Европа и Россия: отношение к «новой холодной войне» США и Китая
Глобальный американо-китайский конфликт станет для Европы и США наиболее серьезным испытанием за все время их существования в качестве относительно единого сообщества либеральных рыночных демократий, пишет Тимофей Бордачев, программный директор клуба «Валдай». Статья публикуется в рамках валдайского проекта Think Tank в продолжение онлайн-сотрудничества между индийским аналитическим центром Observer Research Foundation и клубом «Валдай».
Причина в том, что Китай не угрожает интересам, не говоря уже о выживании, европейских участников этого сообщества, а конфликт с ним может в современных условиях принести не пользу, а одни проблемы. Поэтому ведущие страны Европейского союза все чаще задумываются над тем, как вести себя дальше, и уж точно не собираются безоговорочно поддерживать своих американских союзников по НАТО. Это на самом деле происходит впервые за всю 75-летнюю историю трансатлантических отношений.
В конце мая президент США Дональд Трамп успел одновременно громко заявить о новом наступлении на экономические позиции Китая по всему миру и получить чувствительный удар в виде вежливого отказа канцлера Германии Ангелы Меркель принять личное участие в саммите «Большой семерки» на территории США. В качестве формальной причины отказа была названа необходимость оставаться дома в связи с еще продолжающейся пандемией коронавируса. Однако, случись такая пандемия в прежние времена, никто бы не сомневался в присутствии германского лидера на встрече. Наоборот, она была бы использована для того, чтобы продемонстрировать всему миру единство Запада перед лицом новой угрозы. Сейчас для того, чтобы спешить с подобной демонстрацией, у европейцев нет ни объективных, ни субъективных причин.
Действительно, все изменилось. Согласно результатам одного из недавних опросов, проведенных в Германии Институтом Пью и Фондом Кербера, только 37 процентов немецких респондентов считают, что отношения с США являются для их страны более приоритетными по сравнению с отношениями с Китаем. Это на 13 процентных пунктов меньше, чем было по итогам такого же исследования общественного мнения в 2019 году. Любопытно при этом, что только немногим меньше – 36 процентов опрошенных – вообще предпочитают более тесные отношения с Китаем. Здесь также наблюдается рост на 12 процентных пунктов по сравнению с аналогичным опросом прошлого года.
Всплески антипатии к США в Европе случались и раньше. После вторжения американцев и избранной группы союзников в Ирак и вплоть до конца правления предыдущей республиканской администрации отношение к США тоже было в Европе критическим. Кстати, тогда и европейские лидеры, и Россия уже через несколько месяцев позировали с Бушем-младшим на очередной встрече «Семерки», превращавшейся в то время в «Восьмерку». После того, как президентом стал Барак Обама, все вернулось в относительно спокойное прежнее русло. Европейские государства не смогли использовать эту передышку в восемь лет для того, чтобы исправить в свою пользу соотношение сил как в рамках Запада, так и на глобальном уровне. Поэтому приход к власти в США радикальной республиканской администрации Дональда Трампа был там воспринят с ужасом.
После 2017 года США перешли к революционной политике в отношении международного порядка. Этот порядок возник после холодной войны на основе норм и правил, установленных внутри Запада в период 1945–1990 годов. Он в равной мере распределял между своими участниками экономические и политические выгоды. При этом лидерство оставалось за США, поскольку они были сильнейшей в военном отношении державой. Для Европы этот порядок был более чем удобным. Европейская интеграция как таковая возникла в условиях, когда США снимали с Европы любые заботы о собственной безопасности и ответственность за принимаемые решения. В экономическом плане колоссальные выгоды от либерального порядка получал и Китай. Даже Россия стремилась одно время стать его частью, хотя достаточно скоро разуверилась в такой возможности.
К началу 2020 года политика США по революционному пересмотру существовавших правил и норм уже вполне оформилась. Единственное, чего ей не хватало, – действительно серьезного и полномасштабного конфликта с одной из великих держав. Россия в этом отношении основой для всей внешней политики США быть не могла. Но Китай уже вполне созрел для такой роли. Именно поэтому пандемия коронавируса стала первым в истории явлением такого порядка, повлекшим серьезные последствия для международной политики в целом.
И на первом месте среди этих последствий – начало лобового столкновения США и Китая во всех, похоже, сферах, кроме (пока) военной. Это столкновение было объективно обусловлено невозможностью одновременной реализации обеими державами целей своего развития. Изменение мирового баланса сил в результате роста китайского могущества не могло и дальше происходить сравнительно бесконфликтным образом. Хотя именно это предпочли бы европейцы, поскольку тогда они получили бы возможность на постепенное отстранение от США. А возможно – просто на усиление своих позиций внутри трансатлантического сообщества.
Сам Китай достаточно долго стремился сделать конфликт с США подобием «странной войны». Когда всем очевиден естественный характер противостояния, понятны его конкретные проявления и долгосрочные цели сторон, но все происходит в неявной форме. В таком случае китайцы рассчитывали аккумулировать возможности до тех пор, пока вытеснение США с мирового Олимпа просто не потребовало бы от них прямого столкновения. Это, однако, не получилось. Как часто бывает со слабеющими державами, постепенно теряющими свое международное доминирование и к тому же подверженными серьезным внутренним проблемам, США пытаются разрубить гордиев узел революционным путем и перевести конфликт в открытую форму. Это хотя бы дает им некоторые шансы на победу.
Поэтому глобальное изменение баланса сил – это и рост возможностей Китая, и увеличение решимости США сохранить доминирующее положение. Европа в этом конфликте может оказаться наиболее пострадавшей стороной. Точно так же, как ситуация после завершения холодной войны была для европейцев наиболее комфортной за всю историю, распад либерального мирового порядка доставляет именно им наибольшее количество неприятностей. Самая серьезная из этих проблем – возрастающая необходимость определять собственное место в глобальном балансе именно в то время, когда Европа к этому меньше всего готова.
Европейский союз за последние десять лет пережил несколько серьезных кризисов. Кризис зоны евро в 2008–2012 годах существенно подорвал демократичность принятия решений между странами ЕС, поставил отдельные из них в положение принимающих правила, которые им навязывают другие. Кризис беженцев в 2014–2015 годах впервые серьезно поставил под сомнение европейскую солидарность в важном для каждого вопросе внутренней безопасности. Весенний пандемический кризис 2020 года практически разрушил европейскую солидарность. Более богатые страны заняли достаточно эгоистическую позицию в отношении наиболее пострадавших от пандемии Италии и Испании. То, что сейчас «план Макрона и Меркель» предлагает выделить экономическим субъектам этих стран значительные грантовые средства, вряд ли сможет исправить ситуацию. Эти средства предлагается выделять напрямую компаниям, то есть, по существу, в обход национальных правительств. Поэтому у последних вполне резонно может возникнуть вопрос, зачем им нужно сообщество, где сильные игнорируют их интересы в отношениях с собственными гражданами?
Германское председательство в ЕС начинается 1 июля и ставит перед собой достаточно амбициозные цели – придать Европе новый импульс внутри и вовне. Нарастающий конфликт США и Китая здесь – и угроза, и возможность. По всей видимости, европейцы будут стремиться избежать того, чтобы делать четкий выбор в пользу своих давних партнеров за океаном. Неопределенность их политики – это одновременно и показатель того, что новый конфликт не станет повторением холодной войны 1945–1990 годов, и результат изменившихся глобальных условий.
Россия была для Европы историческим конкурентом, который на протяжении трехсот лет стремился доминировать в Старом Свете и мнение которого европейские державы были вынуждены принимать во внимание. После 1945 года надписи на русском языке оставались на руинах Рейхстага, а советские танки стояли в центре Европы. Коммунистическая идеология СССР представляла собой экзистенциальную угрозу для западноевропейских государств и их образа жизни. С другой стороны, минимизация связей с коммунистической Россией не мешала развитию Европы и даже, наоборот, ему способствовала. После 1917 года Россия впервые со времен Петра Великого устранилась из европейского баланса сил. Но оставалась при этом «идеальным противником» –угрожающим и способствующим развитию. При этом издержки политической и экономической системы в СССР уже с середины 1950-х годов весьма убедительно доказывали гражданам европейских стран важность сохранения особых отношений с США, демократии, рыночной экономики и самой европейской интеграции.
Однако Китай для Европы не представляет ни идеологической альтернативы, ни экзистенциальной угрозы. Пекин стремится торговать и развивать экономические отношения без того, чтобы навязывать свои политические взгляды. Более того, пока официальный Пекин признает за европейцами их права в мировых делах, всячески поддерживает многосторонние институты. Эти институты для Европы – вообще один из немногих реальных внешнеполитических ресурсов. Поэтому для нее было бы нерационально ввязываться в конфликт с Китаем, когда на кону нет собственных интересов, а ценностям ничто не угрожает. Другие важные союзники США – Австралия и Япония – находятся в принципиально ином положении. Для них Китай рядом и совершенно точно будет навязывать им свои представления о правилах поведения, требовать уважения собственных интересов в сфере региональной безопасности. Но Европа здесь в стороне.
Поэтому европейцы в ближайшие месяцы и годы будут стремиться использовать новый глобальный конфликт для того, чтобы увеличить собственные, незначительные пока ресурсы и возможности. Ведущие континентальные государства, в первую очередь Германия и Франция, уже в этом году попытаются играть роль независимого посредника со стороны США. В этом смысле их действия окажутся в чем-то сродни политике России, которая, выступая в качестве друга Китая, попробует себя в виде балансира для другой стороны. Если Москва и примет приглашение Трампа на сентябрьскую встречу «Семерки + Россия, Австралия, Корея и Индия», то обоснует это необходимостью не дать превратить этот саммит в антикитайское собрание.
Поэтому мы сможем в ближайшее время наблюдать некоторое сближение дипломатических позиций Европы и России в отношении центральных проблем международной политики. Германия потратит полгода председательства в ЕС на консолидацию своей политической власти внутри Союза. Вряд ли это сможет стать долгосрочным фактором внутренней стабильности в ЕС, но на какое-то время позволит ему не рухнуть окончательно. Диалог с Китаем в условиях нарастания его борьбы с США также будет проводиться под флагом новой, более самостоятельной роли Европы в международных делах.
Этой дипломатической стратегии Европы будет способствовать принципиально новый характер важнейшего глобального конфликта по сравнению с прошлой холодной войной. Борьба Китая и США – это не фронтальное и достаточно легко управляемое противостояние антагонистических международных режимов, отрицающих этику друг друга. Даже несмотря на то, что сейчас многие в США попытаются это представить именно таким образом. Вездесущий характер борьбы двух держав сделает ее более опасной, но менее требовательной в отношении обязательств и поведения союзников. Солидарность младших партнеров с лидером каждого из противостоящих блоков окажется не правилом, а результатом свободного выбора применительно к каждой отдельной ситуации.
Умозрительная пока биполярность станет исключительно комплексным явлением международной политики и будет напоминать борьбу держав до наступления тотального в своих проявлениях XX века. Это, помимо очевидных рисков, приведет к расширению индивидуальных возможностей государств увеличивать свое влияние путем дипломатического маневра. Европа располагает наибольшим в мировых масштабах опытом такого внешнеполитического поведения. То, что сейчас европейцы начали движение в сторону признания неизбежности этического многообразия как вполне реальной альтернативы универсальной этике либерального мирового порядка, – это уже очень серьезный сигнал.
Международный дискуссионный клуб "Валдай". 09.06.2020
