Крупные, но уже не главные. Как России и Европе адаптироваться к противостоянию США и Китая

Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги

Проблема европейской безопасности сегодня и на перспективу состоит в том, чтобы обеспечить безопасность континента в условиях, когда два важнейших компонента структуры безопасности (страны НАТО и их партнеры с одной стороны и Россия – с другой) тесно связаны с противоположными сторонами главного конфликта XXI века – противостояния США и Китая.

Глобальное соперничество великих держав, которое вернулось в международные отношения в середине 2010-х годов, существенно отразится на международной и региональной безопасности, в том числе европейской.

Когда это соперничество только зарождалось, в 2014–2016 годах, речь шла о переходе отношений между Россией и США в состояние конфронтации, отчасти напоминающей холодную войну, но с существенными отличиями[1]. В дальнейшем ситуация усложнилась. С 2017 года США решительно отказались от прежней политики в отношении Китая, сочетавшей вовлечение (engagement) и мягкое сдерживание (hedging), и перешли к жесткому давлению на эту страну[2].

Одновременно Вашингтон усилил политическое и финансово-экономическое давление на Москву, отношения США с Россией продолжали обостряться. На этом фоне Москва и Пекин, в свою очередь, активизировали сотрудничество во многих областях, включая военную. В 2019 году президент России Владимир Путин охарактеризовал отношения РФ с Китаем как союзнические[3].

По некоторым оценкам, мир вступает в период новой биполярности, где главными игроками будут США и КНР. В то время как Соединенные Штаты отстаивают свое лидирующее положение в глобальной системе, Китай, усилившийся экономически, финансово и в военном отношении, обнаружил едва ли не равные сопернику геополитические амбиции[4].

Однако противостояние этих двух полюсов вряд ли окажется столь же жестким и всеобъемлющим, как это было во второй половине ХХ века между СССР и США. В мире, вероятно, не будет четких разделительных линий, как во времена холодной войны. И тем не менее это противостояние заставит другие государства определиться со своим местом относительно центральной оси соперничества между Вашингтоном и Пекином. Это в первую очередь относится к России, выстроившей тесные отношения с Китаем, и к Европе, где большинство стран состоят в НАТО или иным образом тяготеют к США.

Европейская безопасность, как мы видим, совершает очередную эволюцию. В первой половине ХХ века она уже перестала быть делом только европейских государств, а во второй половине превратилась в функцию отношений Советского Союза и США. Теперь же европейская безопасность становится элементом системы евро-азиатской безопасности, в которой наряду с США и Россией все более значительную роль играет Китай.

Проблема европейской безопасности, таким образом, сегодня и на перспективу состоит в том, чтобы обеспечить безопасность континента в условиях, когда два важнейших компонента структуры безопасности (страны НАТО и их партнеры с одной стороны и Россия – с другой) тесно связаны с противоположными сторонами главного конфликта XXI века.

Понятно, что ситуация несимметрична. Европейские страны в основном состоят в формальном военно-политическом союзе с США, предполагающем единство действий, в то время как между Россией и Китаем официально существуют отношения стратегического партнерства, оставляющие Москве и Пекину свободу маневра. НАТО к тому же по-прежнему рассматривает в качестве потенциального противника Россию, а не Китай. Для России же Североатлантический альянс вновь стал синонимом американского военного присутствия в Европе. Россия, наконец, выступает на международной арене как самостоятельная величина, а европейские страны не представляют собой консолидированный субъект в рамках НАТО, где безусловно лидируют США. Европейский союз, как тесное объединение государств, но не союзное государство, не обладает собственной стратегической идентичностью и только провозглашает стремление к стратегической автономии.

Новая геоэкономика

Соперничество и сотрудничество государств – основное содержание и одновременно основной двигатель современных международных отношений. Период универсального доминирования одной державы – Соединенных Штатов Америки, – который продолжался четверть века после окончания холодной войны, завершился. Система Pax Americana способствовала глобализации международных отношений, всемирному распространению передовых стандартов в различных областях, в конечном счете – единству мира, хотя бы и при руководящей роли одной-единственной державы. Эта система помогла росту и повышению технологического уровня китайской экономики, началу подъема Индии, дала Европе возможность забыть о внешней политике и обороне, а также многому научила Россию и другие страны.

У Pax Americana были и очевидные недостатки. Главный из них – не столько исключительное положение державы-гегемона, сколько эгоизм ее элиты и узость повестки дня, которую эта элита формировала. Американская гегемония была эффективна в условиях, когда главный противник предыдущего конкурентного цикла международных отношений – Россия – пребывала в состоянии внутренней смуты, провала, а затем неровного восстановления, а основной нарождавшийся соперник – Китай – был всецело сосредоточен на задачах внутреннего развития. Когда же в России решили, что у страны достаточно сил для возвращения в большую игру держав, а США заметили, что Китай обыгрывает их на экономическом поприще и может составить серьезную конкуренцию в технологической сфере, тогда державный мир – pax – закончился.

Американо-китайское противоборство отличается от советско-американского сравнительно меньшим упором на идеологическую и военную составляющие. На первый план вышли вопросы экономики, финансов, технологий. Соревнование идет между экономическими моделями, финансовыми институтами и технологическими платформами, а также между повестками дня и образами будущего, которые предлагают и продвигают Америка и Китай. Геополитика остается решающим фактором, но обогащается новыми измерениями – геоэкономикой, геофинансами, геотехнологиями.

Европа в отличие от США не рассматривает Китай как военную угрозу и не защищает от него свое глобальное экономическое лидерство. Она в большей степени открыта для сотрудничества и взаимодействия с КНР.

Тем не менее китайскую инициативу «Один пояс, один Путь» (ОПОП) в Европе восприняли со смешанными чувствами[5]. С одной стороны, намерение Китая создать или модернизировать инфраструктуру, связывающую Азию с Европой, открывает новые возможности для развития торговли – главной сферы внешней активности Европейского союза. С другой стороны, озабоченность вызывает стремление КНР приобретать инфраструктурные объекты за рубежом, выстраивать с более слабыми партнерами отношения долговой зависимости, покупать политическое влияние в других странах, особенно если речь идет о восточных соседях Европейского союза и государствах восточного фланга самого ЕС.

В тесное взаимодействие с КНР уже включились 16 восточноевропейских стран, из которых 11 – члены ЕС. Крупнейшая страна Южной Европы Италия поддержала ОПОП. Греция предоставила Китаю свои порты. Многие страны бывшего Советского Союза – Украина, Белоруссия, республики Закавказья, Казахстан и государства Средней Азии, составляющие восточное соседство ЕС, – рассматривают Китай как важнейшего торгового, экономического и финансового партнера. Для их многовекторной внешней политики Пекин – альтернатива не только Российской Федерации, но и странам Запада и их институтам.

Сама Россия, не ставшая, подобно другим партнерам ОПОП, просто присоединяться к китайскому проекту, предложила Пекину формулу сопряжения между ОПОП и поддерживаемым Москвой Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС), включающим также Армению, Белоруссию, Казахстан и Киргизию[6]. РФ при этом действует осторожно, стремясь избежать чрезмерной зависимости от КНР, но экономическое взаимодействие двух стран укрепляется.

С 2014 года Китай, оттеснив Германию, бессменно занимает первое место в товарообороте России[7] (у РФ, однако, лишь десятое место среди торговых партнеров КНР). Китай также сменил Германию в качестве главного поставщика машин и оборудования в Россию. Таким образом, в геоэкономическом отношении на востоке ЕС соседствует уже не только с Россией и ЕАЭС, но и с российско-постсоветско-китайским экономическим «сопряжением». Несостоявшаяся Большая Европа от Лиссабона до Владивостока сменяется Большой Азией от Шанхая до Петербурга[8].

Эти перемены во многом стали результатом того, что с 2014 года США и ЕС ввели против России экономические санкции. Россия, которая на протяжении столетий ориентировалась на Западную Европу в том, что касалось инвестиций, кредитов и передовых технологий, была вынуждена активнее разворачиваться на восток в поисках альтернативы. В условиях западных санкций России пришлось допустить китайские государственные корпорации к освоению своих энергетических ресурсов, чего прежде РФ избегала. Баланс в российской внешнеэкономической деятельности между западным направлением и исторически отстававшим восточным заметно смещается в пользу последнего[9].

Россия разворачивается в сторону КНР также в финансовом и технологическом отношениях. Рассматривая облигации, деноминированные в долларах, как уязвимые по отношению к возможным санкциям США, Москва диверсифицирует свои золотовалютные резервы. Хотя взамен продаваемых долларовых активов РФ приобретает преимущественно активы в евро, доля китайского юаня также значительно выросла[10].

Небольшая, но растущая часть российско-китайского товарооборота осуществляется в национальных валютах[11]. По указанию Пекина китайские государственные банки предоставляют российским госкорпорациям долгосрочные кредиты[12]. Еще заметнее эти сдвиги в странах Центральной Азии[13]. Речь не идет, конечно, о создании на территории бывшего СССР зоны юаня, но китайские позиции в финансовой сфере региона укрепились.

В коммуникационных технологиях 5G Россия, отставшая в создании собственных платформ, также в большей степени полагается на китайские – взамен ставших политически ненадежными американских. Общая идея Москвы заключается в том, чтобы диверсифицировать политику в области коммуникационных технологий через сотрудничество со всеми основными лидерами – США, Европой и Китаем[14]. Европейские компании Nokia и Ericsson остаются, с точки зрения Москвы, возможными партнерами, но считается, что в кризисной ситуации они неустойчивы к возможному давлению со стороны США[15].

Если российско-американские отношения сохранят негативную динамику, что наиболее вероятно в среднесрочной перспективе, а развитие отечественных российских технологий будет по-прежнему запаздывать, – технологическая зависимость России от Китая будет возрастать, и РФ может попасть в формирующуюся геотехнологическую сферу притяжения КНР. В таком случае между Россией и ЕС возникнет еще и технологический барьер.

Новая геополитика

В геостратегической области такой барьер – фактически линия военно-политического противостояния – уже существует. Отправной точкой стали политический кризис на Украине, вмешательство в него Российской Федерации, присоединение Крыма к РФ и вслед за этим вооруженный конфликт в Донбассе. С 2014 года российско-украинские отношения превратились в откровенно враждебные. С НАТО Россия снова вступила в период, когда каждая сторона рассматривает другую как вероятного противника. Обострились отношения РФ и с непосредственными соседями – Польшей и странами Прибалтики. На этом фоне военное присутствие США сдвигается в восточном направлении (в Польшу, Прибалтику, Румынию). Россия, со своей стороны, усиливает группировку войск и сил в Калининградском анклаве.

В последние годы, однако, ситуация стала сложнее. Российско-китайское военное сотрудничество вышло на новый уровень. После 2014 года Москва ослабила экспортные ограничения и согласилась передавать Китаю более современные системы вооружений, такие как комплексы ПВО С-400 и самолеты Су-35[16].

Совместные военные учения Вооруженных сил РФ и Народно-освободительной армии Китая, идущие со второй половины 2000-х годов, стали более масштабными[17]. При этом не только отрабатывается взаимодействие двух армий в контртеррористических операциях, но и рассматриваются их совместные действия в других возможных конфликтах, включая региональные войны. Китайские военные моряки учатся вместе с российскими коллегами, в том числе в морях, омывающих Европу, – Балтийском, Черном и Средиземном[18]. С 2019 года ВВС двух стран осуществляют совместное воздушное патрулирование – пока в Северо-Восточной Азии[19].

Прекращение с 2019 года действия Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) сняло запреты на развертывание ракет наземного базирования с дальностью пуска от 500 до 5500 км. Появление американских ракет на Европейском континенте, если оно произойдет, приведет к самому серьезному с 1983 года обострению военно-политической обстановки в Европе. Это повлечет за собой изменение ядерных стратегий в сторону нанесения первого упреждающего удара, и в результате угроза ядерного конфликта резко возрастет.

Развертывание РСМД в Европе пока что выглядит менее вероятным, чем появление таких систем в Азии. Вероятными целями для них в таком случае будут военные и политические объекты КНР. Именно фактор усиления военной мощи КНР и решимость Вашингтона противостоять этому стали, по-видимому, главной причиной выхода США из ДРСМД.

Развертывание в Азии систем, способных внезапным ударом уничтожить главные центры принятия решений и основные ракетные базы противника, может привести к ответным шагам со стороны не только Китая, но и России. В 2019 году стало известно, что Москва оказывает помощь Пекину в создании системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), исключающей возможность нанесения по КНР внезапного ракетно-ядерного удара[20]. До сих пор системами СПРН обладали только Россия и США. Военное сотрудничество России и Китая, таким образом, усиливает свой стратегический характер. Эхо противостояния с одного конца все более взаимосвязанной и взаимозависимой Евразии может быстро отозваться на другом ее конце.

От европейской к евро-азиатской безопасности

Приведенные примеры не свидетельствуют пока о формировании китайско-российского военного союза, тем более монолитного блока, противостоящего Соединенным Штатам и их союзникам. Отношения Москвы и Пекина носят все более союзнический характер, но это не союз бывшего советского (Варшавский договор) или нынешнего американского (НАТО) образца, в котором безусловно доминирует главный участник.

И Китай, и Россия трепетно относятся к собственному суверенитету и стремятся сохранить свободу внешнеполитического маневра. Ни КНР, ни РФ не могут и не хотят претендовать на лидерство в этой «двойке». В этом смысле связь Москва – Пекин больше напоминает союзы, которые заключала императорская Россия с другими великими державами или Советский Союз со странами антигитлеровской коалиции.

Такое положение создает возможности для выстраивания гибких отношений между Россией и другими странами, чьи отношения с Китаем носят менее доверительный и менее дружественный характер: с Японией на востоке, Индией на юге, европейскими странами на западе.

Российская внешняя политика уже продемонстрировала способность к такой гибкости на Ближнем и Среднем Востоке, где на фоне проведения военной операции в Сирии ей удается сохранять продуктивные контакты с политическими антагонистами – Израилем и Ираном, Ираном и Саудовской Аравией, Турцией и курдами. Очевидно, что Россия намерена поддерживать самостоятельные отношения с США и странами Европы.

Гибкая политика дает шанс избежать жесткой биполярности в Евразии. Осуществить эту возможность можно через параллельные шаги России и Европы. Понятно, что российско-европейские отношения в области безопасности могут быть улучшены, если начнут выполняться Минские договоренности 2015 года по Донбассу. Смена власти на Украине в результате президентских и парламентских выборов 2019 года создает для этого более благоприятную обстановку.

Реализация в полной мере Минских соглашений и реинтеграция на их основе Донбасса в Украину может привести к смягчению или отмене санкций и в результате поможет Москве сбалансировать российскую внешнюю и внешнеэкономическую политику между Востоком и Западом. В то же время прогресс в урегулировании конфликта на востоке Украины может повысить значение объединенной Европы как геополитического игрока, способного активно и самостоятельно участвовать в решении международных конфликтов на континенте.

Донбасское урегулирование даже в лучшем случае займет немало времени. Украинские националисты жестко критикуют Минские договоренности как капитулянтские. Конечный дипломатический успех не обеспечен. Однако подавляющая часть российско-европейских экономических связей не ограничена санкциями. На ряде направлений, в том числе в сфере информационных и коммуникационных технологий, компании стран ЕС могут составить серьезную конкуренцию китайским производителям на российском рынке. Это отвечало бы не только коммерческим, но и стратегическим интересам Европы, а также – с точки зрения поддержания равновесия между Востоком и Западом – стратегическим интересам России.

Другим направлением международной конкуренции, где России и Европе имеет смысл соблюсти стратегический баланс, является освоение Арктики и, в частности, обустройство Северного морского пути из Азии в Европу, проходящего в основном вдоль российского побережья.

Жизненно важным, однако, становится предотвращение нового евроракетного кризиса, который может нарастать по модели конца 1970-х – первой половины 1980-х годов. Активное участие Европы в поддержании стратегической стабильности в регионе существенно не только для укрепления безопасности на континенте, но и для повышения геополитического веса объединенной Европы. России есть смысл не повторять ошибки времен позднего СССР и не провоцировать европейцев искать защиты от Москвы у США.

Недавний пример успешного взаимодействия Евросоюза, России и США для разрешения внутреннего кризиса в Молдавии дает надежду, что острые противоречия между Россией и Западом на постсоветском пространстве могут быть смягчены. Учитывая тяжелые уроки последних лет, выходом из ситуаций вокруг Украины, Молдавии и Грузии может стать готовность России не препятствовать свободному развитию отношений этих стран с Европейским cоюзом – в условиях нерасширения НАТО. Важное стабилизирующее значение имеет развитие независимой и дружественной Москве Белоруссии как соединительного звена между Россией и Европейским cоюзом, Россией и Украиной.

В XXI веке Ближний Восток и Северная Африка входят в число регионов Большой Евразии. Логично поэтому, что среди шагов, способных укрепить европейскую безопасность, должно быть и сотрудничество ЕС, России и Китая, а также желательно США по иранской ядерной проблеме; координация их усилий (а также Индии) в поиске формулы стабильности в зоне Персидского залива; взаимодействие по политическим аспектам сирийского урегулирования и на этой основе совместное участие в восстановлении Сирии; сотрудничество в стабилизации обстановки в Ливии.

Выше были сформулированы лишь некоторые мысли относительно того, как избежать жесткой биполярности и добиться устойчивого равновесия в Европе и Большой Евразии в целом. Хорошо, если высказанные соображения станут толчком к обсуждению новой геополитической и стратегической реальности. Диалог по этим вопросам остро необходим, прежде всего между двумя крупными, но уже не главными игроками на глобальной сцене XXI века, – Европой и Россией.

Публикация подготовлена в рамках проекта «Российско-китайская Антанта», реализуемого при поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания).

Примечания

[1]. См.: Trenin D. Avoiding U.S.-Russia Military Escalation During the Hybrid War. – Carnegie Endowment for International Peace. – January 25, 2018 // https://carnegie.ru/2018/01/25/avoiding-u.s.-russia-military-escalation-during-hybrid-war-pub-75277.

[2]. См.: U.S. National Security Strategy (2017), U.S. National Defense Strategy (2018), U.S. Nuclear Posture Review (2018).