Чей мультилатерализм лучше? Отношения ЕС и России в условиях шаткого миропорядка

Максин Дэвид

Не стоит думать, что мультилатерализм подразумевает исключительно сотрудничество: один набор многосторонних институтов вполне может использоваться для борьбы с другим.

У любого, кто внимательно следит за отношениями ЕС и России в последние пять лет, найдется не много оснований говорить об их будущем с оптимизмом, особенно в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Можно пересчитать по пальцам те вопросы, в которых позиции сторон совпадают.

Ситуация сейчас такова, что даже там, где, казалось бы, возможен консенсус, уже при поверхностном анализе становятся видны разногласия. Один из таких камней преткновения – мультилатерализм, то есть многосторонние форматы регионального и международного уровня, в которых участвуют Россия, ЕС и входящие в него страны.

Если исходить из упрощенного понимания мультилатерализма как сотрудничества между тремя или более сторонами, то и Россия, и ЕС видят в таких многосторонних форматах удобный инструмент для достижения своих целей. Однако мультилатерализм – концепция очень гибкая, похожая на пустой сосуд, который каждый наполняет своим содержанием. Поэтому в последнее время мультилатерализм становится все больше похож на словесное поле боя между Россией и ЕС, где каждый отстаивает свое понимание этой концепции.

Пусть и не говоря об этом в открытую, Москва стремится доказать, что ее понимание мультилатерализма по своей природе более универсально, чем понимание ЕС. Главный российский аргумент тут в том, что подход России к многосторонним форматам свободен от идеологических установок. Таким образом, Москва пытается достичь невозможного и очистить понятие мультилатерализма от ценностного содержания.

Для России мультилатерализм – это скорее стратегия, а не нормативный принцип. Говоря о нем, Сергей Лавров приводит в пример многосторонние организации, в которых состоит Россия. ООН, G20, БРИКС он описывает как инструменты, при помощи которых Россия продвигает свои интересы и заявляет свою позицию. В прагматичном понимании мультилатерализма, предлагаемом Лавровым, «нет места для идеализма и мессианства», под которым понимается «стремление распространять ценности по всему миру».

Российское видение мультилатерализма также предполагает поддержку государственного суверенитета, который находится под защитой международного права. При этом не очень понятно, почему мультилатерализм, суверенитет и поддержка международного права сами по себе не являются ценностями.

В свою очередь, ЕС твердо и открыто придерживается убеждения, что в основе мультилатерализма лежат определенные ценности, что, впрочем, не мешает ему давать прагматичные ответы на глобальные проблемы. На встрече министров иностранных дел стран ЕС в июне 2019 года вновь был назван главный посыл Глобальной стратегии ЕС, согласно которой поддержка демократии, прав человека и верховенства закона необходимы для укрепления «мультилатерализма, основанного на правилах».

Казалось бы, продвигаемая ЕС концепция «эффективного мультилатерализма» не противоречит российскому видению. Однако склонность ЕС противопоставлять верховенство права международному праву, а также делать акцент на правах человека дает некоторым российским аналитикам и экспертам по внешней политике возможность и дальше углублять противоречия между Россией и ЕС. Такая ситуация выглядит удручающе, а отношения все чаще скатываются к спорам о семантике вместо конструктивных дискуссий о реальных действиях и их последствиях.

Так ли важно, что Россия настаивает на том, что российское и европейское понимание мультилатерализма отличаются между собой и даже несовместимы? Важно, если рассматривать эту позицию в контексте печального состояния российско-европейских отношений, нежелания Москвы ничего с ними делать, а также продолжающегося конфликта на Украине и вокруг нее. В этом смысле стоит вспомнить предостережения, что вызовы мультилатерализму не обязательно выражаются в возвращении к односторонним или двусторонним подходам к международным отношениям, проблемы могут возникнуть и    из-за борьбы разных многосторонних форматов, своего рода конкурентного мультилатерализма.

Создание Евразийского экономического союза и заигрывание (не только российское, но и европейское) с неопределившимися государствами на пространстве между Россией и ЕС предоставляют богатую пищу для подобного теоретизирования. Не стоит думать, что мультилатерализм подразумевает исключительно сотрудничество: один набор многосторонних институтов вполне может использоваться для борьбы с другим. Таким образом, ЕАЭС бросает вызов ЕС, пытаясь сдержать процесс его расширения, и это уже политика конфликта, а не сотрудничества. В который раз становится очевидно, что терминология действительно имеет значение – за словами часто следуют действия.

За этими теоретическими рассуждениями легко забыть, что политика осуществляется в первую очередь от имени и ради граждан государств ЕС и России, и здесь к ним обоим есть ряд вопросов. Аналитикам следует не тонуть в рассуждениях об институтах и нормах, определяющих их функционирование, а сосредоточить свое внимание на результатах многосторонних усилий. Иными словами, экспертному сообществу следует пристально следить за тем, что именно политики делают, выступая от нашего имени, и напоминать им об ответственности. Это означает, что надо перестать мыслить провинциально и подумать о последствиях внутренней и региональной политики крупных игроков на других участников отношений. Ведь и с прагматической, и с нормативной точки зрения то, что сделано в одном месте, может повлиять на развитие событий в другом, и первые десятилетия двадцать первого столетия служат прекрасным примером того, как внешние факторы дают о себе знать внутри страны.

Максин Дэвид принимала участие в 11-й встрече экспертов Экспертной сети по вопросам внешней политики ЕС – Россия (EUREN), которая была посвящена позиции России и ЕС на международных форумах. Публикация подготовлена в рамках проекта «Россия – ЕС: развивая диалог», реализуемого при поддержке Представительства ЕС в России

Московский Центр Карнеги. 17.12.2019