Почему отложили приятие Стратегии развития ЕАЭС 2025?
Означает ли факт непринятия стратегии-2025 вызов для самой концепции евразийской интеграции? Как возможно реализовать процесс интеграции с очевидным элементом наднациональных структур с определенными полномочиями и их регулятивной ролью, но в духе, соответствующем полному представлению интересов стран-участниц ЕАЭС? Об этом Ia-centr.ru рассказал российский политолог, научный сотрудник Института экономики РАН Александр Караваев.
О чем говорит отложенное подписание стратегии-2025? Надо понимать, что страны-участницы ЕАЭС не провалили эту стратегию, просто ее подписание отложили, она уже ведь сформирована как документ.
Кризис вызван не ситуацией в самом объединении и не столько сложностями интеграционного взаимодействия, сколько объективно сложившейся ситуацией в мире.
И, собственно, поэтому трудно сказать: есть ли какие-то победители или страны, регионы, которые выйдут из пандемии усиленными, потому что в общем мы опустились все вместе. Все вместе потерпели серьезное понижение в перспективах экономического роста и провалы по всем остальным жизненно важным показателем, характеризующим экономическую деятельность.
Другое дело, что, конечно, мы обязаны учитывать, что и внутри ЕАЭС по итогам 2019 года, когда пандемия еще не обозначилась, а экономический глобальный кризис назревал, было понятно в общем-то, что показатели внутренней торговли союза стагнируют. Тогда рост внутренней торговли официально составлял 0,2% по итогам 2019 года. Подчеркиваю, что говорю о показателях внутренней торговли внутри объединения. Рост промышленного производства тогда составлял где-то 2,5%, что в принципе соответствует мировым показателям такого рода объединений.
Тем не менее, стратегия была рассчитана все-таки на более удачную внешнюю конъюнктуру, в особенности в той части, которая относилась к содействию внешнему экспорту. Это сейчас и наказывается в сильнейшем кризисе.
Почему данная проблема, связанная с тарифами на транспортировку газа и окончательную его стоимость, стала камнем преткновения? Версии сейчас уже обсуждаются разные, потому что окончательно всю картину мы увидим лишь спустя несколько месяцев. А может быть, даже в конце года, но я бы сейчас уже назвал несколько.
Первое – это то, что связано с неустановленными тарифами внутри самих российских монополий – спор между Роснефтью и Транснефтью с попыткой Роснефти снизить или зафиксировать нынешний тариф прокачки и желанием Транснефти увеличить его в два с половиной раза. Это непосредственно отражается и на стоимости прокачки газа.
Во-вторых, я уже не говорю о ситуации падения стоимости газа на европейском рынке, прежде всего в Австрии, где расположен центральный европейский хаб – распределительный газовый центр.
Третий момент политический. Я полагаю все-таки, что президент России хотел бы подписывать соглашение с глазу на глаз, то есть вживую.
Вполне возможно, что встреча в июле станет площадкой подписания этой стратегии.
Вероятно, что вопрос с тарифами на транспортировку и ценообразованием в энергетике, на газовых рынках – может быть действительно вынесен за скобки данной стратегии, как и предполагалось 4 года назад, когда обсуждали постадийные переходы к общим рынкам.
Дело в том, что такие регулируемые по единым параметрам и единым механизмам газовые рынки – одна из заключительных стадий формирования общего экономического пространства. Эта стадия всегда относилась к периоду после 2020 года, а не на сам 2020 год.
Я полагаю, что эту тему вынесут за рамки стратегии, документ все-таки надо рассматривать как стратегию в целом промышленной кооперации, модернизации, способов административного управления, рынков услуг, перевода рынков услуг в цифровой формат, перевода административного управления в цифровой формат и создания условий для технологических рывков в разных отраслях.
Что касается полномочий комиссии, это вопрос дискуссионный, он будет всегда, и опыт Еврокомиссии показывает, что недовольные тоже всегда будут, а на фоне этого альтернативного взгляда такие бюрократические структуры только укрепляются.
Но чем больше сфер общего экономического взаимодействия будет в полномочиях Евразийской комиссии – тем больше ответственности будет в ее решениях, а административный вес чиновников комиссии и в целом аппарата будет увеличиваться, сама структура будет реально наполняться. Подчеркну, что на данный момент времени уже прошел длительный период наполнения ЕЭК документами, механизмами, консультациями и работой с предпринимательским сообществом – с коммерсантами, с директорами и владельцами корпораций, с правительствами стран...
В этом заключалась первая часть первых 5 лет работы Евразийской комиссии. А сейчас наступает время уже оперативного регулирования, и ответственность этой структуры повышается значительно.
ИАЦ МГУ. 20.05.2020