Нейтралитет для стран Черноморского региона: абстракция, недостижимая цель или эффективная модель?

Сергей Маркедонов, к.и.н., в.н.с. Центра евроатлантической безопасности ИМИ МГИМО МИД России, эксперт РСМД

Александр Дубови, научный директор Института политики безопасности, научный координатор Центра евразийских исследований Венского университета

С 2019 г. в Австрии под эгидой Венского Института политики безопасности, проходит серия экспертных семинаров с участием представителей стран Европейского союза, США, России и постсоветских государств Черноморского региона. Эти встречи уже выявили и подтвердили как существующие противоречия, так и точки соприкосновения. В ходе экспертных семинаров открыто и смело высказываются разные идеи и сценарии. В этой связи хотелось бы суммировать позиции для дальнейшей дискуссии как в рамках, так и за пределами венского формата.

Границы Черноморья

Говоря о Черноморском регионе, следует подчеркнуть важный факт: его границы не являются четко зафиксированными. Как правило, политики и эксперты, обсуждающие положение в Черноморье, рассматривают ситуацию не только в шести прибрежных государствах (Болгарии, Грузии, России, Румынии, Турции и Украине), но и сопредельных странах. И отнюдь не случайно, что среди членов полноформатной международной Организации Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), созданной 28 лет назад (если вести ее историю от «Босфорского заявления»), мы видим Албанию, Армению, Азербайджан, Грецию, Молдову, Сербию. Трудно себе представить внешнеполитическую динамику в Грузии без влияния армяно-азербайджанского противостояния из-за Нагорного Карабаха, а перспективы приднестровского урегулирования и развития Республики Молдова в целом — без факторов Румынии и Украины. Турция — стратегический союзник Азербайджана и главный геополитический оппонент Армении, а Россия ищет пути для наращивания своих позиций на Балканах. Особое значение для Черноморского региона имеет самоопределение бывшего сербского автономного края Косово. Для одних это «гуманитарная интервенция» и пример т.н. ремедиальной сецессии[1] для предотвращения геноцида, для других — опасный пример, провоцирующий сепаратизм и нестабильность, а для третьих — последствие внешнего вмешательства с целью перекройки границ или прецедент, позволяющий спорной территории рано или поздно отделиться от «материнского государства».

По справедливому замечанию австрийского политолога и юриста Бенедикта Гарцля, «Международный суд ООН оказался не в состоянии обеспечить четких указаний в отношении последствий успешной практики сецессии в своем консультативном заключении по поводу законности Декларации о независимости Косово. В частности, его основным юридическим доказательством был тезис о том, что “международное право в целом не содержит применимого запрещения деклараций независимости”. В соответствии с этой логикой власти других де-факто государств, включая и Абхазию, рассматривали возможности для своего признания. И эта правовая неопределенность в сочетании с односторонними действиями западных стран в случае с Косово укрепляет позиции других де-факто государств не делать никакого иного выбора, кроме выдвижения максималистских требований, таких как независимость и государственный суверенитет»[2]. Именно в этом и заключается смысл так называемого косовского прецедента, как бы он бы он ни отличался от кейсов Закавказья или Приднестровья. Признавая его юридическую уникальность, следует иметь в виду, что сегодня этот кейс вышел за рамки исключительно правовых дискуссий, во многом зажил самостоятельной политической жизнью.

Конфликты и внешнеполитическая конкуренция

Черноморье сегодня буквально переполнено неразрешенными этнополитическими конфликтами. Здесь пересекаются интересы крупных мировых держав и различных интеграционных объединений. Практически все непризнанные и частично признанные образования постсоветского пространства находятся в Черноморском регионе. Именно в нем впервые после распада СССР была поставлена под сомнение неприкосновенность «беловежских принципов» о границах между союзными республиками как константе. Установление же российской юрисдикции над стратегически значимой частью Черноморья — Крымским полуостровом — вызвало самую масштабную конфронтацию между Россией и Западом с момента окончания холодной войны.

Черноморский регион традиционно рассматривался как конкурентная площадка ведущих международных игроков. Со «времен очаковских и покоренья Крыма» и до «борьбы за проливы» примеров такого противоборства немало. И сегодня мы видим острое соперничество между Россией и Западом за влияние на пространство от Закавказья до Балкан. Однако эта привычная картина требует определенной нюансировки.

В последние годы значительно изменилась такая доминанта черноморского соперничества как российско-турецкие отношения. В прошлом Российская и Оттоманская империи вели между собой 12 войн (если включать в этот список и турецкий фронт Первой мировой). Сегодня отношения между Москвой и Анкарой, хотя и отличаются прагматизмом, идеальными не назовешь. Страны расходятся во мнениях по многим вопросам, начиная от статуса Крыма и перспектив разрешения карабахского конфликта и заканчивая территориальной целостностью Грузии. Но в то же время позиция Турции (обладающей второй по численности армией в НАТО) далеко не во всем тождественна подходу Вашингтона. Особенно в той части, которая касается «интернационализации» Черного моря, понимаемой США, естественно, как укрепление американских позиций. И Москва, и Анкара имеют общий интерес к налаживанию прагматических отношений в экономике, в то время как София и Бухарест (формально союзники Турции) опасаются формирования российско-турецкого «евразийского альянса».

Не все так просто и с описанным выше косовским казусом. В вопросе отрицания самостоятельности бывшего сербского автономного края парадоксальным образом сходятся позиции России, Украины, Грузии, Румынии и Молдовы, хотя по этнополитическим конфликтам в постсоветских странах их позиции диаметрально противоположны. И вот здесь, на наш взгляд, кроется вторая фундаментальная проблема Черноморского региона, традиционно находящаяся в тени «большой геополитики». Речь идет о многосоставности стран Черноморья и сложных процессах национального строительства в них, порождающих конфликты.

В особенности это касается постсоветской части турбулентного региона. Известный историк, профессор Джорджтаунского университета Чарльз Кинг справедливо заметил, что постсоветский порядок в Закавказье (а эта формула вполне применима и к Украине с Молдовой) был «не естественным итогом стремления отдельных наций к независимости, но, скорее, отражением способности мирового сообщества терпеть один вид сецессии, но отвергать другой». В итоге сецессия бывших союзных республик от СССР «стала легитимной посредством международного признания и членства в многосторонних организациях». В то же время последующее несогласие с этим выбором в возникших в ходе распада единой страны де-факто образованиях «рассматривалась лишь, как бесперспективные попытки рационализировать капризы сепаратистов»[3].

Как сохранить «цветущую сложность»?

Многие авторы, исследующие динамику изменения черноморской безопасности, приходят к выводу о торжестве североатлантического интеграционного вектора. Так, турецкий политолог Митат Челикпала и его греческий коллега Димитриос Триантафиллу констатируют: «Три из шести прибрежных стран Черного моря (Турция, Румыния и Болгария) — члены НАТО, а две других (Украина и Грузия) пытаются расширить свою кооперацию с Альянсом». Между тем хотелось бы заметить, что если авторы стоят на позициях территориальной целостности Грузии и Украины (а это не вызывает сомнений), то они должны признать наличие, как минимум, раскола во мнениях. Абхазия, Южная Осетия, Крым и «народные республики» Донбасса видят гарантами своей безопасности не Вашингтон и Брюссель, а Москву. Это может нравиться или вызывать возмущение, но не считаться с этим невозможно.

Между тем, по данным украинской социологической группы «Рейтинг» (19 декабря 2019 г.) 52% респондентов заявили, что проголосовали бы «за» на референдуме о вступлении Украины в Североатлантический альянс, в то время как 30% — «против». До этого за пять лет исследований Рейтинга число симпатизантов НАТО на Украине лишь один раз превышало 50% — в ноябре 2014 г. (51% — «за», 25% — «против»). Заметим, исследование проводилось во всех регионах страны, но не на территории, подконтрольной ЛДНР и, естественно, не в Крыму. И даже в этих условиях продолжает сохраняться территориальный раскол при определении позиции (на западе и в центре страны больше поклонников натовской интеграции, а на востоке преобладают противники).

Отсюда следует крайне важный тезис: не только Россия, опасающаяся продвижения НАТО к своим границам, но и различные группы населения Черноморья (как жители непризнанных образований, так и отдельных регионов в признаваемых государствах — например, Гагаузия в Молдове или восточные регионы Украины) заинтересованы в сдержках и противовесах евроатлантическим устремлениям. И крайне опасно, когда внутренние расхождения дополняются фактором геополитического соперничества, а также попытками использовать конфронтацию внешних игроков в борьбе за власть. Игнорирование «цветущей сложности» Черноморья и попытки свести его многообразие к единому знаменателю не дают вывести этот регион на новый уровень. Ведь без урегулирования проблем безопасности никакая содержательная повестка, будь то экономика или экология, невозможна просто потому, что без доверия никакая инициатива не может быть эффективной.

В этой связи спасение безопасности Черного моря посредством совместных усилий и широкого диалога, основанного не на превосходстве «западной цивилизации», а на учете многосторонних интересов, представляется задачей номер один. Если стабилизация Евразии начнется, то она начнется именно с черноморских берегов.

Поскольку простых решений для таких сложносоставных пространств, как Черноморье, не существует, почти забытая концепция постоянного нейтралитета могла бы сыграть положительную роль. Как минимум ее можно было бы ввести в дискуссионный оборот наряду с уже традиционным спором о расширении НАТО и его последствиях (воспринимаемых на Западе как благость, а в России — как вызов). Статус постоянного нейтралитета, основанного на международном праве и гарантированного международным сообществом, может стать интересным вариантом геополитического и геоэкономического баланса как для самих государств Черноморья, так и для России и Запада в целом. При этом австрийская концепция нейтралитета могла бы послужить примером в данной ситуации. Естественно, речь не идет о каком-то прямом копировании или автоматическом перенесении уникального опыта одной страны на другую почву.

Нейтралитет, как выход?

В 1955 г. Австрия приняла нейтралитет и согласилась не вступать в военные союзы и не допускать на свою территорию иностранных военных. Хотя изначально страна не стремилась стать нейтральной, со временем в Вене поняли, что нейтралитет — это инструмент для сплочения общества, формирования государственной идентичности. В первые годы становления Второй Австрийской Республики нейтралитет стал синонимом независимости и помог Австрии сформировать сильную идентичность впервые после распада Австро-Венгерской империи.

Говоря о нейтралитете и австрийской концепции нейтралитета как примера для подражания, мы должны помнить о том, что не существует единственно верной концепции нейтралитета. Подобно тому, как Австрия выработала собственное понимание нейтралитета на основе швейцарской модели, постсоветские государства Черноморского региона могут выработать свое понимание нейтралитета. Нейтралитет — это сложный, многогранный процесс, не догма и не «разменная монета», а образ жизни. Он не является панацеей, но долгосрочным процессом в рамках государственной политики. К слову, принятие нейтралитета по факту невозможно без определения неких правил игры между великими державами. Та же швейцарская модель стала следствием «европейского концерта», сложившегося на завершающем этапе наполеоновских войн и в ходе работы Венского конгресса. Австрийской же модели придал внешний импульс американо-советский консенсус относительно будущего этой страны после завершения Второй мировой войны.

Одного Закона о нейтралитете мало. Нужна широкая дискуссия с вовлечением гражданского общества. Главное — процесс дискуссии, государственной и политической деятельности должен иметь целостный характер. Важно, что нейтралитет не самоцель, он не способен заменить государственную стратегию. Но дискуссия о нем способна послужить отправным пунктом и своего рода катализатором обсуждений будущего государственности, национальных интересов полиэтничных сообществ, а также роли данных стран в регионе и его отношений с ключевыми акторами международных отношений.

Кроме того, нейтральный статус не исключает двустороннего или многостороннего сотрудничества в том числе с Россией или с НАТО. В связи с изменением миропорядка и отсутствием доверия между коллективным Западом, Россией и некоторыми государствами Черноморья нейтралитет может и должен быть компенсирован многовекторным экономическим сотрудничеством. Таким образом, он будет способствовать диверсификации внешней политики причерноморских стран и развитию партнерских отношений с другими центрами силы, вовлеченными в региональную геополитику.

_________________

1. Vidmar J. Remedial Secession in International Law: Theory and (Lack of) Practice // St Antony's International Review. 2010. Vol 6. №1. Pp. 37-56

2. Подробнее см. аргументацию автора: Nationalism and Politics of the Past: Harzl B. The cases of Kosovo and Abkhazia //Review of Central and East European Law. 2011. №36 (2). Pp.53-77.

3. King Ch. The ghost of freedom. A History of the Caucasus. Oxford and NY. Oxford University Press. 2008. P. 315.

РСМД. 25.02.2020