Парадоксы «русской карты» в Эстонии
Сергей Андреев, аспирант ИМЭМО им. Е. М. Примакова РАН
После распада СССР на территории Эстонской Республики проживало несколько крупных национальных меньшинств. По данным переписи 1989 г. эстонцы составляли только 61,5% населения, основные меньшинства — русские (около 30%), украинцы (около 3%) и белорусы (почти 2%)[1] . За первое независимое десятилетие население страны уменьшалось, но эстонская доля росла за счет еще большей убыли неэстонского населения и к 2000 году достигла 68%. Далее в показателях переписи наступила стагнация и нулевые не изменили процентный состав населяющих Эстонию. Последние оценки десятых годов демонстрируют незначительное увеличение общей численности населения при тех же этнических пропорциях. Скрепляющим звеном для неэстонского населения является русский язык — это основное средство коммуникации как между собой, так и с эстонским населением, которое еще не забыло русскую речь, доставшуюся им от Советского Союза. Хотя это больше касается старшего поколения — те, кто не застал СССР в сознательном возрасте или родился уже после него, предпочитают английский.
Но языковой вопрос породил проблему неграждан — лиц, не обладающих всеми правами полноценных граждан страны. Таллин восстановил Закон о гражданстве 1938 года, который выбросил из правового поля тех, кто не был гражданином страны до присоединения к СССР или его потомком, а это — треть населения. Фактически они стали иностранцами, хотя здесь же они родились, учились и работали. Вступили в силу требования к знанию эстонского языка, конституции и закона о гражданстве (это необходимо для получения паспорта). Такая жесткая ассимиляция дала свои плоды — к 2006 г. неграждан уже было 8% населения, в 2012 г. — 6,9%, 2019 г. — 5,5%. Процесс натурализации постоянно облегчался, ибо жесткие требования, речи о «выживании эстонской нации» и «пятой колонне» русскоязычных граждан только отпугивали соискателей гражданства.
Несмотря на то, что Таллин постоянно переводил проблему неграждан в плоскость исключительно языковых вопросов, основной удар местного национализма приняли на себя этнические русские, самое крупное меньшинство страны. Они часто не могут получить официальный ответ от местных органов на русском, хотя Закон о языке это право гарантирует, если больше половины населения муниципалитета составляет этническое меньшинство (только для этого нужно иметь эстонское гражданство, а неграждане меньшинством официально не считаются). Языковая инспекция следит за знанием эстонского в органах власти, сфере обслуживания и здравоохранении, но использование других зыков в быту не запрещается. Такая политика «интеграции», проводимая почти 30 лет, закономерно вызывала возмущение не только среди местного неэстонского населения, но и со стороны других государств (прежде всего России) и международных организаций. Сокращение образования на русском языке, ревизионистская историческая политика, отказ от предоставления русскому статуса хотя бы регионального — весь этот капитал недовольства постоянно копился и периодически выплескивался наружу. А рост популярности крайне правых популистов на двух последних парламентских выборах только усугубляет межнациональную обстановку. Прежняя русофобская риторика сохраняется, но ксенофобия по отношению к беженцам из Ближнего Востока и трудовым мигрантам из Украины затмила собой пренебрежение к русскоязычному населению.
Кто прошел в парламент в 2019 году
По сравнению с прошлыми выборами 2015 года, преимущество получили сторонники консервативного либерализма и крайне правых взглядов. Левая часть политического спектра теряет позиции.
Идеология Партии реформ Эстонии (Eesti Reformierakond) стоит на принципах экономического либерализма и свободного рынка. Одним из предвыборных обещаний было освобождение от налогов дохода в 500 евро. Но в политике сохраняется консервативная позиция — перевод образования на эстонский язык, внедрение военной подготовки в старшие классы школы, отказ от упразднения института неграждан. В 2007 г. партия была одним из инициаторов переноса «Бронзового солдата» из центра города, что вылилось в масштабные протесты. С 1995 г. занимает лидирующие позиции на выборах, с 2016 г. — в оппозиции. Партия выступает против коалиции с Центристской партией и ультраправыми. Основа электората — городские жители, частные предприниматели, люди с высшим образованием. На выборах 2019 г. она заняла первое место — 28,9% (34 места в парламенте).
Центристская партия Эстонии (Eesti Keskerakond) имеет довольно смешанную идеологию, одновременно выступает за сохранение либерализма в экономике и за усиление государственного регулирования. Таким образом, политики рассчитывают сформировать стабильный средний класс. Отмечается популистскими обещаниями поднять пенсии, пособия и зарплаты. Впервые пришла в правительство в 1995 г., с тех пор еще четыре раза была в правящей коалиции. Центристы заработали хороший политический капитал во время переходного периода 1990-х гг., собрав недовольных рыночными реформами. Партия обвиняет своих главных противников — Партию реформ — в поддержке исключительно богатой части населения, и постоянно обещает справедливое распределение бюджета и введение прогрессивного налогообложения. Еще одна основа партии — русскоязычные граждане и неграждане Эстонии, поскольку партия выступала за смягчение языковой политики страны. В 2016 г. многолетний лидер партии Эдгар Сависаар (обвинявшийся в отстаивании интересов Москвы) уступил свой пост Юри Ратасу, ушедшему «вправо». Юри Ратас обвинял Россию в нарушении международного права и согласился на коалицию с умеренными националистами из «Отечества». Получив на последних выборах 23,1% (26 мест), партия осталась на втором месте, хотя за неделю до голосования была лидером общественного мнения. По мнению руководства, причиной поражения было обещание более прогрессивного налогообложения и недостаточное внимание к электронному голосованию (им воспользовались 28% голосовавших).
Консервативная народная партия Эстонии (Eesti Konservatiivne Rahvaerakond, EKRE) — представитель ультраправого политического лагеря Эстонии. Партия уже проходила в парламент, но в 2019 году заняла третье место, набрав 17,8% голосов (19 мандатов). Основными лицами являются отец и сын — Март и Мартин Хельме. По словам основателя партии Марта Хельме, его взгляды сформировала история его семьи. Отец был ветераном Эстонского легиона СС, а дед — ветераном войны за независимость 1918–1920 гг. Программа партии подразумевает «сохранение жизнеспособности эстонской нации», перевод образования на эстонский язык, ассимиляцию всех неэстонских жителей страны, строгий контроль за иммиграцией, запрет абортов, повышение зарплат, снижение налогов, государственное вмешательство в экономику, сбалансированный бюджет, запрет однополых отношений. Весь этот радикальный популистский ответ нынешнему порядку вещей предполагается финансировать за счет кредитов с расчетом, что все окупится за 2–3 года. Но протест не затрагивает проводимую политику негражданства и историческую политику — партия выступает за эстонизацию всех нацменьшинств и немедленное уничтожение всех памятников, установленных во времена СССР.
В то время, как в Северной Америке и Западной Европе за публичное употребление уничижительных прозвищ можно лишиться карьеры и репутации, Эстония демонстрирует скорее не свободу слова, а полную развязность. Мартин Хельме еще в 2013 г., комментируя беспорядки в Швеции, по эстонскому телевидению позволил себе ряд резких высказываний: «Я хочу, чтобы Эстония была белой страной»; «Если ты черный — возвращайся обратно»; «Приток мигрантов приведет к разграблению и изнасилованию эстонских городов»; «Эстония не должна допускать того, чтобы дела зашли слишком далеко, как в Англии, Франции и Швеции»; «Неправильно говорить, что они приезжают сюда — их посылают из Брюсселя». Свою откровенную расистскую риторику политик оправдывает опытом миграции в Европу, подчеркивая, что приезжие не собираются ассимилироваться и занимаются только преступлениями. Март Хельме, комментируя миграционную политику, в 2018 г. заявил следующее: «Количество негров в Таллине резко возросло», а после этого добавил, как он обучал чернокожих студентов в университете — он постучал по деревянному столу и сказал: «Если вы постучите по ним, то там будет пусто». Годом ранее не обошлось и без критики сексуальных меньшинств: «Полицейские и так перегружены. Почему они еще должны охранять парады извращенцев?». Также консерватор добавил, что будет добиваться запрета на «гомосексуальное промывание мозгов в школах и детских садах».
В 2015 г. скандал вызвали записи консерватора Яака Мэдисона в социальной сети, где он, будучи студентом, оправдывал некоторые аспекты режима нацистской Германии. Молодой депутат осуждал геноцид и концентрационные лагеря, но восхвалял немецкую военную промышленность, которая «сделала страну одной из самых сильных в Европе за кратчайшие сроки». Также Я.Мэдисон не увидел ничего плохого в национализме, поскольку это «один из ключевых моментов сохранения государственности». На критику в свой адрес консерватор ответил, что его целью было просто обсудить все негативные и позитивные стороны политических режимов.
Нельзя сказать, что националистов в Эстонии не было и раньше, но такой резкий популистский представленный в парламенте ответ существующему миропорядку с предложениями окончательно сделать Эстонию только эстонской и обеспечить благосостояние абсолютно всем в короткие сроки застал страну впервые.
Партия «Отечество» (Isamaa) заняла четвертое место на выборах (11,4% голосов, 12 мест в Рийгикогу). Формально партия основана в 2006 г. путем слияния правых партий «Союз Отечества» и Res Publica, ведущих свою историю с начала 1990-х гг. Идеология партии сочетает в себе элементы умеренного национализма, христианской демократии и экономического либерализма (сама партия позиционирует себя как либерально-консервативная). После отделения от СССР основу партии составили бывшие диссиденты (создававшие свои партии еще во времена Перестройки). Ее члены начали проводить рыночные реформы и интеграцию с ЕС. После объединения партия постоянно присутствовала в правительстве в коалиции с Партией Реформ, а на последних выборах выразила своё согласие на сотрудничество с консерваторами. Выходцы из этой партии внесли больший вклад в политику по отношению к русскоязычному населению.
Социал-демократическая партия Эстонии (Sotsiaaldemokraatlik Erakond) заняла пятое место на выборах (9,8% голосов и 10 мандатов). Образована партия была в 1990 г. — тогда в единую партию слилось несколько социал-демократических движений, в том числе действовавших в изгнании и вернувшихся на историческую родину. Помимо идей социальной справедливости партия продвигает социально-ориентированную рыночную экономику и строительство государства всеобщего благосостояния, благосклонно взирая на удачный пример старшего брата — Финляндии. В русскоязычных муниципалитетах по популярности она находится в тройке лидеров.
Ультраправые в парламенте
Переговоры по созданию коалиции осложнялись разногласиями между Партией реформ Эстонии, Центристской партией Эстонии и внезапным третьим результатом ультраправых консерваторов, с которыми никто ранее не намеревался вести переговоры (за исключением «Отечества»). Переговоры между реформистами и центристами ни к чему не привели из-за предложений по налоговой реформе, которая могла бы негативно повлиять на обещания центристов. После чего Партия реформ предложила коалицию «Отечеству» и социал-демократам, но только последние выразили свое согласие, и большинства голосов такой вариант не получил. Глава реформистов Кая Каллас (дочь основателя партии — Сийма Калласа) заявляла о возможности создания коалиции со всеми партиями, исключая консерваторов, либо формирование правительства меньшинства с социал-демократами.
По ходу затянувшихся переговоров между «Центром» и «Реформами», глава центристов и премьер-министр Юри Ратас объявил о начале переговоров с EKRE и «Отечеством» — наиболее яркими представителями националистических сил в стране. Это негативно отразилось на рейтингах его партии, ведь ещё до выборов Ю.Ратас негативно отзывался о радикальной риторике консерваторов и исключал какое-либо сотрудничество с ними. Уже через полторы недели после выборов рейтинги центристов пошли резко вниз, особенно среди русскоязычных избирателей, которые не могли простить любые переговоры с ярыми националистами, а реформисты только набирали популярность. Возможная коалиция «Реформ» — «Отечество» — социал-демократы оказалась наиболее предпочтительной. Несмотря на заявления о верности демократическим ценностям, ради сохранения премьерского кресла Ю.Ратас пожертвовал своими обещаниями и частью электората, пригласив консерваторов в правительство. Такое решение негативно восприняли в Европарламенте и в самой партии. В правлении партии случилась первая отставка. 6 апреля «Центр», консерваторы и «Отечество» представили коалиционное соглашение (15 портфелей поделили поровну), 16 апреля президент К.Кальюлайд официально поручила Ю.Ратасу сформировать коалицию, после того как парламент отверг предложения Партии Реформ. 29 апреля правительство начинает работу. В правительстве консерваторы получили должности, связанные с финансами, внутренними делами, внешней торговлей, окружающей средой и вопросами села.
Такая правая консервативная коалиция шокировала ряд центристов и Партию Реформ, считающих присутствие EKRE угрозой демократическим европейским ценностям, к которым страна шла со времен советской перестройки. Третье место ультраправых на выборах было обеспечено не только антииммигрантской риторикой на фоне кризиса с беженцами, этому способствовала работа с населением деревень и малых городов, не ощущавших рост экономики (именно там большинство избирателей проголосовало за консерваторов), возмущение легализацией однополых браков, рост правых популистских настроений в мире. Март Хельме акцентировал свое внимание на росте национализма и евроскептицизма, аргументируя это приходом к власти в США Дональда Трампа и Brexit.
Русские между консерваторами и беженцами
Рейтинги меняются — уже в мае у «Центра» они опустились до 15,3%, консерваторы выходят на второе место с тем же результатом, что и на выборах, а «Реформы» только набирают популярность — 33,5%. Традиционная партия, за которую голосовало русскоязычное население, пошла на соглашение с ультраправыми, что и вызвало разочарование неэстонского электората. Помимо этого, в коалиции присутствуют либерально-консервативное «Отечество», члены которого выстраивали дискриминационную политику с начала девяностых — ярлык «фашистов» тогда получили именно они. Но умеренная часть националистов не выступала за полное неприятие всего неэстонского, для них важно было, чтобы все граждане знали эстонский язык, историю и законодательство; в конце концов, они же и привели Эстонию в ЕС, который также, как и Россия, выражал обеспокоенность положением русскоязычного населения и требовал соблюдать ценности свободы и равенства. Март Хельме открыто заявил, что он никогда не боролся за русскоязычных избирателей, но надеется увеличить число русских в своем электорате. Это будет для него крайне трудновыполнимой задачей, поскольку большинство русских в Эстонии считают важным не только сохранение русских школ, но и хорошие отношения с Россией, чего нет в программе консерваторов. Там все с точностью наоборот. Конечно, каждому новому поколению русскоязычного населения гораздо легче интегрироваться в эстонский социум, но такая радикальная политика неприятия всего неэстонского приведет только к межнациональным конфликтам.
Русскоязычное население, доля которого в стране оценивается в 30%, оказывается в крайне затруднительном положении. Центристская партия разочаровала своим союзом с ультраправыми, консерваторы с расистскими высказываниями и факельными шествиями не могут завоевать симпатии неэстонского населения, «Отечество» воспринимается как и EKRE, Партия Реформ, хотя и не уходит в национализм, но тоже не отстаивает позиции русского языка. Ни одна партия не позиционирует себя как защитника русскоязычного населения, этот имидж заработали центристы. Их политика была направлена на замедление темпов эстонизации страны, но не на ее упразднение. Идея полностью эстонского образования господствует на политической арене страны — разница между партиями по «русскому вопросу» была в темпах проведения интеграции, и русские шли за «Центр» по принципу меньшего из зол. Теперь он в коалиции с большим из зол.
Сегодня Таллин выступает еще и с антиевропейской повесткой дня, обвиняя Брюссель в проблеме беженцев из Африки и Ближнего Востока. Только в этом вопросе прежняя антирусская риторика заметно уступает напору антиисламских и антиевропейских речей. По иронии судьбы, некогда прежние русофобы-консерваторы поспешили улучшить свои представления о русскоязычном населении страны и ругать миграционную политику Эстонии. Помимо демонстраций против глобального пакта ООН о миграции (Эстония его не поддержала) и приема беженцев, консерваторы отметились высказываниями против украинцев — тех, кого они еще недавно поддерживали на «Евромайдане». В сентябре этого года депутат от EKRE Лео Куннас в эфире телевидения призвал предпринимателей не нанимать дешевую рабочую силу из Восточной Европы, а создавать условия для местного населения, добавив, что «проживающие в Эстонии русские — наши люди» и «русские стали нам роднее». В том же эфире Март Хельме негативно высказался об украинцах, поскольку они демпингуют цены на рынке труда и не собираются возвращаться домой. Помимо того, что Эстония отменила бесплатные долгосрочные визы для украинцев и белорусов, консерваторы пообещали поставить вопрос о полной отмене безвизового режима для Украины. Но М.Хельме не отказался от своей русофобской риторики, уточнив, что «приезжающие украинцы не столько украинцы, сколько русские с востока Украины, или просто homo soveticus»[2] .
Другой казус произошел в сентябре во время голосования по законопроекту о переводе образования на эстонский язык с сентября 2020 года. Закон, по которому вроде бы выработался консенсус, был забракован правой коалицией. Проект был внесен реформистами, но коалиция отклонила его «за слишком короткие сроки исполнения». По их мнению, нужно сначала создать необходимые условия перевода. А ведь отклонили проект те, кто выступал за немедленное и безоговорочное упразднение русского языка в образовании. Для «Реформ» этот шаг был одновременно демонстрацией выполнения своих предвыборных обещаний и дискредитацией националистов, которые тоже обещали упразднить русский язык, но не сделали этого. Перевод на эстонский язык пока отсрочен, но от него не отказываются и разрабатывают программу развития эстонского языка до 2035 года. Очевидно, что для полной ассимиляции неэстонского населения потребуется как минимум еще одно поколение.
***
Националисты смогли удачно использовать рост евроскептицизма, критику либеральной идеи и антииммигрансткую риторику (несмотря на ничтожно малое количество беженцев в стране) и добиться третьего места на выборах. Но это далеко не лидеры общественного мнения, и, вступая в коалицию с более сильными игроками, приходится уступать своим предвыборным обещаниям и радикальной повестке дня. Никто не отказывается от ассимиляции неэстонского населения и ликвидации русского языка в образовании, но и идти вразрез с Партией Центра, которая годами собирала вокруг себя русскоязычных, радикалы не собираются, ибо их присутствие в правительстве достигнуто благодаря тем заступникам русских, которые предложили им коалицию, и крах центристов влечет за собой крах всего правительства. Третье место у консерваторов значительно затруднило формирование коалиции — идеологически близкие блоки не набирали большинства, и было понятно, что любая коалиция будет иметь кучу родовых травм и договариваться между собой будет сложно. Русские не имеют своей партии, которая отстаивала бы их интересы, их защитники из «Центра» дружат с радикалами и их положение оказывается все более неопределенным. Консерваторы ставят амбициозные цели — получить большинство на выборах и сформировать свое правительство. Пока что EKRE, создав себе провокационный и взрывоопасный имидж, до 2023 года будет договариваться по вопросам русского языка и выплескивать свое недовольство на приезжих из других стран, но в борьбе за русский электорат у них меньше шансов. Конечно, борьба за власть и заигрывание с русским населением — это часть политической борьбы, и на первый взгляд в этом нет ничего предосудительного. Однако радикальные меры по отношению к русскоязычному населению националисты не отменяли и критика миграционного кризиса — всего лишь информационный шум, который является частью политической игры между правыми и центристами.
________________
1. Численность населения 1881–2000. // Eesti Statistika, 2010. – С. 10.
2. Homo soveticus — ироничное пренебрежительное прозвище советского человека, его антипод. Первое употребление восходит к русскому философу С.Н. Булгакову, только тогда он употребил homo socialisticus, негативно отзываясь о попытках большевиков построить «новую историческую общность» и сравнив красноармейцев с «дарвиновскими обезьянами».
РСМД. 27.11.2019
