР, что предполагает и постепенное вхождение в сферу ее «цифрового влияния». Однако такое сближение свыше определенного уровня представляет для них существенные риски, в том числе связанные с диалогом с США и частично с самой Россией, которая при всех дружественных чувствах к Китаю, очевидно, опасается полной утери экономического влияния на постсоветском пространстве.
Усугубляет ситуацию еще и тот факт, что период высоких цен на минеральные ресурсы и относительной политической стабильности в квазирегионе ЕАЭС оказался для большинства стран «потерянным десятилетием». Лозунги создания экономики знаний, цифровой революции и даже сильной промышленности (в том числе при опоре на КНР — казахстанские планы создания 55 китайских промпредприятий) так и остались, по большому счету, лозунгами. Цифровизация экономики идет, и в отдельных случаях приносит действительно хорошие результаты, но она явно не соответствует тому уровню, когда сопряжение цифровых повесток и проектов с КНР станет по-настоящему взаимовыгодным. Иными словами, большей части стран ЕАЭС едва ли удастся осуществить истинную цифровую кооперацию с КНР и выйти за пределы импорта определенных цифровых товаров и услуг и некоторых далеко не самых передовых решений, развития отдельных проектов в сфере телекоммуникаций или цифровизации отдельных процессов в сфере общих интересов.
Однако даже в этих крайне непростых условиях продвижение цифровизации и международного сотрудничества в данной сфере остается едва ли не безальтернативным путем. Китай по-прежнему остается крупным торгово-инвестиционным партнером, и даже просто повышение эффективности отношений с Поднебесной (не говоря о возможностях использования ее цифрового потенциала для решения конкретных задач государств Союза) диктует необходимость не только поэтапного развития диалога, но и разработки практических проектов. И основной проблемой в этом контексте оказываются даже не столько санкционные риски со стороны США или страхи перед экономическим экспансионизмом Китая, сколько слабая проработанность собственных цифровых повесток государствами — членами Союза наряду с размытым коллективным видением цифровой интеграции внутри ЕАЭС. Несложно заметить, что этот «цифровой тест» неплохо выявляет общие проблемы объединения.
В ближайшей перспективе все стороны займут выжидательную позицию, с тем чтобы оценить новый status quo и связанные с ним риски и вызовы, а заодно решить далеко не простые внутренние проблемы. Лишь после этого возможно будет если и не продвигать идеи цифрового сотрудничества в зоне ЕАЭС — КНР, то хотя бы задать и решить, наконец, ключевой вопрос о совместных цифровых интересах, задачах и возможностях вместо бесконечных соглашений и конференций, пусть даже и цифровых. В противном случае разноскоростная цифровизация (как и иные экономические процессы в Союзе) приведет к закреплению за ЕАЭС репутации «расширенного» клуба по отдельным интересам, а возможности повысить эффективность диалога внутри Союза и максимизировать выгоды от взаимодействия с КНР за счет цифрового инструментария будут потеряны окончательно.
РСМД. 10.11.2020
